Читать книгу Альфа Браво - - Страница 22

Первое, что почувствовал Синоптик, когда пришел в себя, была сильная головная боль. Невидимый металлический обруч сдавливал череп с такой силой, словно хотел, размозжив его, добраться до мозга. Едва организм стряхнул остатки сна, как со всех сторон на Синоптика обрушились звуки окружающего мира, словно кто-то резко щелкнул тумблером: эхо голосов, отдаленные взрывы смеха, стук инструментов и притопывание музыки.

Несколько минут Синоптик лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в звуки лагеря и наполняющее комнату равномерное гудение. Знакомый домашний звук ни с чем другим не спутаешь: это работал холодильник.

«Для медпрепаратов», – подумал Синоптик и открыл глаза.

Комнату заливал приятный зеленоватый полусвет от разросшейся за окном бамбуковой пальмы. Синоптик хотел подтянуться и сесть, но едва он подался вперед, как что-то с глухим стуком удержало его, как цепь конуры удерживает любопытную дворнягу. Он посмотрел за голову и увидел наручники на длинной цепочке: один браслет вплотную зажимает запястье, на котором еще не затянулись ссадины от хомутов, другой держится за вертикальный брус в изголовье кровати. Синоптик повозил рукой вверх-вниз, внимательно изучил замок, но решил пока отложить эту проблему. Раньше ночи он все равно отсюда не двинется.

Во рту пересохло. Синоптик смочил горло клейкой слюной, сглотнул и зашелся надрывным кашлем, от которого на глаза выступили слезы. На прикроватном столике стояла пластиковая бутылка, но ее содержимое – что бы это ни было: любезно оставленная пиратами вода, или сок, или напиток бессмертия – не внушало доверия. Снотворное – самое меньшее, что могли туда подмешать.

Пленник лежал в одних трусах, не укрытый, чтобы рана не перегрелась и не случилось отека тканей с последующим развитием инфекции. Ногу не перебинтовали. Рану, как и прежде, закрывала пухлая стерильная повязка на двух широких полосках пластыря.

Синоптик поискал глазами одежду, но ничего не нашел. Это его немного удивило. Хорошо, что обувь оставили, – с облегчением вздохнул пленник, заметив рядом с кроватью небрежно брошенные туристические ботинки.

Слабость не мешала Синоптику думать. Ранение напоминало о себе эхом тянущей боли, но на это вполне можно было не обращать внимания. Он огляделся внимательнее, стараясь ничего не упустить. Всего здесь было три кровати, но застелена была только одна, на которой он лежал. Окна забраны деревянными решетками. Свободное пространство у стен занимали дощатые шкафы высотой в средний человеческий рост, оборудованные, по всей видимости, для хранения медицинских инструментов и препаратов, не требующих холода.

В самом темном углу, куда почти не проникал дневной свет, угадывались очертания низенького холодильника. Амбарный замок на нем Синоптик заметил только благодаря черной проушине, привинченной к светло-серой дверце. По сравнению с массивным замком на холодильнике, замки на шкафах выглядели почти игрушечными – при желании их можно было запросто перекусить болторезом или вырвать двумя гаечными ключами. Ни того, ни другого у Синоптика не было, к тому же грубой силе он всегда предпочитал хирургическую аккуратность. Термит даже предлагал ему поменять прозвище на «Хирурга», но Синоптик считал, что оно больше подходит снайперу.

Синоптик увидел дверь слева и перевел взгляд на вторую дверь, но уже справа, в противоположном конце комнаты. Вторая дверь явно вела на выход: через зазоры пробивался дневной свет. За первой дверью, наверно, кладовка или туалет.

Снаружи под тяжелыми шагами захрустела щебенка. В зазорах между косяком и дверью запрыгали тени. Что-то хлестко стукнуло, по-деревенски уютно скрипнули петли, и в проеме двери нарисовались две высокие фигуры. Синоптик быстро глянул пиратам за спины, но увидел только покосившийся забор из штакетника и белую грунтовую тропу, ведущую куда-то в пальмовые заросли. По хижине загулял сквозняк – ветер принес запах сигаретного дыма, отдаленные голоса и перестук инструментов, но прежде чем пленник успел различить что-нибудь еще, дверь закрылась, отрезав его от окружающего мира.

