Читать книгу Краски. Бетонный дворец. Часть 2 - Ирина Свисткова, Ирина Черенкова - Страница 20
Бетонный дворец
19
ОглавлениеМир сошел с ума, раз открытая и улыбчивая Лиз со страхом заявляет, что жизнерадостный Джим Палермо пытается развалить контору, Алекса, страдающая всю зиму по недоступному Балу, вкруг стала вести себя, словно влюбленная кошка, а Мелани – его родная Мелани! – избрала совершенно случайно объектом противостояния его самого, Оливера. До полного зазеркалья не хватало только звонка матери с неудовлетворением по какому-нибудь пустяку, тогда полный комплект недовольных женщин будет у него в кармане! Счастливчик, что и говорить.
Началось все с посещения его кабинета лисы, выросшей за пару месяцев настолько, чтобы высунуть, наконец, свой огненный хвост из обороны, что несказанно порадовало начальника. Выдворив его водителя вон, она принялась сбивчиво вещать про женский туалет. И можно было смело вызывать сантехника, потому что, кроме слова «туалет», ничего другого понять не удалось, но тут девушка прекратила клокотать и, взяв себя в руки, довольно жестко заявила:
– Мистер Траст, Вы искали человека, кто подставил Дениэла, помните? Это Палермо с дружками!
– Очень серьезное обвинение, Лиз, – подумав, выдал он. – У тебя есть доказательства?
– Нет, – мотнула головой помощница, но твердости не лишилась. – Только подслушанный в туалете разговор.
Ах, вот причем тут туалет.
Смелая стойка девушки, туго обтянутой в строгую офисную юбку и тонкую голубую водолазку, не вызывала сомнений в ее уверенности, а это значило, что проще развалить весь отдел менеджеров, чем переубедить ее, настроенную разобраться с Джимом Палермо.
– Что ты слышала? – Спросил он, нахмурив брови.
– Они выкрали пароль от базы Тамары и подделали документы, пытаясь насолить Кентмору, – выпалила Лиз так, словно защищала родного брата.
Нездоровая симпатия между помощником и водителем давненько будоражила весь офис, но защитить понравившегося парня, оклеветав другого, не было присуще даже такой жесткой экономической акуле, как Лиз Харви. А посему, вероятно, девушка не преувеличивала. Все же, ее глаза так и оставались полными преданности конторе, как и в любой другой момент работы в корпорации, поэтому даже самые мимолетные сомнения рассеялись довольно быстро.
– Что ты думаешь с этим делать? – Задумчиво пробасил шеф, будто мисс Харви предстояло выбрать способ наказания нерадивого работника.
– Я? Но я ведь не… – Начала было Лиз, но затихла довольно надолго. – Послушайте, но мы ведь ничего не можем сделать, так?
– Верно, – кивнул Оливер.
– Доказательств нет, Джим сейчас работает больше всех, чтобы закрыть вопрос с «Лайонс Инк», если мы его уволим, то и проблему вытягивать нам, и профсоюзы съедят фирму с мусором из шредера, – рассуждала девушка.
– Именно, – снова кивнул собеседник.
Ему нравились люди, которые умели думать. Их ему судьба подбрасывала всегда желторотыми птенцами, не умеющими даже червяка взять самостоятельно. Бывало, Оливер удивлялся, что с этим неповоротливым кукушонком вообще можно делать, но, когда давал шанс проявить себя, ни разу не разочаровывался. Каждый из его личных кукушат был достоин звания «сотрудник года», и Лиз – первая из них.
– Полагаю, пусть он сам вылезает из того, куда загнал контору, – пожала плечами помощница. – А пока нужно повесить камеры наблюдения в офисе и туалете. Для моей безопасности.
– Согласен по всем пунктам, – улыбнулся Оливер.
Что ж, она справилась с проблемой, лично ей и обнаруженной, не хуже самого Палермо, если не лучше. Потому что поставить на контроль сотрудников Оливеру не пришло бы в голову даже при очень неприятных исходах, а из уст Лиз эта мысль вылетела вполне благопристойно. Для ее безопасности.
– Лиз? – Окликнул он помощницу практически у выхода. – Как ты думаешь, стоит ли сказать об этом Дениэлу?
