Читать книгу 12 великих пьес - Коллектив авторов - Страница 6
Шекспир Уильям. Двенадцатая ночь, или Что угодно
Действие I
Сцена пятая
ОглавлениеКомната в доме Оливии.
Входят Мария и шут.
Мария. Ну говори, где ты таскался, или я рта не открою, чтобы выгородить тебя. Госпожа прикажет тебя повесить за отлучку.
Шут. По мне – пожалуй. Кто на этом свете хорошо повешен, тому лба не забреют.
Мария. Почему так?
Шут. А потому, что кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Мария. Дурацкий ответ! Знаешь, кто выдумал это выражение «забрить лоб»?
Шут. Кто, моя красотка?
Мария. Те, кто не умеет плавать. И ты это можешь смело повторять в твоей глупости.
Шут. Да, надели, Господи, мудростью мудрых, а дурачье пусть себе отдают в рост свои дары.
Мария. Тебя все-таки повесят за то, что ты шатался так долго, или выгонят вон; а разве это для тебя не все равно, что быть повешенным?
Шут. Хорошо висеть лучше, чем худо жениться. А что до того, что меня прогонят, так мне все равно, пока на дворе лето.
Мария. Так тебе не нужна моя помощь?
Шут. Зачем? У меня и своих пара помочей.
Мария. А когда одна лопнет, так другая будет держать; а если обе лопнут, то ты потеряешь панталоны.
Шут. Ловко! Ей-богу, ловко! Продолжай, продолжай! Если сэр Тоби оставит пьянство, то ты будешь самой остроумной из дочерей Евы во всей Иллирии.
Мария. Тише, шут! Ни слова больше! Тебе не худо бы извиниться как следует.
(Уходит.)
Шут. Остроумие, если на то будет воля твоя, то помоги мне в доброй шутке! Умные люди, которые думают, что обладают тобою, часто остаются в дураках, а я, который уверен, что не имею тебя, могу прослыть за мудреца, ибо что говорит Квинапал? – «Мудрый глупец, лучше глупого мудреца».
Входят Оливия и Мальволио.
Шут. Желаю здравствовать, сударыня!
Оливия. Выведите глупость вон!
Шут. Слышите вы? Выведите вон графиню!
Оливия. Поди ты, сухой дурак! Я тебя знать не хочу, да, кроме того, ты еще начинаешь худо вести себя.
Шут. Два недостатка, мадонна, которые можно уничтожить питьем и добрым советом. Дайте сухому дураку напиться – он не будет сух. Посоветуйте дурному человеку исправиться – и если он исправится, то это уже не дурной человек; если же он уже не может исправиться, то пусть его портной заштопает. Ведь, что не исправлено, все только штопано. Провинившаяся добродетель штопана грехом; исправившийся грех штопан добродетелью. Годится этот простой вывод – хорошо, нет – что делать! Истинный рогоносец – только несчастье, а красота – цветок. Графиня хотела, чтоб вывели глупость, и я повторяю: выведите графиню вон!
Оливия. Я хотела, чтобы тебя вывели, почтеннейший.
Шут. Жестокая ошибка, сударыня: cucullus non facit monachum[10], то есть: «мой мозг не так пестр, как мой кафтан». Добрейшая мадонна, позвольте доказать, что вы дура.
Оливия. Можешь ли ты это сделать?
Шут. И очень, мадонна!
Оливия. Доказывай.
Шут. Но я должен сперва проэкзаменовать вас, мадонна. Отвечайте мне…
Оливия. Пожалуй. За недостатком лучшего развлечения я послушаю твои доказательства.
Шут. Добрейшая мадонна, о чем грустишь ты?
Оливия. Добрый дурак, о смерти моего брата.
Шут. Я думаю, душа его в аду, мадонна.
Оливия. Я знаю, дурак, что душа его на небесах.
Шут. Тем больше ты дура, если грустишь о том, что душа брата твоего на небесах. Эй, вы! Выведите глупость вон!
Оливия. Что ты думаешь об этом дураке, Мальволио? Не становится ли он лучше?
Мальволио. Конечно, и будет совершенствоваться до последнего издыхания. Старость приводит в упадок умного человека, а дурака совершенствует.
