Читать книгу Vita Vulgaris. Жизнь обыкновенная. Том 1 - - Страница 17

За стенами школы наш дружный класс делился на две компании и группу непримкнувших. Компании сложились естественно, между собой не конкурировали, и на атмосферу сплочённости класса никак не влияли.

В костяк нашей компании входили: подробно описанный выше Витя Попов, носивший кличку «Армян» (по прежнему месту жительства), Саша Быков по кличке «Бык» – лучший математик класса, компанейский Жека Чук эмалированные уши, я, носившая клику «Товарищ Сержант» и две мои подруги – Ляля и Раиса, кличек не имевшие. Белобрысый Жека и черноволосый и кучерявый Саша Быков были почти одного роста, то есть самые маленькие в классе. Таким, обычно, в свалках на переменах достаётся больше всех. Шустрый Жека Чук быстро смекнул, как можно избежать «насилия» со стороны более рослых одноклассников: после каждого звонка на перемену он бросал клич:

– Вырубай Быка! – после чего все мальчишки хватали Сашку на руки и таранили его математической головой двери класса.

Делали они это аккуратно, но регулярно, причём Жека Чук всегда принимал самое активное участие в этом ритуале. Несмотря на такую Жекину подляну, их дружба с Сашей оставалась крепкой и нерушимой долгие годы.

Жека жил в частном доме с бабушкой и дедушкой, которые воспитывали его с пелёнок. Его мать оставила сына на родителей, а сама вышла замуж, родила дочь и с Жекой практически не общалась. Жекины старики были добрыми, к компании нашей относились благосклонно, вот мы и собирались у него на праздники, вечеринки и просто так.

Такая насыщенная событиями и переживаниями жизнь не оставляла мне времени для учёбы. Вот почему с девятого класса и до окончания школы я не сделала ни одного домашнего задания – благо их проверяли редко. Обычно проносило, но, иногда, чувствуя, что могут проверить, я списывала задания на перемене. Правда, однажды я всё-таки попалась. Урок физики был первым, я списать не успела, а Владимир Александрович, как назло, решил пройтись по рядам и задание проверить.

– Я тетрадь дома забыла, – произнесла я обычную в таком случае отмазку, глядя самым, что ни есть, правдивым взором на любимого директора. Он, конечно же, мне не поверил, но вида не подал:

– Хорошо, принесёшь завтра.

Следующий урок физики по расписанию должен был быть только через три дня. «Наверняка забудет» – подумала я и не стала утруждать себя скатыванием задания. Но на следующий день, когда уроки уже закончились и мы с Лялькой вышли из класса, я увидела Владимира Александровича в конце коридора. Недолго думая, я схватила Ляльку за руку и втащила её в соседний, пустой класс. Там я открыла окно, и мы с подругой вылезли из класса на школьный двор. Владимир Александрович уже поджидал нас, стоя на крыльце школы:

– А ну-ка, идите сюда, – поманил он нас пальцем.

Склонив повинные головы, мы подошли к крыльцу.

– Ну, её я понимаю, – сказал директор, кивнув головой в мою сторону. – А вот ты, взрослая девушка, и через окна лазаешь! Не стыдно?

Лялька ничего не ответила, а Владимир Александрович покачал головой, махнул рукой и сказал:

– Ладно, идите.

Мне стало обидно: значит я не взрослая девушка!? Ну и пусть, а задание я всё равно делать не буду! И не сделала. Правда, Владимир Александрович больше о нём и не вспоминал.

Несмотря на такое «разгильдяйство» (папино словечко), я умудрялась быть почти отличницей – выручала хорошая память и быстрая соображалка. По геометрии, например, мне достаточно было взглянуть на чертёж, чтобы я знала, как задачу решать. Единственное, что я делала дома, это писала домашние сочинения, во-первых, потому что писать любила, а, во-вторых, потому что скатать сочинение было невозможно. Марго часто мои сочинения хвалила и зачитывала перед классом.

Одно из сочинений я начала и закончила одной и той же фразой. Марго назвала это удачным литературным приёмом, который позволил замкнуть повествование в плавный круг, дающий ощущение основательности и законченности. Меня самоё удивило то, что я, оказывается, использовала литературный приём. Настоящий «мещанин во дворянстве»: изъясняюсь прилагательными, и даже об этом не догадываюсь.

Так я и подошла к окончанию школы попрыгуньей-стрекозой. Правда, справедливости ради, следует отметить, что к выпускным экзаменам я готовилась серьёзно. Ну, почти серьёзно. Невозможно же было заставить себя в полную силу готовиться к сдаче семи экзаменов! Тем более что июнь был жарким, сушил мозги и манил на природу.

По литературе я надеялась на свободную тему, а свободная тема предполагает отсутствие необходимости к ней готовиться. Чтобы чем-то себя занять в день перед экзаменом, я решила чего-нибудь почитать. В руки попалась недавно купленная повесть «На чём держится мир» литовского автора Ицхокаса Мераса. Это была повесть о литовской деревне до войны и во время оккупации. Книга была написана талантливо и увлекла меня так, что я не могла оторваться. Легла спать часа в три или четыре утра. В семь часов меня не могли добудиться. Вскочила я без пятнадцати восемь и, не умывшись, опрометью бросилась в школу.

В класс я влетела как раз тогда, когда Марго вскрывала конверт с темами сочинений. Ну и везунчик же я! Свободная тема оказалась просто подарком судьбы: «Моя любимая книга». Конечно же, я писала о «Гамлете», а заодно и о прочитанной ночью повести. Совершенно не помню, как мне удалось объединить эти два произведения, но, наверное, удалось, потому что за сочинение я получила пятерку. За русский, правда, четыре балла – как всегда наставила авторских знаков препинания, на которые, не будучи классиком или, на худой конец, членом Союза писателей, права не имела.

