Читать книгу Освобождение из ловушки созависимости - Группа авторов - Страница 13

Мне (Берри) позвонила Мэри, моя бывшая студентка, у которой вызывала тревогу ее тридцатиоднолетняя дочь Сара. По мнению Мэри, Сара находилась в состоянии глубокой депрессии и была на грани самоубийства. Мэри спрашивала, нет ли у меня возможности в ближайшее время встретиться с Сарой. Я нашел свободное время в своем расписании, и Мэри сказала:

– Я позвоню Саре и выясню, сможет ли она прийти к вам, а потом перезвоню и сообщу ее ответ.

Здесь я впервые заподозрил, что в основе проблемы может лежать созависимость, и потому сказал:

– Мэри, я предпочел бы, чтобы Сара позвонила мне сама, и мы могли бы договориться с ней о встрече напрямую. Если, конечно, ты не возражаешь.

В трубке повисло молчание. Мэри обдумывала мое предложение. Наконец, словно она и не думала над таким развитием событий, Мэри произнесла:

– Хорошо, думаю, это возможно. Я скажу Саре, чтобы она вам позвонила.

На первой встрече с Сарой я, после небольшого предисловия, попросил ее оценить свою депрессию по шкале от одного до десяти, где десять баллов означали бы самую сильную депрессию, какую она только могла себе представить. Сара оценила ее на «девятку». Я стал расспрашивать девушку об отношениях и ее детских годах, проведенных в семье. Ответы подтверждали мое первоначальное подозрение о том, что она была вовлечена в созависимые отношения. Ее родители чрезмерно опекали и контролировали ее, когда она была ребенком. Мать постоянно критиковала ее, требуя безупречности во всем. Отец, наоборот, был отстраненным, и родители все время конфликтовали.

Сара имела очень низкую самооценку и проблемы с людьми, вторгавшимися в ее психологическое пространство. Она не умела говорить «нет» своим сослуживцам и начальникам, которые часто просили ее работать сверхурочно. В отношениях с мужчинами она всегда пыталась угодить своему партнеру, но никогда не имела успеха и часто ощущала себя нелюбимой. Сара была склонна считать людей абсолютно хорошими или абсолютно плохими и часто разочаровывалась в них по причине того, что люди не уделяли ей того внимания, на которое она рассчитывала, и не проявляли заботы о ее потребностях. Она пыталась быть независимой, надеясь убедить себя и других в том, что у нее нет необходимости находиться с кем-либо в близких отношениях. Однако правда заключалась в том, что Сара была страшно одинока; она воздвигла вокруг себя толстую стену защиты. Сейчас эта стена начала рушиться, и Сара не знала, что делать.

Мой вопрос о том, не смогут ли ее мать и отец прийти на сеанс психотерапии вместе с ней, поверг Сару в шок. Она полагала, что мать, возможно, и пришла бы, но отец, не доверяющий ни психологам, ни психотерапевтам, и потому не единожды произносивший: «Это – занятие для сумасшедших», – точно нет! Я объяснил ей, что убежден в том, что она никогда не была психологически независимой от своей матери и что, возможно, она будет продолжать вступать в неудовлетворяющие ее отношения – до тех пор, пока не освободится от партнеров, удерживающих ее от использования ее собственной внутренней силы.

В качестве домашнего задания я попросил Сару составить два списка незавершенных процессов, которые были между ней и ее матерью. В первом списке девушка должна была перечислить все, что она хотела бы, чтобы мать сказала ей или сделала для нее, когда она была маленькой, и что, как ей сейчас кажется, могло бы облегчить ее жизнь, если бы она это получила. Во втором списке нужно было перечислить все, что, как она помнила, мать сказала и сделала ей, когда она была маленькой, и что теперь, когда она стала взрослой, считает пагубным для себя.

На следующий сеанс Сара пришла вместе с матерью и начала со своих списков. Я объяснил, что первый список отражает события, связанные с ее созависимостью. Возможно, она мечтает о том, чтобы ее мать и другие окружающие ее люди сами понимали, что ей требуется, и ей не надо было бы ни о чем просить. Второй список отражает травмы, связанные с ее контрзависимыми проблемами, которые заставляют ее постоянно чувствовать себя рассерженной и обиженной[9]. Сара решила начать со второго списка, и я объяснил, что ей, прежде всего, необходимо открыто выразить матери свой гнев и обиду, прежде чем она по-настоящему сможет принять любовь и ласку, о которых она мечтала.

Сара начала со слов:

– Мама, ты всегда критиковала меня и считала, что я не способна что-то сделать правильно. Я чувствовала себя ужасно!

Мэри произнесла в ответ:

– Да, я критиковала тебя, но это было моей персональной потребностью в совершенстве. Я знаю, что не должна была так поступать. Я не была подготовлена к роли матери и большую часть времени чувствовала себя растерянной и беспомощной.

Обсуждение других пунктов из списка Сары проходило в основном так же. Мэри признавала правду в претензиях Сары и выражала вину за то, что она не поступала правильно. Когда сеанс закончился, я почувствовал, что процесс не был завершен, поэтому спросил Мэри, не сможет ли она прийти с дочерью на следующей неделе. Мэри согласилась.