Шут. Ниспошли же тебе Господи раннюю старость, и глупость твоя да расцветет во всей красе! Сэр Тоби поклянется, что я не лисица, но и гроша не заложит, что ты не дурак.
Оливия. Что ты на это скажешь, Мальволио?
Мальволио. Я удивляюсь, как ваше сиятельство можете находить удовольствие в таком бездарном мерзавце! Я видел давеча, как простой дурак, в котором столько же мозга, как в палке, вышиб его из седла. Смотрите, он уже потерялся: если вы не смеетесь и не доставляете ему случая для острот, так у него рот зашит. Ей-ей, умные люди, которые смеются над этими заказными дураками, не что иное, как паяцы этих же дураков.
Оливия. О, ты болен самолюбием, Мальволио, и вкус твой совершенно испорчен. Кто благороден, простодушен и одарен свободой мысли, тот принимает за мыльные пузыри эти выходки, в которых ты видишь пушечные ядра. Привилегированный дурак не клевещет, хотя бы беспрестанно насмехался, так же, как человек, известный за умного, не насмехается, хотя бы всегда осуждал.
Шут. Да ниспошлет тебе Меркурий дар красноречия за то, что ты хорошо говоришь в пользу дураков.
Мария возвращается.
Мария. Сударыня, там у дверей какой-то молодой человек, он очень желает с вами говорить.
Оливия. Он от графа Орсино, не правда ли?
Мария. Не знаю, сударыня: статный молодой человек и с довольно большой свитой.
Оливия. Кто же его удерживает?
Мария. Сэр Тоби, сударыня, ваш дядюшка.
Оливия. Пожалуйста, уведи его: он вечно говорит, как сумасброд.
Мария уходит.
Ступай, Мальволио, – и если это посол от графа, так я больна или меня нет дома. Скажи, что хочешь, лишь бы отвязаться.
Мальволио уходит.
(Шуту.) Видишь, как твои шутки стареют и надоедают?
Шут. Ты же за нас говорила, мадонна, как будто старшему сыну твоему быть шутом; но да набьют боги битком его череп мозгом, так как вот один из твоей родни, у которого очень слабая pia mater[11].
Входит сэр Тоби.
Оливия. Право, он полупьян. Кто там у дверей, дядюшка?
Сэр Тоби. Человек.
Оливия. Человек? Какой человек?
Сэр Тоби. Человек там. (Икает.) Черт возьми эти селедки! (Шуту.). Ты что, болван?
Шут. Почтеннейший сэр Тоби…
Оливия. Дядюшка, дядюшка, так рано и уже в таком непристойном виде.
Сэр Тоби. Недостойном? Велика важность. Там кто-то у дверей.
Оливия. Ну хорошо, да кто же?
Сэр Тоби. По мне, хоть сам черт, если ему угодно. Мне что за дело? Уж поверьте мне, говорю я. Э, все на одно выходит! (Уходит.)
Оливия. С чем можно сравнивать пьяного?
Шут. С утопленником, дураком и бешеным. Первый глоток сверх жажды делает его дураком, второй – бешеным, а третий – утопленником.
Оливия. Ступай же за полицейским, пусть освидетельствует дядюшку, он уже в третьей степени пьянства – он утонул. Ступай, присмотри за ним.
Шут. До сих пор он еще только бешеный, мадонна, и дурак будет смотреть за бешеным. (Уходит.)
Мальволио возвращается.
Мальволио. Сударыня, этот молодой человек клянется, что должен говорить с вами. Я сказал ему, что вы нездоровы, но он уверяет, что уже слышал об этом и потому именно пришел говорить с вами. Я сказал, что вы спите, – и это он как будто знал уже наперед и утверждает, что затем-то и пришел поговорить с вами. Что ему сказать, сударыня? Он вооружен против всякого отказа.
Оливия. Скажи ему, что я не хочу с ним говорить.
Мальволио. Я это уже говорил ему, да он уверяет, что будет стоять у дверей, как будка часового, пока вы его не допустите.
Оливия. Какого же рода этот человек?
Мальволио. Мужского.
Оливия. Ну, а какого рода мужчина?
Мальволио. Очень дерзкого. Волею или неволею, он непременно хочет говорить с вами.
