Читать книгу Краски. Бетонный дворец. Часть 2 - Ирина Свисткова, Ирина Черенкова - Страница 8

– Фейерверк! – Изумилась Алекса, просунув лицо между сверкающих струй бусин на окне.

Где-то там, недалеко от границы поместья, взлетали к небу и рассыпались тысячами мерцающих частиц химические реагенты. Девочка выскочила из комнаты и понеслась по ступеням в «ледяную башню», чтобы поделиться удивлением с самым родным человеком. Дверь оказалась приоткрыта, а тот, кого она искала, уже сидел на привычном месте в голубоватом тумане задумчивости.

– Папа, фейерверк! – Выпалила дочь и, едва окинув родителя взглядом, бросилась к панорамному окну кабинета.

– Красиво, – согласился отец, встав рядом. – Странно, да?

– Это восхитительно! Сочельник ведь! – Сияла гостья помещения.

– Да, видимо, кто-то заказал себе у Санта-Клауса День Независимости в декабре, – усмехнулся он, притягивая в объятия свою любимицу. – А ты что попросишь у него?

– Пап, Санта-Клауса не существует, – абсолютно серьезно проговорила Алекса и смерила его взглядом, каким оценивают доктора легкую степень сумасшествия у пациента. – Его выдумали родители маленьких детей, чтобы шантажировать их целый год хорошим поведением ради одного подарка.

Хохот отца громом отразился от голубых стен «башни», а сам мужчина прижал к себе покрепче свою не по возрасту скептическую дочь. Виновник их встречи при этом, словно обидевшись на замечания Алексы, стих, угаснув последними звездочками на темном небе.

– Видимо, ты никогда не просила у Санты чудес, а? – Отсмеявшись, поинтересовался глава семьи.

– А как просить? – Не поняла девочка.

– Ему нужно написать письмо с желанием, и все исполнится, уверяю!

С этими словами хозяин кабинета вернулся за стол и открыл лэптоп. Алекса наблюдала за папой, ставшим на минуту наивным мальчишкой, с мягкой снисходительностью, будто тот чудил на старости лет. Однако ему в сентябре исполнилось всего тридцать восемь лет, а ранняя седина заполнила лишь виски, оставив темные волосы на макушке и затылке, так что о старости речи не шло, скорее, среднем возрасте зрелого мужчины, коим отец и являлся. Он долго щелкал мышью, набирал что-то на клавиатуре, и, наконец, победоносно вскрикнул. После этого взял ручку и размашисто начеркал что-то на отрывном листке для заметок. Вскоре Алекса приняла из его рук этот листок, на котором оказался электронный адрес заветного деда.

– Ты серьезно? – Приподняла бровь дочь.

– Абсолютно! – Кивнул глава семьи. – Иди, пиши. И поставь мой адрес в копию.

Теперь пришел черед Алексе хохотать. Тысячи звонких колокольчиков рассыпались по комнате девичьим смехом. Но девочка приняла условия игры и побежала на этаж ниже, чтобы последующие несколько часов ломать голову у компьютера, не представляя, что писать исполнителю мечтаний.

«Дорогой Санта! – Мелькали по клавиатуре ее тонкие пальчики с коротко остриженными ноготками. – Много лет наши отношения не складывались, потому что я в тебя не верила, но…»

Алекса замерла, глядя задумчиво в монитор.

– Получается ерунда, – посетовала она и стерла все, кроме приветствия.

Она даже толком не знала, что собирается просить у седовласого исполнителя желаний, потому что все, чего ей не доставало в жизни, оказалось необъяснимым и неосязаемым. Материальный мир, спешивший удовлетворить любой каприз за ее деньги, не интересовал девочку своими предложениями, потому что обилие вещей и услуг могло быть нужным, выходи ты из поместья хотя бы раз в неделю. Но к ней это не относилось, а посему и желания были такие странные.

Вероятно, Санта будет крайне удивлен, получив письмо от пятнадцатилетней красавицы с тем, чтобы ее полюбила мама и впустила, наконец, в свою жизнь, чтобы мир стал более дружелюбным, и она смогла выйти из дома хотя бы на Весенний Бал, как Золушка. Или с тем, чтобы ее заметил мужчина, приковывавший все ее мысли и внимание в последнее время. Хотения крайне удивительные, но иного у нее не было. Точнее, наоборот, все другое – было, а вот эти нетипичные для подростка потребности вынудили ее поверить в чудо.

