Читать книгу Краски. Бетонный дворец. Часть 2 - Ирина Свисткова, Ирина Черенкова - Страница 18

Заботливые руки скользили по ее лицу, массируя напрягшиеся мускулы и разглаживая мимические складочки. Маслянистое средство питало каждую клеточку ее кожи, между тем как сама Мелани лежала, погруженная в думы. Обычно в кабинете Тимоти Гудвина она спала, но не в этот раз. Сейчас она вынашивала план побега из постыдного «Фонда», хоть мероприятие и не провалилось с треском, благодаря стараниям супруга.

– Я думаю поехать в следующем году на выставку в Париже, о которой ты говорил, – произнесла она, не открывая глаз, чисто и звонко, отчего мистер Гудвин едва не уронил со стола мисочку с питательной смесью, вздрогнув.

– Я думал, ты спишь! – Пожурил он ее, но тут же смягчился и продолжил массаж, параллельно беседуя с клиенткой: – У тебя же Бал в это время.

– К черту Бал! – Вспылила Мелани и осеклась.

Легкая отеческая усмешка слетела с уст косметолога, но комментариев не последовало. Полежав молча несколько минут, женщина не выдержала тишины и начала разговор сама:

– Я хочу поехать со своими изделиями. В Нью-Йорке были очень ординарные эскизы, я могу лучше. Думаю, Парижский размах будет как раз для меня.

Она вещала, словно с трибуны. Звонкие ноты последних слов уже улеглись в светло-сером пространстве кабинета, но собеседник молчал, словно его это все не касалось. Лишь мерно позвякивала мисочка, из которой Тимоти время от времени брал слегка теплую смесь, которую наносил на ее лицо. Ей безмерно хотелось обратной связи от ставшего почти родным пожилого мужчины, но тот не проронил ни звука, пока не закончил массаж. Наконец, находясь уже у раковины, где мастер принялся отмывать руки и инструмент от остатков средства, он соизволил подать голос.

– Для кого ты хочешь выставляться, Мелани?

– Для Парижских компаний, очевидно, – удивилась она.

– В Америке проходит масса подобных выставок ежегодно, почему именно Парижская? – Напирал Тимоти, пытаясь подтолкнуть женщину к очевидному.

– Потому что ты сказал о ней, и мне понравилась идея, – ловко отбивала подачи та.

– Я сказал тебе о ней, как о примере. Сам я был там лишь единожды и больше не собираюсь во Францию.

Мистер Гудвин вздохнул и снова уселся на стул возле клиентки. Мягкой губкой он принялся снимать остатки средства с ее лица, заботливо и нежно, словно омывал родную дочь.

– Чем тебе не нравится Париж? – Удивилась Мелани и открыла глаза, уставшая лежать без визуальных картинок.

– Мне нравится Париж. Но создается ощущение, что ты пытаешься скрыться от «Фонда».

– Ничего подобного! – Вспыхнула женщина.

Она собралась уже вскочить с кушетки, гневно взмахнув полами приспущенного с плеч шерстяного платья цвета индиго, но ловкий мастер вовремя ухватил ее обеими ладонями за подбородок, вернув назад.

– Я еще не закончил, – мягко обосновал он свой вольный жест, после чего продолжил добрые поучения клиентки. – Ты можешь сделать прекрасную коллекцию, ни сколько в тебе не сомневаюсь. И поехать в Париж ты тоже можешь, хоть с семьей, хоть без нее. И оставить «Фонд» тоже в твоих силах, все, как ты решишь. Главное, чтобы ты понимала, связанны эти вещи или нет.

Насупившись, словно нашкодивший котенок, женщина не произнесла больше ни слова до самого прощания. Она знала, что ровно через три недели снова попадет в кресло косметолога, но сегодня спешила убраться отсюда поскорее.

– Береги себя, дорогая, – попрощался с ней мастер, душевно обняв на прощание, и дверь за ним закрылась.

Оливера блестящая идея тоже не очень порадовала. Он сидел в прохладе «башни», подперев обеими руками подбородок и нахмурив брови в ответ на лившийся из уст супруги восторженный поток информации. Мелани поежилась от холода его обычно теплого взгляда, который теперь обдавал альпийской свежестью посильнее, чем вечерний воздух, проникающий в помещение через окно. Льдистые оттенки стен и одежды хозяина кабинета уже не казались ей такими уж холодными, в их сиянии вполне себе можно было согреться после морозной баталии. Когда, спустя несколько минут, супруг откинулся на массивную спинку бурого кресла, его глаза ужесточились еще больше, собрав картинку воедино. Этому мужчине не пришлось даже задавать вопросов, он и так видел насквозь ее черепную коробку, словно та была прозрачной.

– А как же «Фонд»? – Выдал он первым заезженный вопрос.

