Читать книгу Неизъяснимая прелесть первоисточника - - Страница 20

За одним исключением в данном исследовании рассматриваются только тексты, встреченные нами на страницах периодических изданий.

Начнем с весьма плодовитого автора. Публикация его рассказа в одном из литературных приложений сопровождалась бурными славословиями в его адрес со стороны собратьев по перу. Славословиями, вполне соизмеримыми с комплиментами, которых удостаивался незабвенный Леонид Ильич в период расцвета своего литературного дарования.

Цитированная в разделе «Не для?» писательница так характеризует творчество коллеги:

…встреча с тонким, ярким, интеллигентным собеседником, ибо эта проза предполагает диалог с читателем, фактов, мыслей, неожиданных умозаключений столько, что и затрудняешься классифицировать этот текст…» … выстраивает пространство текста совершенно драматургически: умелой рукой режиссера «ставит свет», озаряет неожиданно ярким лучом мизансцены, выводит героев под беспощадный свет прожекторов и неуклонно ведет читателя и зрителя к финалу. И, конечно же, – благотворное смещение красок: трагедия с фарсом, мелодрама с «суховатым» изложением фактов. «Пробежать» прозу нелегко. Выкинуть ее из головы после прочтения – невозможно…»

Другой прозаик подтверждает и дополняет высокую оценку.

…если подлинная интеллигентность неотторжима от высокой образованности и они помножены на прекрасный писательский дар, тогда перед нами…

…отменный мастер литературных портретов.

…блестяще владеет пером. Константин Паустовский учил меня: «В книге не смеет пребывать ни один абзац, который бы мог написать не писатель». … я ни одного такого абзаца не встретил.

Вот абзацы, которые встретили мы:

Он подходил к ней ближе, чем позволяли приличия, и произносил фразу, опять же совершенно для себя странную:

Элементарное литературные приличия требуют как минимум заменить «для себя» на «для него». После такой косметики фраза останется неуклюжей, но будет, по крайней мере, грамматически правильной.

Потом, пропуская спутницу вперед, они садились в сани, мчались по Кузнецкому мосту вниз.

Как они (Бунин и его спутница) могли пропустить эту спутницу вперед? Ответ находится за пределами здравого смысла. В отличие от предыдущей данная фраза не подлежит даже капитальному ремонту.

Дальше еще интереснее:

Он глядел на ее насурьмленные до самых бровей веки – так ему нравилось. И она не разрешала ему облизывать пересохшие губы, она сама облизывала его пересохшие губы; и помада облюбовала ее рот раной, и он заживлял раны, а потом утирался платком, и платок был у него вечно в красных следах, будто бы чахотка закипала у него на губах и он скрывал ее. Бунин вспоминал об императоре.

Неужели приличия позволяли литератору, уединившемуся в санях с юной красавицей (извозчика не считаем – он явно не конкурент будущему нобелевскому лауреату), во время обмена поцелуями внезапно вспоминать об императоре?! Ладно. Попробуем объяснить этот странный полет мысли. Предположим, что Бунин был ярым монархистом. Опираясь на эту гипотезу, можно допустить, что когда он целовал императорскую подданную, его неконтролируемые думы автоматически обращались к сюзерену.

Ошеломленный нестандартным поведением Ивана Алексеевича читатель, возможно, сразу и не заметит, сколько раз в этом остросюжетном фрагменте использованы формы личных местоимений. А жаль! Тринадцать раз.

С употреблением нашими авторами «божественно затянутых» периодов мы уже познакомились в одноименном разделе. Еще пара примеров. Вот, скажем, популярнейший детектив, соперничавщий по тиражам и с шедеврами Дарьи Донцовой, и с сочинениями урожденного Ульянова.

Да и потом, Александров, опытный кремлевский диспетчер и знаток сановного протокола при генеральном секретаре ЦК КПСС, никогда бы не поставил такую значительную фигуру, как председатель Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР, в унизительное положение, при котором члена политбюро уведомляют о встрече с генеральным секретарем партии всего за двадцать минут.

Хорошо, конечно, что автор столь добросовестно изучил штатное расписание ЦК КПСС. Но бесконечно-монотонное чтение этого синодика утомляет и усыпляет.

Однако в случае с Александровым и несколькими его коллегами Юрий Андропов знал то, что было недоступно многим членам политбюро: в общем-то невинные, но, как правило, содержащие в себе некоторое информационное зерно фразы, «утекавшие» из легендарного кабинета на Старой площади по якобы болтливости помощника генерального секретаря, на самом деле строго дозировались и направлялись по конкретным адресам самим Леонидом Брежневым, тщательно проверявшим, как действует эта с виду малозначительная, а подчас откровенно чепуховая информация на его ближайшее окружение и к чему она в итоге приводит.