«Дорогой Санта! – Начала она снова. – Я хочу начать взрослеть! Контроль и запреты близких людей мешают мне жить и развиваться».

И снова она замерла над клавиатурой, потому что сочла за дерзость пренебрежение родительской заботой. Похоже, она и вправду очень плохая дочь.

– Как же сложно! Получается, единственная моя проблема в том, что я – маленькая! – Расстроилась Алекса и встала из-за стола.

Это бесполезно, ускорить ее рост не смог бы даже Санта-Клаус. Казалось, стань девочка в одночасье совершеннолетней, она смогла бы вырваться из гнезда, начать новую жизнь и пригласить Дениэла на свидание.

– Нет, не смогла бы, – расстроилась мечтательница.

За окном уже окончательно стемнело, а значит, совсем скоро придется закончить «заниматься ерундой», как сказала бы мама, и идти в гостиную на праздничный ужин. Есть не хотелось. Особо угрюмые мысли вызывала традиционная капустная запеканка, которую мама делала каждый год в сочельник, но сказать о том, что блюдо не по ее вкусу, означало обидеть маму. Что ж, раз в год придется потерпеть.

«Дорогой Санта! – Решилась все же Алекса на последнюю попытку. – Спасибо тебе за все, что у меня есть. У меня самые лучшие в мире родители, друг и жизнь в целом. К сожалению, мне ничего не нужно из того, что ты можешь дать, а остальное у меня и так появится чуть позже».

Нажав клавишу «отправить», Алекса встала из-за стола и направилась в гардеробную, где выбрала для себя мамино любимое платье карминового цвета в зеленую клетку. Вполне себе рождественская расцветка.

Теперь подарки. Папа примет в дар очередной холст акрилом в кабинет, а мама – многослойную открытку, нарисованную акварелью, и табель успеваемости из университета с отличием. Тоскливо до оскомины, но родителям так нравилось. Сама бы она хотела на Рождество путевку в кругосветное путешествие, куртку из эко-кожи на косой молнии и прокол левого крыла носа. Но получит, Алекса была уверенна, безделушку из маминой коллекции или еще один набор красок.

Хотя, на день рождения девочка тоже ожидала очередную куклу, но вопреки этому стала обладательницей конструктора от Дениэла. И пусть официально считалось, что подарок от отца, но записка, нацарапанная неровным квадратным почерком, оказалась едва ли не более важной, чем факт того, кто в это вложил деньги.

Оглядев себя в зеркало, Алекса взяла в руки два свертка – один большой и увесистый за счет тяжелой рамы, а второй – конверт офисного формата, – и хотела уже выйти из комнаты, готовая к праздничной суете, но замерла. Она подошла к столу и из ящика с резюме вынула небольшой конверт со второй акварельной открыткой, предназначенной для друга. Самое время отнести ее в их место свиданий, потому что до ужина еще оставался целый час свободного времени. Через минуту комната опустела.

Гостиная утонула в вязкой синеватой тишине, замерев в пространстве и времени пустотой и холодом. Лишь мирно переливалась тысячами лампочек елка, украшенная мамой так, словно та готовилась к конкурсу по дизайнерскому искусству. Алекса оставила свертки для родителей под елкой, чтобы те напитались волшебством, а сама скользнула за зеркальные двери.

Декабрьская прохлада моментально настроила ее голову на нужный праздничный лад, вызвав приятные мурашки по всему телу. Порадовавшись, что додумалась выйти на улицу освежиться перед ужином, девочка поглубже вдохнула запахи сада и поспешила завершить начатое. Она обогнула крыло поместья и вошла в бетонный блок. Голые стены отражали гулким эхом каждый ее шаг, словно в склепе, а влажность, забиравшаяся наглыми лапами под платье к самому белью, в компании с запахом прения вызывали ассоциации с пещерной жизнью. Хоть гараж и не являлся очень уж романтичным и приветливым местом, но для Алексы лучше места не найти, чем привычный и родной бетон. Раньше, пока в отсеке не обосновался Дениэл и не наделил его душой, гараж для девочки был неким подземельем, пустым и безжизненным, но теперь каждый шорох здесь напоминал о нем, вызывая трепет души подростка. Алекса подошла к «БМВ» отца, так любовно обхаживаемой приятелем, что посетительница невольно иногда желала стать поломанной машиной, и положила под щетку на ветровое стекло маленький конверт со своими инициалами. После чего, раскрасневшись, спешно покинула здание и вернулась в теплую гостиную.