Оливия. Его лета, наружность?
Мальволио. Не довольно стар для мужа, не довольно молод для мальчика; ни рыба ни мясо, так – на меже мальчика и мужа. Лицом смазлив, говорит дерзко, у него как будто еще молоко на губах не обсохло.
Оливия. Впусти его, да позови Марию.
Мальволио (кричит). Мария, графиня зовет! (Уходит.)
Мария возвращается.
Оливия. Подай мне вуаль и накинь ее на меня: попробую еще раз выслушать посольство Орсино.
Входит Виола со свитою.
Виола. Кто из вас благородная хозяйка этого дома?
Оливия. Обратитесь ко мне, я хочу отвечать за нее. Что вам угодно?
Виола. Вселучезарнейшая, превосходнейшая, несравненнейшая красавица, прошу вас покорнейше сказать мне, кто здесь хозяйка? Я никогда ее не видал, и потому мне бы не хотелось промахнуться с моею речью, так как, кроме того, что она мастерски изложена, мне еще стоило большого труда выучить ее наизусть. Красавицы мои, не насмехайтесь надо мной: я очень чувствителен – малейшее неуважение меня раздражает.
Оливия. Откуда вы, сударь?
Виола. Я могу вам рассказать немного больше того, что я выучил, а этого вопроса нет в моей роли. Уверьте меня в том, моя красавица, что вы действительно хозяйка, чтоб я мог продолжать речь мою.
Оливия. Вы актер?
Виола. Нет, мое сокровенное сердце. И при всем том, клянусь вам всеми крючками хитрости, я не то, что представляю. Вы ли хозяйка?
Оливия. Если не слишком много беру на себя, так я.
Виола. Действительно, если это вы, то вы много на себя берете. Что в вашей воле дать, в том отказать вы не властны. Впрочем, это не принадлежит к моему поручению. Итак, я буду продолжать похвальное вам слово, а потом поднесу зерно моего посольства.
Оливия. К делу. Что же касается похвального слова, то я вас освобождаю от него.
Виола. Ах да… А я убил столько труда, чтоб выучить его наизусть, и слово мое так поэтически изложено.
Оливия. Потому-то оно и вымышлено. Пожалуйста, поберегите его для себя. Я слышала, что вы неприлично вели, себя у моих дверей, и впустила вас больше затем, чтоб подивиться вам, чем слушать ваши рассказы. Если вы не безрассудны, то удалитесь; если вы умны, то укоротите речь свою. Сегодня я не расположена быть действующим лицом в подобном странном разговоре.
Мария. Угодно вам сняться с якоря? Вот дорога.
Виола. Нет, милый юнга, я еще здесь покрейсирую. Усмирите немного вашего великана, принцесса!
Оливия. Говорите, что вам угодно?
Виола. Я – посланный.
Оливия. Вероятно, вы должны сказать мне ужасную весть, если делаете к ней такие ужасные приготовления. Исполняйте ваше поручение.
Виола. Оно назначено только для вашего слуха. Я пришел не с объявлением войны, не с требованием дани. Оливковая ветвь в руке моей, и я произношу только слова мира.
Оливия. Тем не менее начало было довольно бурное. Кто вы? Чего хотите?
Виола. Если я выказал невежливость, то этому виной прием, который встретил. Кто я и чего я хочу – таинственно, как девственная прелесть: для вашего слуха – целая поэма, для всякого другого – святотатство.
Оливия. Оставьте нас.
Мария и свита уходят.
Послушаем эту поэму. Ну, сударь, что гласит ваша поэзия?
Виола. Прелестнейшая!..
Оливия. Утешительное учение, и о нем много можно наговорить. Где же стихи ваши?
Виола. В груди Орсино.
Оливия. В его груди? В которой главе?
Виола. Чтоб отвечать методически – в первой.
Оливия. О, ее я читала! Это ересь. Больше ничего вы не имеете сказать мне?
Виола. Красавица, позвольте взглянуть на ваше лицо.
Оливия. Разве герцог дал вам поручение к моему лицу? Вы сбились с текста. Однако ж я отброшу занавес и покажу вам картину. (Сбрасывает вуаль.) Смотрите – такова я действительно в это мгновение. Хороша ли работа?
