Читать книгу Хроники последнего лета - Кирилл Манаков - Страница 10

Москва

Старая Площадь

Вторник, 7 июля

Чем дольше шло обсуждение, тем яснее становилось серьезность ситуации. Более того, интуиция подсказывала Виктору Сергеевичу, что произошедшее не было случайностью, а интуиции он привык доверять. С другой стороны, последовательность событий никак не укладывалась в картину спланированной спецоперации. Именно эта двойственность вызывала особое беспокойство.

Колушевский высказал несколько предложений, но все они носили технический характер и не могли решить главную проблему: необходимость договариваться с перспективой серьезных уступок.

– Та-ак, – сказал Загорский, – я понимаю, Аркадий Львович, что ситуация в тупике. И времени у нас ровно до приезда Султана в Москву. Так?

– Так.

– А дальше – поднимется заваруха. Со всеми вытекающими. Стало быть, придется идти на поклон к министру. Так, господа советники?

Гофман покачал головой и улыбнулся одними губами, притом, что глаза оставались серьезными.

– Не совсем.

– Совершенно верно, все не настолько печально, – подхватил Добрый-Пролёткин.

– Подробнее! – потребовал Виктор Сергеевич.

– Охотно! – хором сказали советники, да так ладно, словно они долго репетировали.

И тут приключилось нечто странное и необъяснимое, чего сильный и, если хотите, материальный с ног до головы Загорский представить не мог. Почудилось ему, что стены кабинета разъехались и оплыли серым камнем, потолок взлетел на невообразимую высоту, оброс колоннами и превратился в готический свод, а паркет сморщился, потускнел и рассыпался мелкой пылью по гранитным плитам. Вместо шкафа с картинно выставленной энциклопедией Брокгауза и Ефрона из пола вытянулся большущий камин с потрескивающими углями. Портреты деятелей российской истории сменились изображениями незнакомых дам и кавалеров, а развернувшиеся по стенам ковры украсились мечами, топорами и еще Бог знает каким грозным боевым железом.

Не менее удивительные изменения затронули советников. Гофман лишился своего вечного костюма-тройки, зато приобрел доспехи из черного металла. Можно поклясться, что это не какой-нибудь пластик или иная бутафория, нет, с первого взгляда ясно – латы настоящие, боевые, знакомые с ударами вражеских клинков. Длинное немецкое лицо более не смотрелось карикатурно серьезным, а выглядело сурово и даже величественно. Меч в пурпурных ножнах на поясе представлялся оружием смертоносным и умелым.

Что касается Ивана Степановича Доброго-Пролёткина, то он не потерял показательно-русофильского облика, зато в дополнение к нему приобрел греческую снежно-белую тунику и кожаные сандалии.

Наваждение было кратким, подобно фотографической вспышке, но все детали его, даже малейшие, с ясностью запечатлелись в памяти. Все приняло прежний вид. Виктор Сергеевич помотал головой, приходя в себя, и уставился на советников. Те заговорили, как ни в чем не бывало, по обычной привычке перебивая друг друга.

– Любая проблема имеет решение! – заявил Гофман.

– Наилучшее решение, – подтвердил Добрый-Пролёткин.

– И очень надежное!

– Вы увидите – превосходное!

Загорский решительно остановил словоизлияние.

– Стоп! Что конкретно предлагаете?

На этот раз Гофман сказал медленно и убедительно:

– Все очень просто. Я готов решить вашу проблему.

– Я тоже, – без тени улыбки добавил Добрый-Пролёткин.

Гофман, соглашаясь, кивнул.

– Да, это так, каждый из нас способен сделать это.

– Так сделайте! Ваши предложения? Четко и конкретно!

– Четко и конкретно сообщаю, – ответил Карл Иммануилович, – мы сразу же представим подробнейший план действий, который вы, уважаемый Виктор Сергеевич, несомненно, одобрите. Более того, вы получите еще массу дополнительных преимуществ.

– О чем вы? – спросил Виктор Сергеевич, никак не ожидавший странной речи, странной настолько, что привыкший ко всему Колушевский слушал, раскрыв от изумления рот.

– Немного терпения, прошу вас! К сожалению, мы ограничены, так сказать, в возможности совместной деятельности с Иваном Степановичем.

