Читать книгу Хроники последнего лета - Кирилл Манаков - Страница 14

Место неизвестно

Дата неизвестна

Рудаков стоял совершенно голый на сцене перед огромным залом, заполненным удивительной публикой. В первых рядах сидели солидные упитанные мужчины, все как один в дорогих темных костюмах и высоких поварских колпаках. Их было так много, что все вместе они напомнили Рудакову виденную по телевизору в научно-популярной программе культуру плесневых грибов под микроскопом. На некотором удалении расположились персонажи иного рода – мужчины и женщины в белых халатах и мягких беретах различных окрасок. Задние ряды терялись в темноте, и, судя по всему, там располагалась публика попроще. Особенную пикантность ситуации придавал висящий над сценой портрет Мао Цзэдуна.

Как ни странно, чувство неудобства или стыда даже не возникло – как будто эти люди имели право рассматривать его тело.

Когда появились ведущие, все стало напоминать глупый и беспардонный розыгрыш.

Один – высокий, тощий, в наглухо застегнутом черном костюме. Когда он поворачивался лицом к Рудакову, то причудливая игра теней создавала иллюзию аккуратных рожек, растущих прямо над ушами.

Второй, наоборот, всячески показывал свободное отношение к одежде. Короткая белая туника позволяла лицезреть розовенькие, как у поросенка, ноги. За плечами от малейшего движения воздуха трепыхался коротенький плащ-мантия. Со стороны казалось – стоит ведущий, одетый то ли в банном, то ли в древнегреческом стиле, и время от времени расправляет сложенные за спиной крылья.

Рудаков окрестил про себя «Тощий» и «Белый».

Тощий откашлялся, бросил на Рудакова оценивающий взгляд, постучал по микрофону и сказал:

– Прошу внимания. Сегодня мы рассматриваем кандидатуру уважаемого Артемия Андреевича Рудакова. Кворум – налицо, так что можно начинать. Аплодисменты, пожалуйста.

В зале раздались жиденькие хлопки.

– Да, да, друзья, – подхватил Белый, – сегодня нам предстоит очень занимательная беседа. Артемий Андреевич – человек неоднозначный, я бы даже сказал сложный. Так что подойти к вопросу следует с особым вниманием. Не так ли, коллега?

– Безусловно.

– Ну и славно. Я думаю, пора предоставить слово Артемию Андреевичу. Прошу вас, Артемий Андреевич!

Снова раздались аплодисменты, на этот раз куда более громкие. Очевидно, зрителям не терпелось услышать Рудакова. Сам он, будучи человеком современным, начитанным и даже просвещенным в области философии, эзотерики и разнообразных религиозных воззрений, не говоря о литературе, к определенным выводам уже пришел, но раз дают слово, то не грех сразу все расставить по своим местам.

– Скажите, пожалуйста, – спросил Рудаков, – я умер?

Вопрос не вызвал особого удивления.

– Умер? – пожал плечами Тощий. – А что вы вкладываете в это понятие?

– Как что? Жил, жил… и умер.

– Бедненькое определение. Если вы помните, мосье Рене Декарт однажды сказал: «Я мыслю, значит, я существую». Вы готовы оспорить авторитет Декарта?

Рудаков, конечно же, слышал эту фразу, но не задумывался о ее авторстве. Пусть будет Декарт. А что, возможно и прав этот француз. Считать себя мертвым как-то не логично, если можешь так запросто стоять, говорить, смущаться, удивляться. Хотя, как раз удивления и не было, словно все происходящее инстинктивно воспринималось реальным и естественным.

– Может быть, – осторожно сказал Рудаков, – умерло мое тело, а душа отправилась… это я и хотел спросить, куда она отправилась?

– Бинго! – радостно воскликнул Тощий. – Что называется в точку! Угадал, но, правда, с небольшим уточнением. Живехонько ваше, как вы выразились, тело. И почти невредимо. Небольшие медицинские процедуры, и будет оно скакать лучше прежнего.

– Тогда что я здесь делаю?

Тощий и Белый переглянулись.

– Да, – сказал Тощий, – это резонный вопрос.