Тоже красивое предложение. Правда, чрезмерно сложноподчиненное. Да и четыре разбросанных на его территории причастия не облегчают понимания.

Он бы и рад был избавиться от тяжких и даже унизительных воспоминаний фрагментов своего беспрецедентного восхождения к этой отвратительно-манящей, вызывающей одновременно ужас и восторг цели, но был бессилен: мозг жил своей собственной жизнью и упрямо не хотел расставаться с эпизодами и подробностями, которые Андропов мечтал навсегда забыть и с которыми он был обречен не расставаться до самой смерти.

Были такие вещи, которые никто, кроме разве что самого Брежнева, знать не мог, да и не должен был. Андропова связывали особые отношения с Александром Шепелиным, «железным Шуриком», удивительным человеком и уникальным циником, любимцем советского комсомола, как никто умевшим придавать какой-то особенный, неповторимый блеск любому делу, за которое он брался. Именно Шепелин сумел надежно прикрыть Андропова в очень сложной, запутанной ситуации, когда после свержения Хрущева шла лихорадочная борьба за кремлевский престол, жертвами которой стало великое множество аппаратчиков, единственным прегрешением которых была романическая увлеченность хрущевскими реформами.

В этих двух фразах переизбыток причастий выжжен каленым железом. Но счастья как не было, так и нет. Вместо четырех разнокоренных причастий видим прилагательное «который», повторенное шестикратно.

С целью полнее оценить ширину творческого диапазона наших прозаиков обратимся к произведению автора, исповедующего иные принципы построения фраз. Фрагмент рассказа:

…званый.. ужин… подошел к концу и гостеприимная хозяйка сказала мне с чувством:

– Проводите Фиру – вас ведь все-равно никто не ждет.

И я попер. Я о чем-то задумался и не сразу сообразил, что моя спутница мне что-то с жаром рассказывает. Я быстро стряхнул с себя оцепенение и включился в ее откровение в качестве слушателя.

Краткое, энергичное «И я попер» в сравнении с предыдущим безразмерным пассажем выглядит весьма выигрышно. Правда, немного смущает изобилие личных местоимений – их девять.

Шагайка. Из рецензии на роман еще одного беллетриста.

…невостребованный гений… изобретатель самодвижущего лазерного монстра под названием «шагайка». Несчастный инженерно технический Моцарт исчезает в безвестности, не найдя заказчиков ни в Израиле, ни в России, а его изобретением пользуются другие. Заодно мы переносимся в некое иудейское Беловодье, Икарию, страну Муравию, возникшую… на бескрайних пространствах Сибири.

…. Авторская фантазия не знает границ… …События развиваются вначале в России, затем в Израиле, снова в России, Чечне, Сибири, Ново —Киеве и в конце концов неизвестно где.

К сожалению, у нас нет возможности процитировать непосредственно текст романа. Но, думается, сказанного рецензентом вполне достаточно, чтобы привлечь к «Шагайке» внимание читателей.

В газетной заметке излагается содержание занимательного романа о Смердизах и Камбизе.

Камбиз посылает из Египта в Персию своего самого преданного слугу Прексаспа, чтобы тот убил Смердиза. Прексасп заманил Смердиза на охоту и там убил… …двое магов решили организовать заговор против Камбиза. Один из этих магов был царским домоправителем, и у него был брат, похожий на Смердиза. Мало того, звали брата тоже Смердизом. Мага же домоправителя звали Патизифом. И этот Патизиф посадил своего брата Смердиза на престол, разослав при этом глашатаев по различным областям, а также Камбизову войску в Египет указы, что отныне следует повиноваться не Камбизу, а Смердизу, сыну Кира.

И на этот раз маловато имен собственных, но изложение неплохое.

Еще один не менее занимательный роман другого автора.

Живет в старом замке… …прекрасная золотоволосая принцесса, увлекающаяся на досуге изготовлением целебных настоев… …И к этой – то замковой затворнице попадает израненный в схватках израильский странствующий рыцарь… …По всем законам жанра благородный воин должен спасти свою даму сердца… На первый взгляд задача десантника… …проста, как репа. Нужно победить злодеев, порешить дракона и в конце пленить сердце принцессы. Но (имя автора) делает все хитрей. Принцесса конца XIX века отдается своему паладину не в финале, а в самом начале романа (и продолжает добросовестно и смачно отдаваться на протяжении всех 464 страниц)…

Можно предположить, что рыцарь мог бы в качестве альтернативы этому марафону предпочесть схватку с драконом.