Девушка прикусила губу и нахмурилась, соображая, как лучше, но и с этой нелегкой задачей справилась быстро, просчитав все варианты.
– Думаю, что не стоит, – скривилась она. – Иначе он порвет Палермо пополам за это.
Оливер лишь рассмеялся на этот счет, совсем не уверенный, кто из его широких работников победит в схватке. Жир против мышечной массы. Но преданность плутовки умилила его до глубины души.
Незадолго до хитрой лисы в его домашнюю ледяную обитель постучалась супруга с искрометной идеей променять Ежегодный Весенний Бал в следующем году на поездку в клыкастый тревожный Париж. Сам Париж, правда, не был бы так страшен, если бы не реакция на него супруги все эти годы: ее теплые оливковые глаза неизменно наполнялись тяжелыми слезами при одном упоминании Франции, а теперь мнение жены изменилось в одночасье на полностью противоположное. Но и этот бы переворот он смог пережить, если бы не странная трансформация его избранницы, произошедшая в «башне» буквально на пару минут.
Во время мирного обсуждения ситуации, коих у них за семейную жизнь имелось с десяток тысяч, Мелани вдруг ощетинилась и принялась обороняться так, как однажды от него уже отбивалась подобным образом им обоим знакомая женщина.
Офелия Портер, мать его ненаглядной, невзлюбила Оливера с самого первого взгляда, как любовь, только наоборот. Их общение всенепременно складывалось из партии фехтования с подсчетом уколов соперника всякий раз, когда столкновения было не избежать. Хоть Офелия и пыталась минимизировать их встречи, но от зятя скрыться полностью не удавалось, а посему Оливеру приходилось держать оборону с минимальным повреждением оппонента. Мелани при этом всегда оказывалась под ударом, словно глина между двух кирпичей. После каждого укола он наблюдал душераздирающую тоску в глазах любимой, ранящей посильнее рапиры миссис Портер, и вскоре принял решение завершить общение с тещей для своей персоны. Супруга же еще долго поддерживала связь с матерью, до тех пор, пока чета не перебралась в новое поместье восемь лет назад.
То ли Офелия сочла их неприлично большой новый дом личным оскорблением, то ли Мелани решила спрятать Алексу от невменяемой бабушки, но факт оставался фактом: отношения между двух семей замерли во времени, покрывшись приличным слоем бетона. И вот теперь эти глаза, поджатые губы, манера общения и гордая осанка захватили, словно чума, и разум Мелани. Пусть все закончилось, едва начавшись, но предчувствия недоброго уже пустили корни в его сердце, дав восходы тревоги.
Вскоре после этих двух сцен его ждала другая история, не такая жуткая, но не менее обескураживающая, потому как говорящая, что его единственная дочь незаметно для всей их семьи беспросветно влюбилась. Утро началось обычными действиями, не предвещавшими ничего подозрительного. Дочь, закрывавшая третью за год сессию с итоговой работой и восьмью экзаменами, как всегда играючи, встретила его в гостиной бодрая и веселая. Оливер поражался, как ей удается это делать: обязательства не давили на девочку страшным гнетом и не отражались на ее внешнем виде и настроении, наоборот, в дни зачетов она была на душевном подъеме.
Он вспоминал, как с трудом давалась учеба им с Мелани – хотя жена в школе очень прилежно работала, в отличие от него – и не понимал, откуда такие таланты у их дочери.
– Доброе утро, пап! – Воскликнула она, подсветив счастьем и позитивом его бренное настроение.
– Доброе утро! У тебя сегодня снова экзамен? – Поинтересовался Оливер, хотя знал ее расписание не хуже ее самой.
– Да, последний. А потом я решила пару месяцев отдохнуть, – выдала Алекса свои планы, смущенно взглянув на отца, и отвернулась к раковине наполнить чайник водой.
– Чем хочешь заниматься? – Спросил он.
Ответа не слышалось довольно долго. Оливер уже успел забыть о своем вопросе, заданном исключительно с целью участия, но никак не с тем, чтобы вызвать у дочери конфуз, случившийся в ее подростковой головке. Наконец, она несмело нарушила молчание.
– Хочу порисовать маслом. Мама обещала подарить на день рождения краски и холсты, – ответила она, не оборачиваясь.
– Отличное занятие! – Кивнул отец, не придав значения тому, что до именин дочери еще целых два месяца, планы на которые та решила оставить при себе.