– Резонный, – подхватил Белый, – Понимаете, раз уж вы тут оказались, мы решили провести мероприятие. Можете его рассматривать, как генеральную репетицию.

– Генеральная репетиция, значит, – задумчиво произнес Рудаков.

Он немного подумал, поднял голову и показал на портрет Мао Цзэдуна.

– Подскажите, что это?

– Извините, – смущенно сказал Тощий, – это осталось от… с предыдущего мероприятия. Не успели заменить. Еще раз прошу прощения от имени организаторов.

Рудаков почувствовал себя немного увереннее.

– А что вы хотите услышать?

– Вопрос не в том, что мы хотим услышать, – Белый погрозил Рудакову пальцем, а Тощий сокрушенно покачал головой, – а что вы, Артемий Андреевич можете сказать!

– Например?

– Посмотрите в зал, подумайте. Хорошо, дам небольшую подсказку. Сегодня мы будем говорить о культуре питания.

– Простите?

– А что тут удивительного? Практически во всех мировых религиях вопросам взаимоотношения человека и его пищи уделяется очень и очень большое внимание. Некоторые, например, считают чревоугодие смертным грехом. Другие категорически не приемлют поедание свинины… Вы, конечно, слышали об этом?

– Да… Конечно, слышал.

– Превосходно! Так что вы можете сообщить нам интересного?

Рудаков немножко поразмыслил и осторожно сказал:

– Думаю, что в вопросах еды я не совершил ничего выдающегося. Возможно, с точки зрения какой-нибудь религии я и употреблял недопустимые продукты, но в целом ничего дурного за собой припомнить не могу.

Эти слова почему-то страшно расстроили Белого, зато явно порадовали Тощего. И это было неприятно, поскольку именно Белый вызывал больше симпатий.

– По-видимому, Артемий Андреевич относится к категории людей, считающих, что каждому воздастся по вере его. Так, Артемий Андреевич? – вкрадчиво спросил Тощий.

Рудаков секунду помедлил и согласился. Наверное, именно эта формула наиболее точно описывала его мысли.

– Вы вольны верить во что угодно. Сформулирую по-другому: с точки зрения внутренних убеждений, считаете ли вы себя чистым и беспорочным по отношению к употреблению пищи?

Против ожиданий, перед мысленным взором Рудакова не развернулась картина его жизни, поэтому припомнить все свои трапезы, и тем более дать им оценку было весьма затруднительно.

– Отвечу честно… – начал Рудаков.

– А здесь только так, – перебил его Тощий, – по-другому не получится!

– Разумеется… знаете, мне трудно судить о нормах морали в этой области, но я твердо считаю себя хорошим человеком. Возможно, иногда допускающим ошибки, но хорошим.

В зале воцарилась мертвая тишина. Рудаков беспокойно посмотрел на ведущих: неужели сказал что-то не то?

– Да, – язвительно сказал Тощий, – типичная картина. Не правда ли, коллега?

– Вынужден согласиться, – вздохнул Белый и обратился к Рудакову, – если бы вы знали, уважаемый Артемий Андреевич, сколько раз нам приходилось на этом самом месте слышать эту самую фразу.

– А стоит копнуть, – подхватил Тощий, – наталкиваешься на такое…

Он сморщился и затряс головой, словно действительно увидел нечто очень гадкое.

– Не думаю, что все настолько безнадежно, – заявил осмелевший Рудаков.

Ведущие переглянулись.

– Если вы так считаете, то позвольте напомнить, – Тощий выудил из внутреннего кармана толстенный блокнот в потрепанной обложке, – некоторые, так сказать, фактики из вашей биографии…

Он пролистал несколько страниц, что-то внимательно прочитал и торжествующе поднял блокнот над головой.

– Вот! Прощу обратить внимание. Только что Артемий Андреевич рассказывал нам о своей безгреховности. Так извольте же ознакомиться!

Рудаков сжался, с трепетом ожидая оглашения неких ужасных подробностей. А Тощий, тем временем, раздобыл где-то очки, и начал с выражением зачитывать:

– В возрасте четырех лет, двух месяцев и двенадцати дней – я опускаю часы, минуты и секунды – упомянутый Артемий Андреевич, пользуясь отсутствием контроля со стороны родителей, пробрался на кухню, незаконно открыл банку клубничного варенья и съел двести пятьдесят четыре грамма, пользуясь исключительно руками!