На тему участия репатриантов в политической жизни Израиля беллетристы создали немало произведений. Ниже воспроизводится

диалог из одного такого сочинения. Не располагая полным текстом романа, предполагаем, что аббревиатурой обозначено какое-то политическое образование.

– У нас ничего невозможного нет. Вова записался в ПИЗДОМ… Извини.

– Ничего, валяй.

– И стал в ПИЗДОМе активным членом… Извини

– «Член» – этоничего, допустимо… Ну и?

– А Грета присоединилась вроде бы тоже к ПИЗДОМу, но который не с Брюховым, а с Довом Ферцыком.

– Ох Ты Господи! То есть, ох Ты Я! Что же получается?

– А вот что. Если победит левый Тэндер. К которому примкнул Брюховский ПИЗДОМ, а в нем, как я тебе объяснял, числится Гретин Вова или как там его, значит Грыжнерманы выходят как бы победителями, и Грета может претендовать. Если же мэром станет Блумхер, а Ферцык со своим ПИЗДОМом…

– Ты, охальник, даже за сквернословие извиняться перестал!

– Прости, пожалуйста.

– Не обращай внимания, это Я так, по-стариковски, Ну – Ферцык со своим ПИЗДОМом…

– Ага, Ферцык со своим ПИЗДОМом идет на выборы с Блумхером, а Грета Грыжнерман идет с ПИЗДОМом Дова Ферцыка, значит…

– Ой, мама – мама…

В увлекательном диалоге запоминающаяся аббревиатура встречается 8 (восемь) раз, имена собственные – 13 (тринадцать).

Знаменитый ямщик пел о том, что он наблюдал с облучка. А о чем или о ком может петь автор, много лет подвизавшийся в различных структурах на престижной должности пресс – секретаря? Для цитируемого далее отрывка мы предложили бы заголовок: Из жизни отдыхающих.

Офир, пресс -секретарь фракции «Пикуд», утверждал, что подлинное наследие Гибина заключается в ежедневном использовании смеси, состав которой – треть тоника и две трети джина на стакан. Гильад… …выразил резкий протест в связи со столь пренебрежительным отношением к памяти безвременно усопшего и, на основании совершенно унутренней партийной информации, выдвинул диаметрально противоположный тезис: половина стакана – виски, половина – содовой…. Но… …победителем вышла третья сторона – Леха, пресс – секретарь парламентской фракции русской партии «Крыша». …он представил свою, оригинальную версию, основанную на дедуктивном анализе свидетельств, собранных им в прижизненных газетных публикациях, а также намеков, содержащихся в мемуарах очевидцев. После обсуждения и дегустации эта версия подавляющим большинством голосов и была признана наиболее соответствующей действительности: две трети стакана пива и треть – водки.

Этот стон у нас юмором зовется И большими тиражами издается.

Зарубежная жизнь стимулирует не менее искрометные шутки.

Городской шахматный чемпионат проводился в Бруклинской high school. Финал. За шахматным столиком два мальчика. Еврейский – бледное хилое прыщавое очкастое существо тринадцати лет, которого недавно привезли в мешке с Украины, и высокий красивый черный юноша пятнадцати лет, самый умный из всех черных юношей в Большом Яблоке. Его срочно обучили играть в Шахматы и выставили на чемпионат при поддержке гуманитарной организации ВLM. …Встает заместитель принципала и через микрофон требует, чтобы участники турнира надели майки, на которых написано «Вlack lives matter». Еврейский мальчик, играющий белыми, берет у заместителя принципала микрофон и говорит: «Все шахматные фигуры равны!», снимает с доски шахматы белого цвета и ставит черные. Зал восторженно аплодирует.

И т. д.

Знакомство с творчеством очередного автора начнем с небольшого фрагмента.

…вдруг занозило Фоню Непутево – Русского. В его светлой голове мелькнула Гулиха – Шурочка Птичкина- Кошкина, бессовестная гойка, ставшая в Израиле пламенной сионисткой. … …Всех наделанных в одесской тюрьме детей – обрезала. Папу – подполковника Васеньку – тоже…. …Без чистой анкеты не выбила бы для муженька командировку в Париж, на курсы повышения квалификации. … …Причем, ему, Фоне эта поездка была более полезной… …Париж – это же русские журналы и газеты, где он еще не демонстрировал свою творческую мускулатуру. Это же – средоточие интеллигенции, равной ему по образовательному цензу…

Гулиха наказала его с Парижем. Он накажет ее секс – расхристанностью эмансипированного во Франции Птичкиеа – Кошкина. Уж кто – кто, а она натянет- таки глазки ему на поднадзорное место!… …Схваченный неопалимым огнем справедливой мести Фоня Непутево-Русский… …пошел к общественному телефону.