Он перевел взгляд на визитеров и сразу их узнал. Лепила и Кочегар.

– Как проходят каникулы? – Кочегар улыбнулся во весь рот, обнажив желтые зубы курильщика со стажем. Он смотрел открыто, совсем по-дружески, и в том, как он натягивал ремень болтающегося за спиной автомата, не чувствовалось напряжения или скрытой угрозы.

Синоптик поинтересовался, который час. Как выяснилось, уже начало пятого.

Лепила приказал сходить в толчок, отстегнул наручники и сухо кивнул на дверь в углу. Пропустив мимо ушей замечание Кочегара – «бутсы натягивать не обязательно», – Синоптик сунул голые ступни в ботинки, затолкал шнурки вглубь и неуверенно поднялся. Равновесие нарушилось, он развернулся в сторону кровати и приготовился упасть, но успел опереться рукой на перекладину в изножье, стабилизировался и медленно заковылял к уборной.

Желая знать предел своих возможностей, Синоптик легонько ступил на левую ногу. Рану полоснуло болью, прорвавшейся сквозь анестетик, как сквозь туман забытья, но едва Синоптик перенес вес, она тут же провалилась в сон. При ходьбе он подволакивал больную ногу, опираясь на пятку.

Дверь в уборную защелкивалась, но не запиралась. В комнате было сумрачно, но здесь было еще темнее: прямоугольное окошко вентиляции под самым потолком едва пропускало свет. Синоптик зажег светодиодную лампу, висевшую сбоку от двери, и оглядел крохотное помещение, где даже взгляду не за что было зацепиться. Справа – отхожий деревянный короб с ведром внутри; слева – рукомойник с тазом; зеркала нет.

Синоптик наклонился к рукомойнику, прополоскал рот, чтобы избавиться от горького привкуса, и зачерпнул еще воды, утоляя жажду. Отдышался, облизнул влажные губы и смахнул капли с небритого подбородка и шеи. Он бы выпил больше, но знал, что лучше не налегать на воду. Может начаться рвота.

Не медля и не глядя на дверь, Синоптик опустился на закрытый стульчак. Стянул ботинок, снял с внутренней стороны берца все три булавки и по одной прицепил на изнанку трусов: на широкую резинку, зашитую в полоску ткани. Обувшись, Синоптик ухватился руками за стену и попытался встать, но снова упал на сидение. Резкий выдох, глубокий вдох, медленный выдох… Он вдавил ладони в стену, перенес вес на здоровую ногу и вытолкнул себя вверх.

Лепила поджидал его в одиночестве, но с улицы в комнату затягивало сигаретный дым: Кочегар не ушел далеко.

Пленник вернулся в постель, медик приковал его наручниками и принялся за дело. Надел перчатки, отлепил стерильную повязку и бросил ее в специальный контейнер для медотходов, который заранее поставил рядом с кроватью. Туда же полетели грязные марлевые турунды из раны, успевшие пропитаться органическими выделениями. Лепила промыл рану и сделал вокруг нее рыхлую тампонаду, смоченную антисептическими растворами и водорастворимыми мазями. Новые марлевые турунды он выложил неплотно, чтобы не препятствовать выделению жидкостей из раны. Синоптик внимательно и не без интереса наблюдал за ловкими движениями эскулапа и не шевелился.

Когда все было готово, Лепила наложил на рану чистую повязку и закрепил двумя широкими полосками пластыря. Тщательно прибравшись, запер шкафы и с угрюмым видом отчалил. Входная дверь скрипнула и мягко захлопнулась; с хлестким стуком что-то заняло свое место в гнезде. Металлический засов, понял Синоптик. И никакие замки не нужны. Чтобы выбраться отсюда, придется приложить чуть больше усилий, чем он думал.