Читать книгу Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня - - Страница 14

Курильские острова встречают меня моросящим дождём и плотным туманом. Словно нехотя приоткрывают завесу тайны над своими владениями – зелёными, дымящимися, овеянными легендами.

Вулканы здесь соседствуют с туманными лесами, горячие источники бьют из-под земли, напоминая о неукротимой силе, скрытой в недрах. Земля будто дышит, ворочается во сне – то ли в кошмарном, то ли в блаженном.

И люди здесь под стать земле – суровые, немногословные. Кажется, впитали характер Курил – их горячую силу, их холодную отрешённость. Живут по своим законам, чтут свои обычаи.

Мой проводник в этом мире – Иван Петрович, старожил острова Шикотан. Всю жизнь на острове, сам – словно выточенный из базальта. По лицу не определишь ни возраст, ни мысли – взгляд глубокий, пронизывающий.

Заходим в его дом – простой, добротный. На стенах – сети, на полках – затейливые поделки из дерева и кости. В углу – иконы, лампадка теплится.

– Это мы всегда так, – говорит Иван Петрович, перехватив мой взгляд. – И Бога чтим, и духов местных уважаем. Они ведь тоже – хозяева здешние, сила немалая.

В его словах – ключ к пониманию курильского культурного кода. Это удивительное переплетение религий, верований, обычаев. Православные молитвы соседствуют с шаманскими обрядами айнов, иконы – с ритуальными масками.

– Потому как мир наш хрупкий, уязвимый, – продолжает Иван Петрович, разливая крепкий чай. – Что земля, что океан, что человек – всё на волоске висит. Вот и уповаем на высшие силы – какие есть.

В этом мировоззрении, пронизанном хрупкостью бытия, особая сплочённость курильчан. Необходимость держаться вместе, полагаться друг на друга – как единственный залог выживания.

Здесь не приняты пышные церемонии и громкие слова. Отношения строятся на делах, на поступках. Поймал рыбы – поделись с соседом. Потерял снасть – одолжи у товарища. Заболел – будь уверен, всем миром на ноги поставят.

– Так от дедов-прадедов повелось, – кивает Иван Петрович. – Выручать друг дружку, в беде не бросать. Иначе здесь, на Курилах, никак. Пропадёшь один, сгинешь без следа.

Эта взаимовыручка, это чувство локтя проявляются и в семейных отношениях. Здесь не просто живут бок о бок – здесь по-настоящему родные люди. Мужья уважают жён, дети почитают родителей. Все разногласия решаются миром, все тяготы несут сообща.

Вот и сейчас, пока мы пьём чай, в дом один за другим подтягиваются члены большой семьи Ивана Петровича. Сыновья, невестки, внуки – все при деле, все чем-то заняты. Кто сети чинит, кто рыбу чистит, кто детей присматривает.

– Семья – она ведь как наши острова, – улыбается старик, глядя на домочадцев. – Крепость несокрушимая, когда вместе. А поврозь – так, пылинки на ветру.

В этих словах, в этой мудрой метафоре – суть уклада жизни курильчан. В гармонии с природой, в единстве друг с другом. В балансе между традициями и новыми веяниями. В умении принимать мир таким, каков он есть – хрупким, изменчивым, полным чудес и опасностей.

Но не могу не вспомнить и иную курильскую быль – полную боли, борьбы и надежды. Иван Петрович, пригорюнившись, заводит неспешный рассказ:

– Открыли наши острова русские мореходы ещё в XVIII веке. А как осваивать стали – и на японцев наткнулись. Те ведь тоже на Курилы зарились, айнов под свою руку подмяли. Долгие годы спорили, чьи острова.

– В 1855 году подписали Симодский трактат, – продолжает он, глядя в окно, за которым клубится туман. – Разделили острова: северные – наши, южные – ихние. Да только спокойствия это не принесло.

История Курил – это череда договоров, конфликтов, недопонимания. Вижу, как оживает, наливается силой голос старика. Словно и не прошло полутора веков с тех пор – так свежа, так жива историческая память.

– После войны, в 1945 году, наши войска освободили острова, – говорит Иван Петрович, голос его звучит гордо. – Айны тогдашние нас как освободителей встречали. Но и японцев жалко было – их переселяли на Хоккайдо, многие плакали, землю свою покидали.

