Читать книгу Хроники вампирского мира. Первый вампир - - Страница 13

Пышные кроны деревьев шелестели на легком ветерке, словно нашептывая что-то спокойное и умиротворяющее. Где-то совсем рядом дятел-трудяга выстреливал короткими очередями дробного перестука. Послеполуденное солнце изливало на лес свои еще яркие, но уже не такие обжигающие лучи.

Патриарх Луагор лежал на траве, заложив могучие руки за голову, и любовался нежно-голубым небом, которое, казалось, плавало между покачивающимися ветками. Как же ему было хорошо теперь. Сила, переполняющая каждую клеточку его обновленного тела, пьянила, но не дурманила, а наоборот делала разум чистым и ясным, слух неимоверно острым, обоняние звериным, а зрению позавидовал бы самый глазастый ястреб. А еще он ощущал себя единым целым с окружающей его природой. Со всеми этими травками и веточками, букашками и зверушками, мотыльками да птичками. Он раньше даже и представить не мог, что ему может быть так хорошо.

Как же на него давили каменные стены замка, он чувствовал себя узником в своих богато украшенных покоях, уступавших в роскоши лишь покоям Прародителя Корвинара и этого гордеца Архаэля. Он задыхался в них, потолок, казалось давил на плечи, прижимая к полу. Там он ходил угрюмый и вечно недовольный. И тогда сам понять не мог, что с ним не так. А теперь понимал. Его место здесь – на природе, где нет ни стен, ни потолков, ни границ.

И дети его были такими же. После обращения они не только становились похожими на него внешне: высокими, широкоплечими, с длинными мощными руками и ногами, с копной густых, непослушных, больше похожих на шерсть волосами, с желтыми звериными глазами с вертикальным кошачьим зрачком, но и чувствовали и ощущали то же единение с окружающим миром и нелюбовь к человеческим жилищам.

Как же хорошо, что Прародитель именно его отправил охранять границы графства, чтобы ни один человек не покинул его и не рассказал о появлении вампиров. Теперь Луагор понимал, что тот выбрал именно его не просто так, он знал, что это ему нужно, что его судьба жить вот такой жизнью.

Послышались неразличимые не для вампирского уха шаги и на поляну, где лежал Патриарх, вышел огромный, почти два метра в холке, черной масти пес, похожий на мастиффа.

– А, Мракодав, – оскалился Луагор, когда чудовище остановилось возле него и лизнуло в щеку.

Тело пса, покрытое густой, клочковатой шерстью казалось, поглощает свет, словно это не просто мех, а живая тень. Лапы мощные, когтистые, способны с лёгкостью разорвать человека. Огромная пасть усеяна длинными, кривыми клыками, которые больше похожи на кинжалы. Иногда из пасти сочилась вязкая, дымящаяся слюна, источающая слабый запах гари, как будто нутро собаки охвачено вечным тлением. Глаза – два кроваво-красных огня, полыхающих ненавистью ко всему живому, кроме его хозяина.

Как же гордился Луагор своим созданием. Когда Прародитель обратил его, бывшего сотника Линоха, он после захвата вампирами замка герцога, пошел к себе домой. Старый воин жил один – ни жены, ни детей, лишь верный пес, о котором вампир не забыл и после своего обращения. Он хотел забрать его в свои новые покои, дарованные ему Корвинаром, но тот не признал его. Со злобным рычанием, хоть и поджав хвост, чувствуя исходящую от вампира ауру ужаса, он кинулся на бывшего хозяина. Сперва гнев вспыхнул в черном сердце Луагора, и схватив пса за глотку, он хотел убить его, но встретившись с ним взглядом, увидел в глазах животного помимо ярости и страха, боль и тоску. Верный пес тосковал о своем хозяине, и гнев покинул вампира так же быстро, как и появился. Он прижал собаку к себе одной рукой, а другой стал гладить по голове, трепать за ухом. Сперва он даже не почувствовал, как клыки вонзились ему в плечо, как его густая, черная кровь потекла в собачий рот. А потом ощутил, как по телу животного пробежала судорога – одна, вторая, они накатывали волнами, словно под кожей зашевелился клубок змей. Пес разомкнул зубы, жалобно заскулил, задние его лапы уперлись в живот вампиру, пытаясь оттолкнуть его, но тот лишь сильнее прижал собаку к себе, подтянул повыше и в свою очередь вонзил клыки в его шею. Густая шерсть набилась в рот, но Луагор не обращая на нее внимание, глотнул солоноватую собачью кровь. Если бы его спросили, зачем он это сделал, объяснить он бы не смог, просто откуда-то пришло осознание, что это надо обязательно сделать.

Его нутро обожгло огнем, словно в него залили расплавленный свинец. Такой боли он не испытывал даже при обращении. Руки его разжались, собака с грохотом упала на пол, а его вывернуло от боли дугой так, что он затылком достал свои собственные ноги, а затем, распрямившись, рухнул на пол, хрипя и задыхаясь. Пес, поскуливая, подполз к нему, встать ему не хватало силы, и принялся вылизывать, перепачканным в вампирской крови языком его лицо. Несколько капель собственной крови попали Луагору в рот, и он их тут же глотнул, что принесло легкое облегчение. Тогда он с трудом поднес руку ко рту и, прокусив запястье, стал жадно пить. Когда огонь внутри окончательно погас, Патриарх оторвался от раны и безвольно откинулся назад. Пес лежал рядом, уткнувшись ему в подмышку, и сипло дыша, легонько вздрагивал.