В начале следующего сеанса я выяснил, что ни одной из женщин не понравилось то, что произошло на предыдущем сеансе, и что они до сих пор не пришли в себя. Сара сказала:

– Мне неприятно говорить матери подобные вещи. Все, чего я добилась, это то, что она теперь чувствует себя еще более виноватой.

Мэри добавила:

– Я не спала несколько ночей на этой неделе. Я действительно расстроена.

Тогда я решил сосредоточиться на вине Мэри.

Я спросил, что ей требуется для того, чтобы простить себя за совершение ошибок в воспитании дочери. Она ответила, что не знает. Тогда я спросил:

– Ты могла бы попросить прощения у своей дочери?

Мэри выглядела испуганной и, казалось, хотела уйти, но, наконец, она сказала:

– Да, думаю, когда-нибудь я смогла бы это сделать.

Было видно, что ей хотелось отложить это, и поэтому я сказал:

– Твоя дочь сейчас сидит перед тобой, и ты имеешь прекрасную возможность решить эту проблему прямо сейчас.

После некоторых раздумий она повернулась к дочери и сказала:

– Сара, ты простишь меня за мои поступки по отношению к тебе, когда ты была ребенком?

Сара без промедления ответила:

– Конечно, я прощаю тебя, мама!

Мэри вздрогнула, словно слова Сары прозвучали для нее неубедительно.

Когда я увидел состояние Мэри, я попросил ее сосредоточиться на себе и ощутить прощение в своем теле. Она закрыла глаза и сказала, что чувствует, как черный луч пронзает ее желудок сверху донизу. Внезапно он наполнился светом, и желудок перестал ощущать боль.

Тогда я попросил Мэри заглянуть внутрь себя и проверить, нужно ли ей еще больше прощения. Она сказала, что ощущает внутри себя еще более глубокое больное место, которое необходимо исцелить, поэтому снова спросила:

– Сара, ты простишь меня?

На этот раз Сара подошла к матери и обняла ее, а потом сказала:

– Да, мама, я прощаю тебя.

После этого они обнялись и заплакали. Когда они отстранились друг от друга, я попросил Мэри еще раз заглянуть внутрь себя и проверить, достигло ли прощение того глубокого болезненного места. Она снова закрыла глаза, и в это время на ее платье, которое застегивалось спереди, отстегнулись две пуговицы. Сара, заметив это, воскликнула:

– Мама, из тебя выскакивает вина!

Мы все засмеялись, и они снова обнялись.

Неожиданно я понял движущие силы, создавшие их неспокойные отношения, и сказал:

– Мэри, ты проявила по отношению к Саре чувство вины, а не любви, и Сара испытывает дискомфорт. Она может подумать, что ты действительно не хочешь с ней общаться и что единственная причина, по которой ты с ней общаешься, заключается в твоем чувстве вины перед ней. Возможно, это способствует ее низкой самооценке. Она не хочет тебя ни о чем просить, боясь, что из чувства вины ты скажешь «да». Ей необходимо знать, что ты действительно хочешь быть с ней и общаться с ней и что ты скажешь ей «нет», если у тебя не будет желания делать это.

Сара подтвердила мое мнение и добавила:

– Я хочу относиться к тебе как равноправному другу, а не как к виноватой матери. Я тоже иногда испытываю вину, когда хочу, чтобы ты общалась со мной, но не говорю тебе об этом. Ты согласна на новые отношения со мной, основанные на любви, а не на вине?

Мэри ответила:

– Да, я очень хочу этого!

Когда сеанс подошел к завершению, я спросил Сару:

– Ты хочешь продолжить курс психотерапии, чтобы еще поработать над твоей депрессией и низкой самооценкой?

Сара посмотрела мне в лицо и ответила:

– Нет, я не думаю, что мне сейчас требуются дополнительные сеансы. Я хочу немного поработать над этим самостоятельно. Я чувствую себя сильнее и увереннее, так что теперь сама могу позаботиться о себе. Проделанная вместе с мамой работа действительно помогла мне. У меня есть много вопросов по поводу своего детства, которые я хотела бы ей задать, и я думаю, она сможет дать мне необходимые ответы.

Потом подумала и добавила:

– Когда я буду готова иметь дело с отцом, то, возможно, снова обращусь к вам и приведу его. Думаю, мне удастся убедить его прийти вместе со мной.

Этот случай демонстрирует, насколько быстро могут начать изменяться существенные, продолжавшиеся всю жизнь созависимые модели поведения. Безусловно, не всегда есть возможность объединить на психотерапевтическом сеансе родителей и/или детей для решения этих проблем, да это и не требуется. Если бы мать Сары не согласилась на сотрудничество и не пришла бы с ней на сеанс, мне пришлось бы попросить Сару представить себе, что в моем офисе в пустом кресле сидит ее мать и Сара может говорить с ней о своих чувствах и нерешенных проблемах. Я уверен, мы достигли бы таких же результатов. Для Сары было необходимо получить ясное представление о созависимых и контрзависимых моделях, чтобы она могла выяснить, что способствует сохранению ее созависимости. Вина и стыд являются распространенными эмоциями, которые обеспечивают активность движущих сил созависимости и контрзависимости.