– Только один из нас сможет заняться этим вопросом, – подтвердил Добрый-Пролёткин.

Виктор Сергеевич был несказанно удивлен. Казалось бы, что может тронуть его после видения готического зала, так нет, впервые в управленческой практике подчиненный так запросто ставит условия выполнения прямого указания! Даже если это указание столь интимного характера. Гофман же спокойно продолжал:

– Вам нужно всего лишь выбрать исполнителя. Посмотрите, взвесьте все «за» и «против» и решите, кто из нас более достоин доверия.

Как ни странно, Загорский без возражений принял правила игры. Возможно, на него подействовал напор советников и необычные повелительные интонации, прозвучавшие в голосе Гофмана. Карл Иммануилович был убедителен настолько, что Колушевский встал и замер, приняв стойку «смирно».

– Выберете меня! – воскликнул Добрый-Пролёткин, – Поверьте – нынешние проблемы покажутся смешными! Вы узнаете, что такое настоящее, незамутненное всякими глупостями счастье!

– Не ошибитесь! – перебил его Гофман. – Вы даже не представляете, какого могущества сможете достичь с моей помощью! Всего лишь короткое «да» – и весь мир у ваших ног!

– Ерунда! Если есть счастье – зачем нужен этот ваш мир?!

Виктор Сергеевич поочередно оглядывал советников, словно хотел прочитать их мысли. Неожиданно в голову пришла поразительная и даже безумная мысль – будто сейчас принимается самое главное решение в жизни. Опустив голову, он вдруг обнаружил, что быстро рисует на листе бумаги кресты и звезды, звезды – слева, кресты – справа.

– А чем, интересно, чем грозит неправильный выбор?

– Ровно тем же, что и правильный, – загадочно сказал Гофман.

– Представьте себе, – Добрый-Пролёткин говорил, подкрепляя слова размашистыми жестами, – вы идете по улице, останавливаетесь и раздумываете, куда пойти, налево или направо. Идете, скажем, направо, вам падает кирпич на голову, вы попадаете в больницу. Лежите под капельницей и думаете, что ошиблись – надо было повернуть в другую сторону. Но вы же не знаете, что могло бы случиться там – вас могла, например, переехать машина и пришлось бы лежать не в больнице, а на кладбище.

Виктор Сергеевич ровно ничего не понял и задумался. С одной стороны, Гофман смотрится весьма убедительно, но образ темного рыцаря в видении вызывал беспокойство. Было в нем что-то отталкивающее. Красивое, конечно, но… Добрый-Пролёткин не выглядел сильным, однако обладал необъяснимой внутренней притягательностью. С таким хорошо скоротать вечер за рюмкой коньяка и душевными разговорами.

– Иван Степанович! – решительно сказал Загорский. – Прошу вас представить план действий.

– Благодарю, – с достоинством поклонился Добрый-Пролёткин, – признаюсь, не ожидал. Мне казалось, что вы уже давно… отдали предпочтение Карлу Иммануиловичу.

– Что с вами сегодня? – сердито спросил Виктор Сергеевич. – Никому я ничего не отдавал, и теперь прошу приступить, наконец, к работе!

– Еще как отдавали! Все делают выбор, но не все об этом знают.

– Ну, что же, – саркастически заявил Гофман, – здесь вы меня обошли. Поздравляю. Только как, любезный Иван Степанович, вы собираетесь решать вопросы с МВД. Там, да будет вам известно, все больше наши люди.

– Наслышан… А мы их святой водичкой.

– Фу, как пошло! Какое-то мракобесие!

– Мракобесие, а работает.

Виктор Сергеевич полностью пришел в себя и в изумлении оглядел всех присутствующих. Что же такое происходит? Рабочее совещание превратилось в какой-то безобразный балаган, Колушевский сидит, выпучив глаза, а клоуны-советники совсем распоясались…

– А вот и план мероприятий, – Иван Степанович привстал и передал Загорскому тонкую папку.

Виктор Сергеевич, уже открывший рот для гневной отповеди, поперхнулся, закашлялся, потерянно посмотрел на Доброго-Пролёткина и принялся изучать бумаги.