Читать книгу Хроники последнего лета - Кирилл Манаков - Страница 17

Москва

Улица Дмитрия Ульянова

Понедельник, 13 июля

Виктор Сергеевич давно считал автомобиль вторым домом. Перегородка, отделяющая пассажиров от водителя и охранника, создавала ощущение уединенности и даже интимности. Удобное место для спокойных размышлений, жаль, недолгих: поездка кортежа не занимает много времени даже по самым непроходимым автомобильным пробкам.

Автомобиль мягко затормозил перед входом в больницу. Прежде чем выйти, Виктор Сергеевич посидел с закрытыми глазами, а потом опустил встроенное в потолочную панель зеркало. Вид, надо сказать, неважный. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица, неизвестно откуда взявшиеся красно-фиолетовые прожилки и какие-то розовые пятна на щеках. Загорский вздохнул, убрал зеркало и нажал кнопку вызова. Ожидавший сигнала охранник открыл дверцу.

Перед высоким гостем выстроилось все медицинское начальство, включая заместителя министра здравоохранения, сумевшего каким-то чудом узнать о приезде руководства и опередить кортеж. Между лимузином и входом в больничный корпус помещалась огромная лужа, которую не успели удалить, по всей видимости, из-за неожиданности визита. Скорее всего, ответственными за эту операцию были два стоявших в отдалении маленьких таджика в синих спецовках и с совковыми лопатами в руках. Теперь, по общеуправленческой логике, они будут признаны виновными в репутационных потерях городского здравоохранения.

Замминистра лучезарно улыбнулся и зашлепал по луже как был – в дорогущем костюме от Китон и нежнейших замшевых ботинках.

– Дорогой Виктор Сергеевич! Очень приятно, что вы обратили внимание на наши, так сказать, палестины!

Замминистра пожал Загорскому руку и отвесил чуть не земной поклон. Это не удивительно – Виктор Сергеевич, помимо всего прочего, возглавлял бюджетную комиссию, согласующую ассигнования по линии Минздрава, и в чиновничье-медицинской среде имел статус небожителя, лично ответственного за бесперебойную работу рога изобилия.

Подоспевший главврач подхватил Виктора Сергеевича под локоть и повел в обход лужи, постоянно проговаривая «Осторожнее», «Вот тут ножку аккуратнее!», выдерживая такие ласково-назидательные интонации, словно говорил с неразумным ребенком.

От навязчивой опеки и сладких улыбок освободил Добрый-Пролёткин, коршуном налетевший на минздравовскую братию. Он произнес яркую и эмоциональную речь, упомянув Че Гевару, Ломоносова, Лао Цзы и клятву Гиппократа, посетовал на неудовлетворительное состояние санузлов в корпусах с третьего по шестой и официально объявил, что целью визита является не инспекция, а посещение одного-единственного больного.

При этих эти словах главврач заметно побледнел. Мало ли о ком может идти речь, и вдруг этот «некто» лежит, скажем, в общей палате шестого корпуса, куда без галош и противогаза лучше не входить. Услышав же фамилию Рудакова, он успокоился, зная о прекрасных условиях, созданных для журналиста. Тем более что тот вышел из комы и чувствует себя удовлетворительно. В этот момент подскочили поднятые по тревоге телевизионщики с камерой, и замминистра с главврачом окончательно отодвинули от высокой персоны.

Несмотря на точно объявленную цель визита, Виктору Сергеевичу пришлось пройти по утвержденному маршруту и осмотреть купленный за астрономическую сумму аппарат для какой-то изощренной диагностики, встретиться с заслуженными работниками и пожать руки нескольким больным-полицейским, получившим побои от неизвестных злоумышленников.

Двигаясь таким образом по изломанному маршруту, Виктор Сергеевич неотвратимо приближался к палате Рудакова. Ловко скользнув перед начальником, главврач постучал в дверь и картинно распахнул ее.

В палате, выкрашенной в приятный голубенький цвет, рядком, как солдаты на разводе, стояли три медсестры в бело-зеленых костюмчиках, шапочках и странных коричневых бахилах, делающих ноги похожими на растущие шляпкой вниз грибы-сморчки. Сам Рудаков размещался на кровати, со всех сторон обложенный подушками, с аккуратной повязкой на голове, пластырем на левой щеке и ссадинами по всему лицу. Синяки под глазами приобрели темно-фиолетовый оттенок, что резко контрастировало с белизной постельного белья. При этом он улыбался, и весьма саркастически, очевидно забавляясь сложившейся ситуацией. Тем временем деятельный Добрый-Пролёткин проталкивал вперед оператора, затерявшегося в толпе сопровождающих.

И тут Виктор Сергеевич увидел Наташу. Он даже представить не мог, что существуют такие прекрасные женщины. Именно прекрасные, слово «красивые» не подходит, вот Анечка – она красивая, модели на подиумах и кинозвезды – тоже, а здесь – нечто другое!

