Читать книгу Конфликты в условиях трансформации современного российского общества. Курс лекций - Коллектив авторов - Страница 24

Мы отмечали, что социальные изменения приобретают разнообразные конфигурации. Для их анализа используется нейтральный, свободный от ценностной нагруженности концепт – концепт трансформации. Так, известный российский специалист в области политической конфликтологии А. В. Глухова под трансформационным процессом понимает качественную смену социальной системы (ее подсистем), предполагающую любой, в том числе и инволюционный вектор изменений, которая не заканчивается переносом формальных атрибутов вновь вводимой системы на новую почву, а предполагает принятие акторами в трансформирующихся обществах новых системообразующих правил и утверждение их в повседневности.

Социальная трансформация – процесс структурных изменений общественного состояния, одна из наиболее значительных форм его изменений, в которой происходят изменения самой социальной системы, а не только ее отдельных компонентов [27, с. 262–264].

Т. И. Заславская понимает трансформацию как радикальное и относительно быстрое изменение социальной природы общества, В. А. Ядов – как преобразование общества, отличающееся национально-культурным своеобразием. В позиции Н. И. Иконникова ключевой характеристикой является быстрое, внешнее, поверхностное изменение социальности посредством внедрения в нее чужеродных элементов, выдаваемых за необходимые основания, и сопровождаемое нарастанием негативных явлений.

По мнению Т. И. Заславской, к отличительным чертам социальной трансформации общества относятся:

• постепенность и относительно мирный характер протекания;

• направленность на изменение не отдельных частных сторон, а сущностных черт, определяющих социетальный тип общества;

• принципиальная зависимость хода и результатов процесса от деятельности и поведения не только правящей верхушки, но и массовых общественных групп;

• слабая управляемость процесса, важная роль стихийных факторов его развития, непредрешенность его итогов;

• неизбежность, длительность и глубина аномии, обусловленной опережающим разложением старых общественных институтов по сравнению с созданием новых. В ходе социальной трансформации меняется социетальный тип общества, она реализуется через изменение: а) системы базовых общественных институтов, б) социальной структуры и в) человеческого потенциала общества, которые связаны друг с другом сложными механизмами.

Иосиф Дискин характеризует процессы трансформации как качественные социокультурные изменения в моделях социальной деятельности, соответствующие перемены в основаниях и характере функционирования социальных институтов. Он отмечает двухмерность с трансформации: в процессе общественных изменений происходит не просто возникновение и институализация тех или иных элементов – локального, национального, глобального масштаба – культуры и социальной структуры, но также закрепление последних в качестве таких социокультурных стандартов, которые обусловливают социальную деятельность, направленную на усвоение (консолидацию) или, напротив, отрицание новационных явлений. Таким образом, трансформация – «взаимно стимулирующие изменения моделей социального действия, с одной стороны, и функционирования социальных институтов, связанного с намеренным, целенаправленным воздействием номинальных установлений (формальные нормы, процедуры или правила), – с другой» [22, с. 5].

Понятие трансформации отвергает телеологическую интерпретацию процесса и фиксирует моменты многовариантности, непоследовательности и неопределенности результатов политического развития. Акцент делается на том, что конечный результат процесса нельзя рассматривать в качестве предопределенного. Содержание понятия «трансформация» включает такую характеристику, как непредсказуемость результатов развития, поскольку в ходе масштабных перемен последние также постоянно меняются, подвергаясь процедуре корреляции с конкретными социально-экономическими, политическими, национальными и другими характеристиками трансформирующегося общества.

При этом вектор трансформации, по мнению Н. И. Лапина, «тем менее определен, чем радикальней ее характер и чем на более ранней стадии она находится» [28]. Непредсказуемость означает, что в результате трансформации появляются новые социальные формы и связи, новые структуры и новые правила.

Хотелось бы специально подчеркнуть подход О. В. Гаман-Голутвиной, определяющей трансформацию как «комплексное целенаправленное преобразование общества в качестве целостной социальной и культурной системы, приобретающей в процессе изменений новые структурные элементы, которые, в свою очередь, задают и определяют соответствующие им типы социальных действий» [15, с. 333].

Таким образом, трансформация – сложный комплекс институционально-процессуальных изменений, это:

• целерациональное изменение номинальных установлений (формальных норм, процедур, правил), отражающихся на механизме функционирования институтов общества;

• смена моделей культурной, социально-экономической, политической деятельности людей.

Используя анализ российских исследователей В. Я. Гельмана и А. Ю. Мельвиля [8, 19], зафиксируем, что концепции посткоммунистических трансформаций, в зависимости от того, какое значение они придают «объективным» предпосылкам, классифицируют на 1) «структурные», или «функционалистские», и 2) «процедурные», или «генетические».