Тощий оторвался от чтения и окинул зал орлиным взором.

– Скажу своими словами. Упомянутый малолетний преступник попросту залезал в варенье рукой, а потом это самую руку преступным образом облизывал!

По залу пробежал громкий ропот. Мужчины в первых рядах изумленно переглядывались, словно не веря своим ушам.

– Итак, любезнейший, что вы можете на это сказать?

Рудаков ответить не успел. Вместо него это сделал Белый, буквально взвившийся в порыве благородного негодования:

– Протестую! Артемий Андреевич находился в столь юном возрасте, что не мог полностью осознавать преступность своих деяний!

Ропот затих, а Тощий неожиданно согласился:

– Хорошо. Хотя я противник того, чтобы рассматривать юный возраст в качестве смягчающего обстоятельства, но готов принять ваши возражения. И заодно показать еще кое-что интересное.

Он снова пролистал блокнот и, найдя нужное место, обратился к залу:

– Минуточку внимания! Как вам понравится такая история: в возрасте девятнадцати лет, шести месяцев и двух дней, то есть, полностью осознавая свои действия, Артемий Андреевич в студенческой столовой съел порцию тефтель в сметанном соусе, запив пивом «Жигулевское». Я даже не упоминаю о составе этих тефтель, он ужасен, пикантность ситуации в другом: дома его ждал приготовленный мамой ужин, включающий, между прочим, пирог с капустой и овощной салат!

На этот раз ропот был куда громче. Некоторые зрители вставали и возмущенно кричали. Такое серьезное обвинение смутило даже Белого. Он с укоризной посмотрел на Рудакова, но быстро справился с эмоциями и заявил:

– Я понимаю, что все это звучит серьезно. Но в деле имеются другие обстоятельства. Во-первых, рядом с Артемием Андреевичем находилась некая особа женского пола, имеющая ярко выраженные вторичные половые признаки. В результате, концентрация тестостерона в организме моего подзащитного в две целых четыре десятых раза превысила норму. Соответственно образовался дефицит калорий, вызвавший острейшее чувство голода, а путь домой до законного маминого ужина занимал один час двадцать две минуты. Только представьте, сколько времени ему пришлось бы испытывать физические страдания! Так что я возьму на себя смелость квалифицировать происшествие как проступок, совершенный под воздействием чрезвычайных обстоятельств.

Речь произвела сильное впечатление. Публика успокоилась, и возмущенные крики сменились тихим ропотом.

– Значит, – язвительно заявил Тощий, – мой оппонент серьезно полагает, что развращенность и аморальное поведение могут служить смягчающим обстоятельством? Ладно, я не буду спорить, оставим этот аргумент на совести противной стороны. Я просто сообщу всего лишь один факт, который полностью перевернет впечатление о господине Рудакове! Смотрите же!

И он поднял над головой прозрачный пластиковый пакет с небольшим розово-коричневым предметом внутри.

– Узнаете?!

Рудаков даже отшатнулся от неожиданности и напора:

– Н-н-нет…

– Не удивительно! Вы попросту боитесь это узнать! – Тощий, потрясая пакетом, обратился к залу, – Перед вами точная копия сосиски в тексте, купленной и съеденной Артемием Андреевичем у входа в метро Таганская в возрасте тридцати одного года, одного месяца и двадцати двух дней!

Зал взорвался. Это уже не были крики отдельных людей, а целый ураган праведного гнева. Звуковая волна швырнула Рудакова на паркетный пол с такой силой, что перед глазами расцвели яркие радужные круги. Приподнявшись, он увидел, как на сцену лезут разъяренные повара, на ходу превращаясь в мерзких скользких тварей.

Ужаса не было, только спокойная обреченность. Вот и все…

Когда бородавчатые лапы почти дотянулись до Рудакова, в его ушах зазвучал мягкий и спокойный голос Белого.

«Учись понимать язык сфер. А сейчас тебя спасет инъекция адреналина».

Свет в зале погас. Рудаков почувствовал, что летит в пропасть, дыхание перехватило, а желудок подкатил к горлу…