Читать книгу Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня - - Страница 19

Что я знал о Якутии до этой поездки? Честно говоря – ничтожно мало. Алмазы, шахты, вечная мерзлота. Ну, ещё якуты в оленьих унтах, шаманы с бубнами, белые ночи. Стандартный набор штампов, расхожих стереотипов.

Но стоило мне ступить на эту землю, вдохнуть морозный воздух, вглядеться в лица местных жителей – и меня захлестнуло щемящее чувство. Будто я прикоснулся к чему-то исконному, первозданному. К самому сердцу России – холодному и горячему одновременно.

Моим проводником в этом удивительном мире стал Николай – потомственный оленевод, охотник и сказитель. Мы познакомились случайно в маленьком кафе на окраине Якутска. Я грелся горячим чаем после долгой прогулки по морозным улицам, когда заметил его за соседним столиком. Высокий, крепкий, с обветренным лицом и по-юношески яркими глазами, он привлёк моё внимание.

– Не замёрзли? – неожиданно обратился он ко мне, заметив, как я потираю замёрзшие руки.

– Да вот, пытаюсь согреться, – улыбнулся я.

– Якутские морозы – дело серьёзное, – подмигнул он. – Впервые у нас?

– Да, решил познакомиться с вашим краем поближе.

– Ну что ж, добро пожаловать. Николай, – представился он, протягивая руку.

– Александр. Очень приятно.

Разговор завязался сам собой. Николай рассказывал о жизни в тайге, о том, как с детства привык к суровым условиям Севера.

– Хочешь увидеть настоящую Якутию? – вдруг предложил он. – Не туристическую, а ту, что в сердце хранится.

– Конечно! Это было бы здорово.

– Тогда собирайся, завтра рано утром выезжаем.

На следующий день мы отправились в путь. Оленья упряжка скользила по заснеженной тайге, снег хрустел под полозьями. Вокруг простиралось белое безмолвие, лишь изредка нарушаемое криком птицы или шелестом ветра в верхушках деревьев.

– Я последний в роду, кто знает древние сказания, – с гордостью говорит Николай, управляя оленями. – Мой отец был великим олонхосутом, хранителем мудрости предков. Перед смертью он передал мне это знание и наказал нести его дальше, передать следующим поколениям.

– Олонхо… – повторяю я, пробуя незнакомое слово на вкус. – Это ваш эпос?

– Да, якутский героический эпос, – кивает он. – ЮНЕСКО даже признало его шедевром нематериального культурного наследия человечества.

Он рассказывает о грандиозных сказаниях о подвигах богатырей, о битвах добра и зла, света и тьмы. Уходящие корнями в седую древность, в эпоху легендарных первопредков.

– В олонхо – вся мудрость нашего народа, – продолжает Николай. – Олонхо учит нас жить в гармонии с природой, чтить духов земли и неба. Показывает, как тесно в мире всё связано – видимое и невидимое, быт и бытие. Древние якуты не делили мироздание на части – они воспринимали его как единое, цельное. И эпос помогает нам прикоснуться к этой изначальной цельности.

Слушаю Николая – и словно прозреваю, начинаю видеть мир его глазами. Вот заснеженные лиственницы вокруг – не просто деревья, а священные Аал Луук Мас, древа жизни, соединяющие небо и землю. Вот полярное сияние в ночи – не просто игра света, а танец небесных воинов и дев, несущих людям благодать.

Мы останавливаемся у замёрзшего ручья – дать передохнуть оленям, разжечь костёр. Николай достаёт из сумки потертый свиток бересты.

– Хочешь послушать олонхо? – спрашивает он, усаживаясь у огня.

– Очень, – отвечаю, чувствуя, как внутри поднимается волнение.

Он начинает читать нараспев, гортанным, завораживающим голосом. Я не понимаю ни слова – но чувствую, как меня захватывает, уносит могучая стихия эпоса.

Вот грозный богатырь Нюргун Боотур скачет по белой безмолвной пустыне. Вот он сражается с чудовищами абаасы, спасает похищенную красавицу. Вот шаман Аан Арчылаан зовет благодать на земли людей, поёт сокровенные песни. Образы, ритмы, чудесные превращения сменяют друг друга, сплетаясь в затейливый узор.

– Олонхо – не просто истории, не просто сказки, – шепчет Николай, закончив петь. – Это образ мышления, способ видеть мир. Всё в нём взаимосвязано, всё имеет смысл и предназначение. Человек – не властелин природы, а её часть, её дитя. Он должен жить в ладу с ней, слышать её голос…

Голос природы… Да, здесь, среди вечных снегов и безмолвных лесов, он звучит особенно внятно. В каждом шорохе ветра, в каждом хрусте наста – мудрость и тайна, отголоски иных миров. Словно сама якутская земля нашептывает свои сказания – терпеливо, настойчиво, из века в век.

В этот момент к нам присоединяется молодой парень, лет двадцати. Его зовут Сергей, он племянник Николая.

– Дядя Коля, мама просила передать вам эти пирожки, – говорит он, протягивая свёрток.

– Спасибо, Сергей, – улыбается Николай. – Познакомься, это Александр, наш гость из Москвы.

– Очень приятно, – парень пожимает мне руку. – Как вам у нас? Не холодно?

– Потрясающе, – отвечаю. – Никогда не думал, что холод может быть таким… живым.

Сергей смеётся.

– Это точно подмечено. Здесь всё живое, даже мороз.

Мы втроём сидим у костра, разговариваем о жизни, о традициях. Сергей рассказывает, как учится в Якутске на учителя, но каждое лето приезжает в стойбище к семье.

– Хочу, как дядя, сохранить наши обычаи, – говорит он. – Учить детей олонхо, языку предков.

– Вот видишь, Александр, – Николай кивает на племянника. – Молодёжь возвращается к корням. Это даёт надежду.

А потом Николай рассказывает свою историю. О том, как его отец, последний великий сказитель их рода, не вернулся однажды с охоты. Сгинул в просторах тайги, в белом безмолвии пурги. Как мать выла раненым зверем, обнимая осиротевших детей. Как сам он, мальчишка, поклялся продолжить дело отца – сберечь песни и сказания, унести их сквозь ветры перемен.

– Трудно было, ох как трудно, – вздыхает Николай, глядя в потрескивающий огонь. – Времена менялись, старые обычаи забывались. Молодёжь тянулась в города, прочь от традиций, к новой жизни. А я всё бродил по тайге, всё повторял древние слова… Бывало, отчаяние накатит: зачем, кому это нужно? Один я остался, последний из могикан…

Он надолго умолкает, и лишь потрескивает костёр да шумит ветер в ветвях. А я смотрю на моего проводника – и вижу в нём не просто охотника, не просто сказочника. Вижу героя. Настоящего хранителя – памяти, культуры, родной земли.

– Но потом, знаешь, словно свет увидел, – тихо продолжает Николай. – Понял: не могу я прерваться, сдаться. Должен передать эстафету – детям, внукам. Чтобы олонхо жило, чтобы мудрость предков не ушла вместе со мной. И стал учить молодых – всех, кто хотел учиться. Собирал вокруг костра, пел, рассказывал. Как отец когда-то…