С английским проблем не было. Дело в том, что Лялька, Люда Сергеева и я около полугода занимались с репетитором. Идея нанять репетитора пришла в голову маме Люды Сергеевой. Люда тянула на золотую медаль, но потянуть 45 рублей в месяц за уроки репетитора их семья была не в состоянии. Вот они и предложили мне и Ляле «подтянуть английский». Лялины родители согласились сразу, а мне пришлось довольно долго уламывать маму. Зачем мне нужен был английский, я не знаю, скорее всего, так, за компанию. Поступать я собиралась в художественное училище. И непременно в Москве. Тем не менее, маму я убедила, что английский язык мне нужен позарез.

Репетитором оказался пожилой мужчина из репатриантов. Носитель языка, так сказать. При первом знакомстве он воскликнул: «Цветник!», а во время уроков оглядывал нас масляными, желтовато-зелёными глазками, и мне казалось, что он вот-вот довольно замурлычет. Несмотря на то, что старикан вызывал у меня чувство, близкое к отвращению, отдам ему должное: за шесть месяцев наш английский вышел далеко за пределы школьной программы. Так что на экзамене комиссия похвалила моё произношение и быстроту речи.

К физике и химии мы решили готовиться у Жеки, в его маленьком уютном садике с кособокой беседкой под старыми раскидистыми яблонями. Ни садик, ни беседка от жары не спасали, поэтому было решено сменить место дислокации и штудировать науки на Приютских озёрах, которые в советское время были переименованы в Комсомольские, правда, их никто так не называл. Эти искусственные пруды находились довольно далеко от города, в выжженной яростным южным солнцем степи. На километры вокруг не наблюдалось никакой растительности выше ковыля. Тем летом вода в озёрах почти высохла, и температура её ненамного отличалась от температуры воздуха, вибрирующие потоки которого поднимались от раскалённой земли. А нам нравилось! Мы бултыхались в этом горячем супе из глинистой взвеси с добавлением буро-зелёных водорослей, и об учебниках не вспоминали. На третий день такой подготовки мама с подозрением спросила:

– Откуда у тебя такой загар?

– А мы на крыше Жекиной беседки занимаемся, – ответила я без запинки.

Мама недоверчиво покачала головой, но допроса с пристрастием проводить не стала.

Вот по математике я готовилась основательно. Честно выучила все билеты кроме тринадцатого. К суеверию это не имело никакого отношения, просто билет был трудным, вот я и отложила его на потом, а потом не успела. В день экзамена прямо на крыльце школы встретила Жеку.

– Ну, как, все билеты выучила? – спросил Чук.

– Все, кроме тринадцатого.

– Да ты чё! Вот здорово! А я только тринадцатый и выучил. Давай я тебе его расскажу.

– Да ну его! Он мне не попадётся.

– Нет, давай расскажу!

– Жека, ты чего пристал, как банный лист!? Отвяжись!

– Милка, ну дай мне возможность своими знаниями поделиться!

Я поняла, что этот зануда не отстанет, и решила, что дешевле будет согласиться:

– Чёрт с тобой! Делись!

Мы присели на подиум большого стенда, расположенного между кабинетом директора и учительской, и Жека стал рассказывать мне свой единственный выученный билет.

Минут через пять из учительской вышли члены экзаменационной комиссии и проследовали в класс. Математичка, замыкавшая шествие, пригласила нас с Жекой широким жестом правой руки проследовать за ними:

– Неверова, Паламарчук, хватит зубрить! Перед смертью не надышитесь.

На экзамен я зашла в первых рядах, поэтому на столе лежало около тридцати билетов, аккуратно разложенных в несколько рядов. «Выбор большой» – подумала я и взяла белый листочек из самой середины:

– Билет № 13! – торжественно произнесла я и расхохоталась во всё горло.

Если бы я расхохоталась при виде любого другого номера, члены комиссии, вероятно, решили бы, что у меня истерика на почве сильного волнения, а так они только переглянулись, и математичка спросила:

– Что, Неверова, в приметы верите? Для вас этот номер счастливый?

– Да, счастливый, – ответила я, а про себя решила, что всё-таки я ужасно везучая, и миллион раз поблагодарила Жеку за его навязчивость.

Свежеприобретённые знания о тангенсоидах с котангенсоидами вылились в твёрдую пятёрку, завершив тем самым моё успешное окончание средней школы с производственным уклоном.

Выпускной вечер, несмотря на оригинальное платье собственного дизайна в мамином великолепном исполнении и австрийские туфельки на шпильках, присланные по такому случаю тетей Галей из Ленинграда, запомнился мне только тем, что Витя не обращал на меня никакого внимания и ни на один танец не пригласил. Чтобы хоть как-то почувствовать его близость, я подсела к его младшей сестрёнке Машеньке, которую на вечер привела Витина мама – одна из активных устроительниц банкета с разрешённым шампанским и дефицитным сервелатом.

Не помню, о чём мы с Машенькой говорили, да, это и неважно. Важно то, что я как бы невзначай прикоснулась к её руке, и меня обдало приятным теплом – как будто это была рука любимого. Конечно, такой уж слишком опосредованный контакт с Витей удовлетворить меня не мог, поэтому настроение моё к середине вечера безнадёжно испортилось, да ещё непривычные к непомерно высоким каблукам ноги запросили пощады. Я переобулась в предусмотрительно захваченные с собой старые туфли – пусть хоть ноги не страдают.