Виола. Превосходна, если одна природа создала ее.
Оливия. Краса неподдельная: не боится ни дождя, ни ветра.
Виола
Где розы с лилиями сочетала
Природы нежная, искусная рука,
Там красота чиста и неподдельна.
Вы будете жесточе всех, графиня,
Когда в могиле скроете красу,
Изображенья не оставив миру.
Оливия. О, я не хочу быть так жестокосерда! Я издам каталог моей красоты, сделаю опись – и каждая частица, каждый кусочек будет приложен к моему завещанию, как, например: первое – довольно алые губы; второе – пара голубых глаз, при них и ресницы; третье – шея, подбородок и так далее. Что, вы присланы для оценки?
Виола
О, я вас вижу в настоящем виде:
Вы непомерно горды! Но, хоть будь
Сам дьявол заключен в вас, – вы прекрасны.
Мой повелитель любит вас, синьора.
Такой любви нельзя не наградить,
Хотя бы вы, Оливия, носили
Корону беспримерной красоты.
Оливия
Как любит он меня?
Виола
С потоком слез,
С благоговением, с огнем молитвы,
Со вздохами, звучащими любовью.
Оливия
Он знает, что любить я не могу
Его, хотя считаю благородным,
И добрым, и богатым, и отважным.
И знаю, что он молодостью свежей
И незапятнанной цветет. Природа
Прекрасные дары в прекрасной форме
Ему дала, А все же не могу я
Его любить, что мог бы уж давно
Он отгадать.
Виола
Когда б я вас любил
Так горячо, мучительно и страстно,
Как мой монарх, в отказе вашем гордом
Я б никакого смысла не нашел —
Не понял бы его.
Оливия
Но что б вы сделали?
Виола
У вашего порога
Я выстроил бы хижину из ивы,
Взывал бы день и ночь к моей царице,
Писал бы песни о моей любви
И громко пел бы их в тиши ночей.
По холмам пронеслось бы ваше имя,
И эхо повторило б по горам:
«Оливия!» Вам не было б покоя
Меж небом и землей, пока бы жалость
Не овладела вашею душой.
Оливия
Кто знает, вы бы далеко зашли!
Откуда же вы родом?
Виола
Жребий мой
Хотя и не тяжел, но род мой выше:
Я дворянин.
Оливия
Идите же назад
К монарху вашему. Его любить
Я не могу. Пусть он не присылает
Опять ко мне послов, иль разве вы
Придете известить меня, как принял
Орсино мой отказ. Прощайте
Благодарю за труд. Вот вам на память.
Виола
Нет, спрячьте кошелек – я не слуга,
Не мне, а герцогу нужна награда.
Пусть камнем станет сердце человека,
Которого вы будете любить!
Да презирает он твою любовь,
Как презираешь ты любовь Орсино!
Красавица жестокая, прощай.
(Уходит.)
Оливия
А родом вы откуда? «Жребий мой
Хотя и не тяжел, но род мой выше:
Я дворянин». Клянусь, что это правда!
Твое лицо, приемы, смелость, стан,
Твои слова – вот твой богатый герб.
Оливия, не торопись, потише.
Но ежели б слуга был господином —
Ужели заразиться так легко?
Я чувствую, что юношеский образ
Невидимо и осторожно вкрался
В мои глаза. Мальволио, где ты?
Мальволио возвращается.
Мальволио
Я здесь, графиня! Что угодно?
Оливия
Догони
Упрямого посланника Орсино.
Он перстень здесь насильно мне оставил.
Скажи, что я подарка не хочу.
Пусть герцогу не льстит, пусть не ласкает
Его пустой надеждой – никогда он
Оливию своей не назовет.
Когда ж послу угодно завтра утром
Прийти ко мне, я объявлю причину.
Мальволио, спеши!
Мальволио
Сейчас, графиня.
(Уходит.)
Оливия
Что делаю, сама того не знаю.
Мой глаз не обольстил ли это сердце?
Свершай, судьба! Мы не имеем воли,
И нам судьбы своей не избежать.
Уходит.
10
«…cucullus non fasit monacbum». – Латинскую пословицу «Клобук не делает монахом» шут толкует применительно к себе.
11
Серое вещество мозга (лат.).