Для «структурного» подхода социально-экономические и культурно-ценностные предпосылки и условия носят определяющий характер, в то время как «процедурные» подходы концентрируются на особенностях и последовательности конкретных решений и действий, осуществляемых ограниченным кругом инициаторов и непосредственных политических участников процесса трансформации.

В «структурном» подходе в литературе выделяют следующие основные модели аргументации:

• главным условием демократии является формирование эффективной государственности, государственного единства и национальной идентичности;

• возможно внешнее навязывание («содействие развитию») демократических институтов при отсутствии состоятельного государства;

• условием демократии являются относительно высокий уровень экономического развития и политическая культура «гражданского» типа межличностное доверие, поддержка демократических институтов, признание индивидуальных прав и свобод, политическая терпимость, чувство индивидуальной политической «эффективности», отсутствие в обществе непримиримых или острых расколов – социальных, этнических, религиозных, территориальных и др., а также чрезмерной фрагментации и сегментации общества;

• экономическое развитие не должно основываться на ресурсной модели государства-рантье;

• благоприятными условиями для демократии являются религиозные традиции протестантизма и католицизма, религиозная культура ислама препятствует демократизации, а православие, буддизм и конфуцианство обладают «двойственными эффектами»;

• характеристиками стабильной и эффективной демократии являются качество институтов и отсутствие в обществе чрезмерного имущественного неравенства.

Слабость структурного подхода состоит в том, что в нем раскрываются не обязательные предпосылки, а лишь факторы, благоприятствующие либо затрудняющие процесс посткоммунистической трансформации. В частности, практика их осуществления демонстрирует, что отсутствует прямая корреляция с наличием и массовым распространением в обществе каких-либо специфически демократических ценностей и ориентаций. Напротив, посткоммунистические переходы носят по преимуществу эндогенный характер и являются скорее результатом определенных решений и выбора политической тактики и стратегии ключевыми политическими акторами. «Объективные» факторы и предпосылки складываются десятилетиями и проявляются на достаточно большом временном интервале, в то время как процесс перехода протекает значительно быстрее.

Поэтому «процедурный» подход, ориентированный на анализ действий акторов в ходе трансформации, призван исправить недостатки «структурного» детерминизма.

Данный актор-ориентированный подход делает упор на субъективные факторы, влияющие на характер и направленность трансформаций, исходит не из «органистического» представления, а из конструктивистской установки – процессы трансформаций можно «сконструировать» по определенным «лекалам».

Основные факторы, которыми сторонники представленного подхода объясняют траектории посткоммунистических трансформаций следующие:

• характер и особенности «выхода» из авторитаризма;

• роль и влияние институционального дизайна, избираемого для новой политической реальности, форма правления, характер партийной и избирательной систем;

• система взаимодействий между ключевыми политическими акторами;

• особенности конфликта элит – смена или сохранение старых элит в каких-либо «превращенных формах»;

• уровни реальной и неформальной политической конкуренции, прежде всего на выборах главы государства и легислатуры;

• отношение власти к политическому плюрализму;

• использование властью или оппозицией насилия для достижения политических целей и результатов;

• наличие эффективных институциональных ограничителей социальных и политических конфликтов.

Описанные выше два теоретико-методологических подхода представляют собой альтернативные объяснения посткоммунистических трансформаций. Однако в современной литературе все чаще анализируются такие явления, как «демократический откат», «диффузия авторитаризма», «демократическая стагнация», «постдемократия», «аудиторная демократия».

Одни страны в процессе посткоммунистических трансформаций вполне преуспели в демократическом строительстве. Другие – с помощью «демократических» реформ лишь пытались добиться инвестиционных и политических преференций у западных партнеров. Между этими двумя крайностями – самые разные модели политических трансформаций с противоречивыми и «гибридными» результатами.

Концептуализация посткоммунизма осуществлялась не только в русле «транзитологических теорий», выявляющих общую логику переходов от авторитаризма к демократии, но и в русле его многомерного описания в рамках разных теоретических моделей. Ярким представителем этой точки зрения является бывший посол США в России Майкл Макфол, полагающий, что в случае посткоммунистических трансформаций базовые посылки транзитологической модели не работают.

Сравнительный анализ трансформационных процессов и траекторий изменений позволил ряду исследователей дифференцировать их на три группы (табл. 5.1).

Таблица 5.1. Различия общесистемных трансформаций по группам стран [41]

В работах В. М. Сергеева предлагаются два различных идеальных типа, которым соответствуют процессы становления институтов демократии – «органический» (североевропейский) и «конфликтный» (т. е. через столкновение власти с обществом).