Наверное, так должен выглядеть ангел. Грация каждого движения порождалась совершенством тела, а большие голубые глаза не давали возможности отвести взгляд. Отчего же она одета в джинсы и футболку с накинутым поверх белым халатом? Самое великолепное вечернее платье будет недостойно ее красоты!

В крови забурлил коктейль гормонов, как у ошалевшего от весны подростка, сердце застучало в ритме станкового пулемета, уши запылали, а дыхание перехватило. Чтобы скрыть смущение, Виктор Сергеевич остановился, опустил голову и закашлялся. Подлетел озабоченный главврач, наклонился, заглянул в лицо и воскликнул:

– Виктор Сергеевич, что с вами?!

Загорский отмахнулся, показывая, что все в порядке, по очереди поздоровался с медсестрами и подошел к Наташе.

– Загорский, – представился он и протянул руку для приветствия.

Реакция женщины неприятно удивила Виктора Сергеевича. Она инстинктивно отстранилась, даже не от испуга, а как от предмета, вызывающего отвращение. Приходилось сталкиваться с разным отношением к собственной персоне, но такое случилось впервые.

Справившись с первым порывом, Наташа ответила на рукопожатие. Ее ладонь была мягкой, теплой и неожиданно сильной. В момент прикосновения Виктор Сергеевич почувствовал, что его словно пронзило электрическим током, а по телу пробежала теплая волна. Он неосознанно задержал руку, и Наташе пришлось приложить силу, чтобы освободиться.

Загорский, наконец, собрался, отвернулся от Наташи, подошел к Рудакову и произнес несколько дежурных фраз о сожалении и обязательном жесточайшем наказании виновных.

Журналист, хотя, как следовало из последней объективки, никакой он не журналист, а балующийся статейками литературный переводчик, выслушал безо всяких эмоций и слегка кивнул.

Загорский понимал, что и Рудаков, и Наташа не верят ни единому слову и считают именно его ответственным за случившееся. И это было досадно.

Виктор Сергеевич, натянуто улыбаясь, посмотрел в камеру и похлопал больного по плечу. Сам же Рудаков при этом имел вид необыкновенно довольный, словно ему делали приятный расслабляющий массаж. «Вот мерзавец, – подумал Загорский, с трудом удерживая на лице улыбку, – он еще и радуется!»

Словно поняв состояние начальника, Добрый-Пролёткин остановил съемку и засуетился, выпроваживая посетителей. Наташа хотела остаться, но советник, доверительно подхватил ее под руку и вывел из палаты. Виктор Сергеевич, оставшись наедине с Рудаковым, не глядя в глаза, пожал руку, пробормотал что-то сочувственное, минуту постоял молча, а потом решительно развернулся и вышел.

Добрый-Пролёткин поработал так интенсивно, что посторонние исчезли не только из палаты, но даже из больничного коридора. Перед дверью в полном одиночестве стояла Наташа. Она теребила в руках платочек какого-то синтетически-желтого цвета, и широко раскрытыми глазами смотрела на Виктора Сергеевича.

– Простите… я, знаете… – Загорский смутился настолько, что не мог подобрать нужных слов.

– Ничего страшного, – сухо сказала Наташа и посторонилась.

Виктор Сергеевич, наконец, сумел справиться со смущением.

– Я хотел бы сказать, что никакого отношения ко всему этому, – он кивнул в сторону палаты, – не имею. Произошла трагическая случайность. Я лично сделаю все от меня зависящее, чтобы найти виновных.

В голосе Загорского звучала такая убежденность, что он сам поверил в собственные слова. Сейчас даже самый совершенный полиграф подтвердил бы его исключительную правдивость.

И, похоже, это произвело на Наташу должное впечатление. Неуловимо изменилось выражение ее лица, исчезли неприязнь и испуг, осталась детская обида и растерянность.

– Тогда за что?

– Это преступники, – жестко сказал Виктор Сергеевич, – лично я думаю: попытка ограбления или бытовое хулиганство.

Наташа внимательно вгляделась в лицо Загорского.

– Честно скажу, я была уверена, что все это из-за статьи. Если все не так…

– Не так. Более того, поверьте, у меня вообще нет причины хоть как-то реагировать на подобные статьи. Я вообще не знал об их существовании до этой трагедии. И мне по-настоящему обидно, что мое имя звучит в этой истории.

– Извините, – сказала Наташа, – меня совершенно не интересуют ваши личные обстоятельства.

– Не интересуют?! – с горячностью ответил Виктор Сергеевич. – А вы представьте, каково мне выслушивать фантазии и обвинения на тему, которой просто не существует! Почему вы решили, что я могу быть причастен к такому? Ах, да, я знаю – почему! В сети сообщается как данность, будто бы я связан с женщиной, возглавляющей некий фонд. И вы, разумеется, поверили, верно?

– Почему вы мне это рассказываете?

– А кому мне еще, скажите, рассказывать? Оправдываться в прессе? Выступать по телевизору? Зачем? Поэтому и говорю это вам, без камер и помпы: вопрос нападения на вашего мужа стал лично моим. Если хотите, это – дело чести.