Патриарх, превозмогая накатившую усталость, потрепал его по холке:

– Я назову тебя Мракодав, – прошептал он и оскалился.

С той поры пес везде сопровождал своего хозяина. Он не стал пить кровь как вампиры, но пожирал все без разбору, свободно перемалывая своими мощными челюстями и мясо, и хрящи, и кости. После обращения, если тот обмен кровью, что произошел между ним и Луагором можно так назвать, он очень быстро рос, пока за две недели не достиг сегодняшнего размера. Он не боялся солнца, мог сутками не спать. От его рычания и люди, и звери цепенели от ужаса. Двигался же Мракодав, несмотря на свои размеры, бесшумно и неимоверно быстро, и при этом мог бежать сутки напролет, не ведая усталости.

Так как лошади боялись вампиров, как чумы и при их приближении, бились в истерике, рвали поводья, прыгали как безумные, ломая себе ноги и пуская пену изо рта, Луагор решил попробовать прокатиться на Мракодаве. Пес оказался совсем не против и вскоре, необычная парочка распугивала всех в замковом дворе, а потом и за его пределами.

Корвинар не мог не воспользоваться подобным подарком и приказал Луагору сотворить еще подобных Мракодаву существ. Так как всех собак вампиры уничтожили еще при захвате замка, пришлось приводить их из ближайших деревень. И не всех подряд, а выбирали крупных псов, в основном охотничьих. Привели несколько огромных волкодавов. Однако обратить ни одну из них не получилось. Все собаки, с которыми Патриарх пытался повторить обряд, во-первых, боялись его в прямом смысле до потери сознания, во-вторых, если им насильно заливали в пасть его кровь, то они умирали в страшных муках. Конечно же, пробовали их поить кровью и других вампиров, но также ничего не получалось.

Корвинар скрипел зубами от злости. Ну почему Мракодав переродился, а другие нет? Что не так они делают? Ведь повторяют все в точности. Сперва собака пьет кровь вампира, потом он пьет ее кровь, а затем свою собственную. Что не так-то?

– Может нужно, чтобы между животными и вампиром существовала связь, еще, когда он был человеком? – предложила Нолья.

– Как это?

– Ну, Мракодав ведь был псом Луагора еще, когда тот был человеком. Может в этом суть?

Корвинар задумался и с любовью посмотрел на вампирессу.

– Думаю, ты права, – дернул он щекой. – Прикажи Луагору обратить человека у которого есть собака, и пусть он проведет с ней обряд.

И это сработало. Да, обращенный пес уступал Мракодаву в размерах, но ненамного, и ездить на нем было можно.

После этой удачи, собрали всех хозяев собак. Начали обращать их. Но тут выяснилось, что обряд срабатывал только, если сам Луагор обращал человека. Если это делал кто-то из его детей или другой Патриарх, ничего не получалось. Что-то было в Луагоре такое, чего не было во всех остальных детях ночи. В итоге вампиров, владеющих перерожденными псами, набралось ровно девяносто девять. И все они были детьми Луагора.

Как же бесился от этого Архаэль. Надо же, этот любитель природы превзошел его хоть в чем-то. Луагора же злость второго Патриарха забавляла, и он не скрывал это, чем еще больше бесил того.

– Как мы назовем их? – спросила Нолья, стоя рядом с Корвинаром на балконе и глядя на ровные ряды всадников выстроившихся во дворе замка.

– Гримхорны.

– Верные ночи? Мне нравится.

– Я знаю.

***

Мракодав лег рядом с хозяином и принялся вылизывать лапу. Солнце клонилось к горизонту, и сумерки опустились на лес. В своих дневных укрытиях зашевелились просыпающиеся дети Луагора. В отличие от него и остальных Высших вампиров они ровно через две недели после обращения начинали бояться солнца, как и уампири. Это стало неприятным сюрпризом, так как, по сути, днем они становились практически беззащитными. Хорошо, что люди пока не знали об этой их особенности. Постоянный ручеек новообращенных, которые на первых порах не боялись солнца, создавал иллюзию, что его не бояться и все остальные. Поэтому появление гримхорнов, которым солнце не страшно, стало просто подарком свыше. Теперь гигантские псы охраняли вампиров днем и горе тому, кто посмел бы нарушить их покой.

– Повелитель, – поклонился Луагору старший из его детей по имени Давлаг, – клан проснулся.

– Хорошо, – ответил Патриарх, поднявшись на ноги, – Ты знаешь, что делать. Проверьте все ловушки, если кто попался, пускайте в пищу. Сегодня отправимся вдоль Темнолужья, вдруг кто-то туда сунулся.

– Слушаюсь, повелитель, – еще раз поклонился Давлаг и пошел раздавать указания.

Луагор же вскочил на спину Мракодаву, который в нетерпении от предвкушения предстоящего забега, бил себя хвостом по бокам. Каждую ночь, разделенные на отряды вампиры клана Луагора патрулировали границу герцогства, чтоб ни одна живая душа не выбралась за ее пределы и не рассказала, что в мире появилась новая сила в лице вампиров.