– Ты где была? – Встретила ее мама, суетившаяся возле кухонного уголка.

– Гуляла, – осторожно выдала Алекса, но тут же продолжила более дружелюбно: – Чем тебе помочь?

– На-ка, расставь посуду по столу.

Наблюдая за родительницей, которая в этот вечер оказалась особенно красивой в приталенном платье винных тонов и с праздничным макияжем, девочка взяла посуду и принялась неспешно раскладывать тарелки из белоснежного французского фарфора по темной тверди столешницы.

Мелани очень дорожила этим сервизом, подаренным ей матерью из закромов семейных сбережений еще в те времена, когда общение между ними имелось. Тончайшее стекло покрывало ореховое дерево так, словно бурую землю – белейший первый снег, которого Алекса никогда не видела вживую. Красота контраста настолько заворожила девочку, что она забыла о матери, вдруг отложившей все дела и следившей за плавной задумчивой дочерью излишне внимательно, буквально впитывая каждый ее жест. Когда же мечтательница вспомнила, что в комнате не одна, то вздрогнула и подалась назад, едва не утянув с собой часть антикварного фарфора.

– Осторожно! – Рявкнула Мелани, очнувшись.

Внезапно мир дрогнул и расслоился множеством контуров, а вокруг лампочек заплясали тысячи разноцветных искр. Очень плавно, едва осознавая свое тело, девочка наклонила голову и принялась разглядывать новую реальность. Золотистый шиммер обволакивал теперь искрящейся пудрой каждый источник света. Алекса обернулась на елку и замерла от благоговения, настолько великолепной оказалась та. Девочка вернула взгляд затуманенных карих глаз на мать, ставшую невыносимо несчастной и грустной в этот момент. Губы женщины стали узкими и опустились уголками вниз, как у голодной собаки, а между бровей залегла глубокая складка, прибавив обладательнице лишних пару десятков лет. А еще заболела голова. Алекса принялась растирать лоб между бровей, ощущая в этом месте неподъемную тяжесть.

– Не-ет, только не сейчас… – Отчаянно протянула мать и закричала в лестничный проем: – Оливер, ты нужен!

Тон супруги не оставлял времени для раздумий, и глава семьи, бросив недовязанный галстук на кровать, пулей вылетел из спальни. Слетев по лестнице в гостиную, он замер от увиденной картины. Безвольно опустив руки, Алекса зависла пустым взглядом в елке.

– Кто на этот раз? – Спросил он, стараясь двигаться теперь медленно.

– Никто, – растерялась супруга. – Я? О, боже, я! Но я же… Она вернулась с улицы, может там?

Крупные слезы сорвались из уголков ее глаз, и женщина, обессилев, тяжело уселась на стул, испугавшись собственных мыслей.

– Не важно, – отбросил рассуждения глава семьи и повернулся к дочери. – Алекса, милая, идем, я провожу тебя в комнату.

Свободно отдавшись во власть отца, девочка побрела по лестнице на второй этаж, на ходу рассматривая странные контуры привычных предметов. Наконец, вокруг все заполнилось мягким песчаным сиянием, и Алекса очнулась в своей комнате. Она сидела на кровати, внимательно рассматриваемая отцом, застрявшим в дверях.

– Пора, да? – Догадалась дочь, тепло улыбнувшись. – Запеканка ждать не будет.

Под хохот главы семьи они спустились назад в гостиную, откуда вышли буквально несколько минут назад, но теперь готовые к душевному празднику.

– Мам, ты просто невероятно красивая! – Просияла Алекса, восхитившись высокой прической родительницы, но тут же заметила легкую припухлость век родных глаз. – Что случилось? Ты плакала?

– Нет, милая, это злобный лук! Весь макияж испортил, – отозвалась мать приветливо и, хлюпнув носом, отошла к зеркалу оценить масштабы катастрофы.

Елка продолжала мерно мигать огнями, подсвечивая цветными искрами многочисленные свертки под ней. Отец развалился на диване в ожидании угощения, оценивая восхищенным взглядом двух своих самых прекрасных девушек в мире, и Алекса почувствовала, наконец, праздничное настроение сочельника, обещавшее подарки и семейный ужин. Бесконечное счастье и благодарность поселились в ее сердце в момент, когда мама открыла духовой шкаф. Тугой специфичный запах капустной запеканки, знакомый с раннего детства, окутал ее обоняние, напомнив о самом главном в ее жизни: Алекса была дома, в любящей семье.