В заметке о творчестве этого талантливого беллетриста отмечается:

…виртуозный, лихо закрученный слог, обилие каламбуров, густо замешанных на малоцензурной лексике иногда играет с автором злую шутку – за всем этим богатством трудно уловить нить сюжета.

Сказанное иллюстрируется двумя отрывками из текстов писателя.

Передового кузнеца дядю Ступе разнесло на гвозди, которыми после гроб братский заколачивали для Гусачка и его двоюродного братца Кузьмича, что хоть и не верил Б-га, но все же отдал ему душу…

Цитирование второго фрагмента рецензент предваряет предупреждением, что его лучше не показывать маленьким детям и нервным женщинам.

Я клянусь вам, девки светлого будущего, б-ди моей современности и проститутки мрачного средневековья, что никогда и ни при каких обстоятельствах – в море, на суше и в космосе – не уроню, мать вашу, суки, чести и славы мужской!

Такая проза не может не быть не удостоена многих литературных наград. Автор является лауреатом:

– Российского литературно- журнального конкурса, учрежденного к 300-летию Санкт- Петербурга,

– международной премии «Добрая лира»,

– международной Бунинской премии,

– международного конкурса военных писателей имени В. В. Карпова.

И т. д.

Из рецензии на произведение другого автора.

Есть в (название произведения) вещи, которых мы не можем принять… Например, чрезмерное применение ненормативной лексики и, так сказать, ненормативных сцен.

Теперь воспользуемся возможностью заглянуть в творческую лабораторию беллетриста, автора детективного романа. Интервьюер спрашивает:

– …вам не кажется, что специфичность образа жизни вашей главной героини может несколько покоробить читателя?

– …мне плевать на неписаные законы и табу. Если ты начинаешь работать и держишь в голове мысль о том, что сие допустимо, а сие нет, ничего приличного не напишешь. Тем более если ориентируешься на вкус обывателя. Моя героиня – проститутка. А проститутку должны трахать…

– Но не по три раза на каждой странице?

– Да хоть по десять. Лишь бы это было хорошо прописано…

…«это» прописано с очень большим знанием дела. И генитальные варианты, и оральные. В одном эпизоде бандиты даже весьма живописно «опускают» конкурента из грузинской мафии, предварительно аккуратно обрив его волосатое седалище.

…я действительно считал, что чрезмерно насыщенное прямыми подробностями описание «служебных обязанностей» женщины по имени… может помешать читателю поверить в искренность чувств по отношению к ней главного героя романа. Но… выдвигал свои контраргументы настолько уверенно и спокойно, что пыл мой понемногу увядал.

Немного ниже

– Вероятно, ориентируясь на эту самую публику, – ухмыльнулся я, – вы и назвали роман…?

– Нет, авторское название было другим. Теперешнее мне предложили в издательстве. Сказали, что так роман будет лучше продаваться…

– А как он назывался первоначально?

– «Выб… дки».

Я прокашлялся.

Думается, процесс проникновения в тайны создания литературного произведения можно завершить этим кашлем.

Кстати, о мате. (Какая-то куцая получилась рифма.) Как мы могли убедиться, в нашей изящной словесности он используется достаточно широко. Рецензенты периодически отмечают чрезмерное применение ненормативной лексики в разбираемых произведениях. Как правило, они относятся к этому однозначно отрицательно. Однако, по данному вопросу существует и альтернативное мнение.

О поле брани! Кто тебя усеял остатками крепких слов и скелетами непечатных выражений?! Кто напоил этот воздух настоем отборного мата?! Кто разбросал по земле неисчислимые запретные плоды?! Кто поставил вдоль границ этого поля ограждения из колючей морали и в придачу сторожей, исполненных высокого ханжества?! Кто, кто, кто?!

– Эх,… твою мать… – тоскливо разносится окрест.

На поле брани нашего литпространства сторонники этой точки зрения находятся в явном большинстве.

Тем не менее приятно отметить, что одновременно существуют девицы, настолько благородные, что информацию о мате и других наших реалиях получают не из первоисточника, а так сказать, кружным путем. Журналистка комментирует новогоднее обращение главы оппозиции к репатриантам.

Недалеко ушел от певца и лидер оппозиции…, записавший свое поздравление… …Чего только нет в этом ролике – и русский мат, и уличный жаргон, и… …водка…