Смахивает он непрошенную слезу, да тут же гордо голову вскидывает.

– А потом начались смутные времена, – вздыхает старик. – Союз распался, финансирование прекратилось. Будто сиротами остались мы тут, на краю земли.

Но не сломили курильчан ни политические перемены, ни экономические трудности.

– Да только мы народ упрямый, – улыбается Иван Петрович. – Зубами в эту землю вцепимся, а не отдадим. Потому как наша она, кровная. Здесь деды-прадеды наши жили, работали, детей растили.

Сколько бед видали Курилы – и войны, и землетрясения, и цунами. В 1994 году землетрясение на острове Шикотан разрушило половину домов. А мы всё одно – стоим, живём. Детишек растим, мир свой бережём. И верим – не оставит нас Россия-матушка, не даст в обиду.

Такая вот она, история курильская – горькая и славная. История людей, что корнями в эту землю вросли. Что ни бурям житейским, ни ветрам переменчивым не покорились.

После обеда Иван Петрович предлагает прогуляться до моря. Дорога ведёт через лес, пахнет мокрой хвоей и морем. Туман стелется по земле, словно пытаясь нас укрыть.

– Вон там, за тем холмом, старое японское кладбище, – говорит он, указывая рукой. – Мы его не трогаем, уважаем память. Они тоже люди были, землю эту любили.

Мы подходим к берегу. Волны размеренно накатывают на камни, оставляя пенную кромку. Где-то вдалеке слышен крик чайки.

– Красиво тут у вас, – говорю, вдыхая солёный воздух.

– Да, красота у нас суровая, – соглашается Иван Петрович. – Но другого нам и не надо. Привыкли мы к ней, сроднились.

Мы сидим на большом валуне, молчим. Каждый погружён в свои мысли.

– Знаете, – неожиданно говорит он, – иногда кажется, что время здесь течёт по-другому. Как будто прошлое и настоящее переплелись.

– И будущее, – добавляю я.

Он кивает, задумчиво глядя на горизонт.

– Может быть, будущее. Главное, чтобы дети наши здесь оставались. Чтобы жизнь продолжалась.

Покидаю дом Ивана Петровича с грустью и благодарностью. За науку, за истории, за тепло человеческого общения. И верю – сохранят Курилы свой неповторимый колорит, свою самобытность – вопреки всем ветрам перемен.

Потому что здесь, на краю земли, живут по совести. В ладу с собой, с миром, с Богом. Не мудрствуя лукаво, не ища лёгких путей.

Оставаясь теми, кем рождены. Детьми огня и пепла, хранителями древних истин.

На следующий день отправляюсь на экскурсию к вулкану Тятя на острове Кунашир. Дорога непростая, но виды того стоят. Величественный вулкан, окружённый зеленью, дымит, напоминая о неукротимой силе природы.

– Знаете, местные айны считали Тятю священной горой, – рассказывает гид Алексей, молодой парень с горящими глазами. – Верили, что в его недрах живут духи предков.

– А вы сами верите в это? – спрашиваю.

– В духов? Не знаю. Но что-то здесь есть особенное. Энергетика какая-то.

Мы поднимаемся выше, воздух становится прохладнее. Открывается вид на бескрайний океан, на сопки, покрытые туманом.

– Курилы – это место силы, – продолжает Алексей. – Тут либо полюбишь раз и навсегда, либо сбежишь при первой возможности. Я вот полюбил.

Я понимаю его. Есть в этих островах что-то притягательное, несмотря на суровость и отдалённость.

Вечером, возвращаясь в гостиницу, думаю о том, что Курилы – это не просто географическая точка на карте. Это особый мир со своими законами, со своей философией.

Мир, где каждый камень – память, каждая травинка – исцеление.

Где даже сквозь туман и морось будущее проглядывает – непростое, но светлое.

Засыпая под шум прибоя, я понимаю, что частичка моего сердца останется здесь. Среди этих вулканов, туманов, среди людей, которые живут в гармонии с природой и с собой.

Людей Курильских островов – непокорных, первозданных.

Не сломленных ни сейсмическими бурями, ни житейскими штормами.

Стойких. Цельных. Настоящих.