«Конфликтный» путь, являясь путем проб и ошибок, характеризуется попытками обретения властью легитимности через заключение случайных рамочных моделей соглашений с обществом. Каждый раз очередные рамочные соглашения устанавливаются «сверху», вне зависимости от того, в какой форме произошла утрата легитимности предыдущей властью – в результате восстания или массового гражданского неповиновения и развала властных структур. Установление «сверху» – становление принципов социального порядка без «глубоких» переговоров с совместным исследованием основными политическими силами общества последствий установления такого порядка.

На этом пути практически неизбежна периодическая утрата властью легитимности и соответствующие социальные коллизии. «Рамочные модели» часто не работают из-за шокового расширения политического участия населения.

«Конфликтный» путь исходно заменяет реальный поиск консенсуса предложением набора плохо функционирующих макроуровневых институтов – достаточно упомянуть заключаемые в феврале 2014 года украинской властью и оппозицией различные соглашения. Они не сработали из-за шокового расширения политического участия населения. В процесс создания политических институтов были вовлечены массы людей, лишенных «операционального опыта» решения сложных социальных проблем. Они предпочли сложному процессу институционального строительства системы переговоров между группами населения, обладающими реальными ресурсами, радикальные и простые решения, последствия которых нигде не обсуждались.

Исследователи выделяют следующие тенденции «конфликтного» развития:

• отсутствие развитой культуры переговорных практик, обеспечивающих канализацию социальных конфликтов в русло цивилизованной парламентской политической борьбы;

• существенные разрывы в социально-политическом и экономическом положении различных социальных акторов, которые препятствуют становлению в обществе горизонтальных связей и устойчивых каналов урегулирования конфликтов;

• отсутствие или слабая развитость «рациональной» (в веберовском смысле) бюрократии, ориентированной на минимизацию харизматического вмешательства государства в жизнь населения и на переговоры с ним;

• слабое развитие политической культуры, ориентированной на органичную стабильность формальных институтов и традиций политических систем, ориентированных на преодоление конфликтных разрывов в обществе и реализацию рационально спроектированных моделей конфликторазрешения;

• сильные разрывы между различными ценностными ориентациями социальных слоев, неразвитая система переговоров между ними, слабая развитость политических институтов мирного разрешения конфликтов между различными силами;

• основной силой для нейтрализации социальных конфликтов является государство,[10] внедряющее «сверху» на макроуровне институты конфликторазрешения, которые зачастую вступают в противоречия с институтами более низких уровней или институтами в других сферах. Для различных социальных акторов создается ситуация «дилеммы заключенного»,[11] что усиливает конфликтность и асоциальное поведение.

Таким образом, особенности конфликтных моделей посткоммунистических трансформаций обусловлены различиями:

• исторического прошлого, исторических моделей развития, специфических стартовых условий;

• баланса государственно-центричных и этноцентричных. Первые характерны для обществ, в которых жива память об их суверенных государствах: Польша, Венгрия и Чешская республика. Этнические ценности актуализированы в обществах с относительно молодой государственностью: Македония, Словакия, Украина, Хорватия;

• интенсивности конфликта элит (единство или раскол); согласие элит и граждан в целесообразности и методах реализации политики реформ;

• способности властей к управлению конфликтами и удержанию социального контроля в обществе и недопущению гражданского противостояния;

• стратегических позиций, связанных с ориентацией либо на сотрудничество с «мировым сообществом», либо на «балансирующее» противостояние ему в отстаивании национальных особых интересов;

• наличием либо отсутствием мобилизующей и вдохновляющей все слои населения общенационально принятой программы действий;

• однородность или неоднородность этнического состава населения (этническое и языковое единство минимизируют вероятность межэтнических конфликтов и укрепляет социальный порядок);

• генетической политической и исторической «конфликтности совмещения» национальных традиций и местных исторически сложившихся институциональных форм с заимствованием импортируемых западных институциональных образцов социального устройства; комбинаций заимствуемых институциональных традиций и собственных культурно-исторических особенностей;

• моделей конфликтов стилей жизни, личных социальных капиталов, т. е. исторически унаследованного репертуара культурных правил и культурных практик демократических и рыночных институтов.

Таким образом, специфика национального исторического пути, институциональные и поведенческие традиции определяют конфликтную модель общества – сложное переплетение всей совокупности национального институционального контекста конфликтов и некоего своеобразия их формы. Специфика конфликтов связана с долговременными процессами, а национальный конфликтологический дизайн социальных трансформаций обладает такой интегральной характеристикой, как стиль («форма», «образ» «интенция», «тенденция»), позволяющей распознавать, описывать и оценивать национальную конфликтную ситуацию в целом и выявлять содержательное разнообразие самих внутренних конфликтных связей.