«К черту «Фонд», – подумала Мелани, повторяясь в своих вольных эмоциях, но вслух не стала этого произносить, потому что Оливер был таким же отцом ее детища, как и она – матерью.

Ничего не оставалось, кроме как пожать плечами.

– Девять лет назад ты сказала, что никогда больше не поедешь во Францию, а тем более, в Париж, – выдал он следом, стегая бедную женщину каждым словом, словно плеткой с металлическими наконечниками.

Мелани действительно клялась и божилась не совать нос в город влюбленных, сузившийся для них в последнюю совместную поездку до номера класса люкс и старинного черного телефона на кофейном столике. После чудовищной недели поисков и неизвестности, после того, как их мирная семейная жизнь разрушилась там и выстроилась вновь, она собиралась туда опять. На фоне этого ее решение оказалось весьма смелым. И странным.

Холод взгляда супруга, убивающий своей колкостью, бьющий из-под густых бровей тяжелым психологическим ломом, сковал содержимое рта цепями. Мелани едва сдерживала дикий, какой-то животный ужас в компании того, который еще минуту назад был самым родным и близким. Все ее естество затряслось мелкой дрожью, испугавшись силы, шедшей от супруга в этот момент.

– Это было так давно, – проблеяла она, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

– Скажи еще, что твоя память не выдала никаких воспоминаний при слове Париж, – ядовито усмехнулся Оливер, наградив ее очередной порцией льда.

Мелани показалось, что его взгляд наполнился презрением и ненавистью к ней. Еще бы, она себя и не оправдывала, ведь это ее вина в том, что самый романтичный город мира ассоциировался теперь в их семье со смертельной опасностью. Вдруг ей стало безумно неуютно в его компании, словно оборвалась связь. Хозяйка «Ювелирного дома» обнесла себя бетонной стеной спокойствия, спрятав страх в глубинах подсознания. Каменный колодец, отделявший теперь сердца супругов друг от друга, тут же покрылся белесым инеем непонимания в местах, где раньше теплой рекой бежала любовь.

– Ты мог быть и более почтительным с женой, Оливер, – вдруг выдала она надменно, расправив плечи и вздернув нос на полдюйма. – Или в нашей семье теперь принято так разговаривать?

– Как? – Опешил супруг, округлив глаза.

И тут все закончилось, словно лед был лишь в ее воображении. Теплый удивленный взгляд мужа оценивал ее со всех сторон, настолько искренне не понимая происходящего, что гордая поза собеседницы начала выглядеть глупой и неуместной.

– Мне показалось, ты меня винишь в том, что Париж вообще существует! – Надула губки женщина и, получив добрую усмешку в свой адрес, покосилась на обмякшего мужа.

– Похоже, это ты себя винишь за Париж. Я – нет.

На том, собственно, разговор и закончился. И вроде бы Оливер, всегда доверявший ее решениям, предоставил карт-бланш и тут, но мимолетная картинка озлобленного ледяного монстра теперь навсегда поселилась в ее памяти за бетонной стеной, возведенной в тот вечер вокруг ее сердца.

Однако ни одно из переживаний не приближало Мелани к идее, что же все-таки везти в Париж. Эскизов украшений, пылящихся по шкафам и ящикам «Ювелирного Дома», хватит на десяток выставок, а набросков, забивающих шкаф в кабинете поместья, еще на два десятка, но все это казалось прожитым этапом, не вдохновляло, словно уже однажды перегорело и оставило за собой серую дорожку пепла. Хотелось свежести, нового потока, легкости дыхания, песни весны!

И помог ей с идеей Оливер, как и всегда, преподнесший ей на день рождения диковинный букет с редкими цветами. Она долго оценивала крокусы и первоцветы, перемешанные с тюльпанами и пионами, которым сейчас было совсем не время цвести, и те самые легкость и песня весны вдруг тронули ее каменное сердце. Именинница восторженно вскликнула, словно дикая амазонка, одержавшая победу над давним врагом.

– Каждый год я дарю тебе букеты на день рождения, Мелани, что не так с этим? – Удивился супруг, но она его уже не слушала.

Минуту спустя она уже неслась в кабинет, гордо размахивая пучком цветов, окрыленная внезапно пришедшей идеей. Оливер лишь пожал плечами на ее причуды и, перекинувшись взглядами с дочерью, уселся за праздничный стол.

– Похоже, сегодня мы отмечаем день рождения без именинницы, – усмехнулся он родным карим глазам.

И оказался недалек от истины. Добежав до кабинета, Мелани вывалила с десяток наборов красок на рабочий стол и принялась шуршать карандашом о бумагу. Вскоре из-под ее рук начали разлетаться листы с акварельными цветами из золота и платины, усыпанными многочисленными драгоценными камнями. Теперь у нее есть в запасе одиннадцать месяцев на произведения искусства, каждый из которых будет шедевром.

И никакой Дениэл Кентмор ей не помешает!