С самого раннего детства Алекса рисовала всем, что только могло рисовать, причем очень прилично. Некоторые из своих работ она даже выставляла на продажу, но это было больше ее хобби, которое гениальная малышка не хотела развивать в качестве профессионального навыка.
– Пап, расскажи, как вы с мамой познакомились, – попросила дочь, резко обернувшись.
Его взору открылось застенчивое личико с пунцовыми щеками, родное и близкое в той же степени, сколько недосягаемое и невесомо изменившееся безвозвратно. История, которую просила рассказать Алекса, уже с десяток раз звучала в стенах этого дома для ее ушей. Причем, в каждый из них девочка задавала один или два лишних вопроса, будто открывала пасьянс навыков любви по одной карте. В этот раз Оливер почему-то очень смутился, и только много позже он понял почему. А пока глава семьи старался поддерживать неспешный ток разговора, неумело скрывая вдруг подступившие к сердцу чувства.
– Мы учились вместе, ты вроде бы знаешь, – пробубнил он, но Алекса не придала этому значения.
– А было такое чувство… – Вдруг она запнулась, – будто… Знаешь, будто ты ждал ее всю жизнь?
– Хм, любовь с первого взгляда? – Уточнил Оливер, улыбнувшись. – Ты об этом?
Мужчины странно любят взглядом, лучше бы и не любить им. Эти выстрелы глазами, в сторону объекта воздыхания, вульгарный гогот на несмешные шутки, попытки бороться с друзьями на глазах у девчонок, ну, и непристойные разговорчики, делающие тебя на несколько лет старше, по твоему личному мнению. Да уж, какая там любовь в школьном возрасте?
– Нет, не любовь, – отмахнулась юная собеседница. – Пап, я не знаю, как это объяснить. Как будто все, что было до мамы – не опыт, а с ее приходом началась жизнь. И как будто это не подвиг, а вполне естественное состояние, ты же ее ждал.
– Нет, такого не было, милая, – выдохнул глава семьи.
– Ладно, не важно, – улыбнулась она, отводя взгляд. – Сколько лет вам было, когда вы впервые встретились?
Все же, если перестать искать скрытый смысл в словах дочери и просто отвечать на ее вопросы, смущение заметно уменьшалось. Чем он и занялся, стараясь оставить анализ на потом, когда сможет остаться наедине с собой. Оливер взвесил на скорую руку, насколько полезна или вредна будет правда об их с Мелани ранних отношениях для единственной дочери, и решил быть искренним.
– По четырнадцать. Восьмой класс. Тогда все восьмые классы перемешали, и мы оказались с ней в одном. Совсем еще дети, понимаешь?
– Да, младше меня, – подсказала дочь и улыбнулась.
– Что же я тогда подумал? – Вошел в раж родитель. – Вероятно, что у нее можно списать алгебру.
– Пап, ты несерьезный, – рассмеялась Алекса.
Она доделала какао и поставила кружку перед его носом. Движения ее стали плавными и мягкими, словно набрались неспешного природного потока, как раз того, который он любил в Мел. Ярко выраженная талия подчеркивалась тонким пояском в цвет домашнего платья еловых тонов с крупным цветочным рисунком, а тело совсем перестало напоминать угловатого подростка.
Черт, когда его дочь успела стать женщиной? Вот, что смутило его в самом начале разговора с Алексой: она не была больше его малышкой!
К входу подъехала служебная «БМВ», дав ему вескую причину оторвать взор от той, что еще недавно была ребенком, и Оливер засобирался. Девушка кокетливо взглянула в темное стекло кухонного гарнитура и, поправив волосы, вышла за отцом, чтобы проводить его. После стандартных ритуалов с ним, Алекса повернулась к водительскому окну и помахала рукой, очаровательно улыбнувшись.
Тонированное стекло отъехало вниз, чтобы открыть взору его водителя, так же улыбающегося в ответ. Они молча одаривали друг друга счастливыми взглядами, после чего смущенная Алекса, много раз оборачиваясь, направилась в дом.
Оливер явно не отличался проницательностью, потому как источник утренних вопросов дочери он осознал только после наблюдения в дороге за рассеянной улыбкой своего шофера, которая не исчезала до самой парковки возле офиса корпорации.