Читать книгу Сердце хирурга. Православные рассказы - - Страница 5

Поезд «Москва – Саранск» мерно постукивал колесами, убаюкивая пассажиров. В плацкартном вагоне пахло вареными яйцами, дешевым чаем и чьим-то несвежим бельем. Елена сидела на боковой полке, стараясь не касаться спиной липкой дерматиновой обивки. Она ехала в Дивеево, к преподобному Серафиму. Поездка эта была для нее долгожданной и выстраданной: отпуск выбивала со скандалом, деньги копила полгода, а главное – душа требовала утешения после тяжелого развода.

Елена считала себя верующей грамотной: посты соблюдала, утреннее и вечернее правило вычитывала неукоснительно, юбки носила длинные, платки – строгие. И сейчас, в вагоне, она раскрыла маленький молитвослов, стараясь отгородиться от мирской суеты.

Напротив нее, за столиком, сидел мужичок лет пятидесяти. Вид у него был, мягко говоря, непрезентабельный: поношенная тельняшка под растянутым свитером, руки с въевшейся в кожу мазутной грязью, лицо обветренное, с глубокими складками. На столе перед ним стояла пластиковая бутылка с мутной жидкостью (Елена сразу решила – самогон, хотя это был домашний квас) и разложенная на газетке нехитрая снедь: кусок сала, хлеб и луковица.

– Угощайся, дочка! – прогудел мужичок, заметив взгляд Елены. Голос у него был хриплый, прокуренный. – Сальцо свое, домашнее, с чесночком.

Елена поджала губы и демонстративно уткнулась в книгу.

– Спаси Господи, я пощусь, – холодно ответила она, хотя день был не постный. Ей просто было брезгливо. «Вот ведь искушение, – думала она с раздражением. – Едешь к святому месту, настраиваешься на молитву, а Господь посылает такого соседа. Пьяница, наверное, богохульник. И запах от него… табачищем разит за версту».

Мужичок не обиделся. Он спокойно отрезал ломоть хлеба, перекрестил рот широким, размашистым крестом (Елена отметила про себя: «Небрежно крестится, неблагоговейно») и принялся жевать.

– А я вот, грешным делом, в Арзамас еду, – сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Там автобусом до Дивеево. Батюшке Серафиму поклониться.

Елена едва не фыркнула. Этот – и к Серафиму? С таким-то видом? Наверное, просто слышал, что там «помогают», вот и едет попрошайничать или чуда ждать, не прилагая трудов духовных.

– Вы бы хоть оделись поприличнее для святого места, – не удержалась она от замечания, не отрывая глаз от строк псалма.

Мужик посмотрел на свой свитер, отряхнул крошки.

– Так ведь, дочка, не в ризах дело. Душа – она под любой одежкой болит. Зовут-то меня Николаем. А тебя как величать?

– Елена, – буркнула она, давая понять, что разговор окончен.

Ночь прошла беспокойно. Вагон храпел, где-то плакал ребенок. Елена все проверяла сумку под подушкой – там лежал кошелек со всеми деньгами и паспорт. Ей снились кошмары: будто она опаздывает на литургию, двери храма закрываются перед самым носом, а с паперти на нее смотрит этот Николай и качает головой.

Утром суета началась за час до прибытия. Очередь в туалет, звон ложек, шуршание пакетов. Елена пошла умыться. Вернувшись, она начала собирать постель. И тут ее прошиб холодный пот.

Сумка. Она лежала не так. Молния была приоткрыта.

Дрожащими руками Елена рванула застежку. Паспорт был на месте. Но конверт с деньгами – десять тысяч рублей, все, что она взяла на дорогу, проживание и требы, – исчез.

– Нет… Не может быть… – прошептала она, выворачивая сумку наизнанку. Расческа, платок, молитвослов, бутылка воды. Денег не было.

Она в панике огляделась. Соседи занимались своими делами. Николай сидел напротив, допивал чай, глядя в окно.

– Это вы! – вырвалось у Елены. Слезы брызнули из глаз. – Вы взяли! Пока я выходила!

Весь вагон затих и обернулся. Николай медленно поставил стакан в подстаканник. В его глазах не было злобы, только какая-то вековая печаль.

– Ты что, дочка? Побойся Бога. Я чужого сроду не брал.

– Да кто же еще?! – истерика накрыла Елену с головой. – Вы тут один сидели! У вас вид такой… уголовный! Верните, это на святое дело деньги! Как вам не стыдно!

Подошла проводница, вызвали наряд полиции, который сопровождал поезд. Елену трясло. Полицейские, усталые молодые ребята, обыскали вещи Николая. Рюкзак старый, смена белья, банка с огурцами, инструмент какой-то. Денег не нашли. У него самого в кармане была смятая тысячная купюра и горсть мелочи.

– Гражданочка, может, вы дома забыли? Или вытащили, когда в туалет ходили? – спросил сержант.

– Я не забыла! – рыдала Елена. – Я проверяла!

Николай молчал. Он не оправдывался, не кричал в ответ. Он только смотрел на Елену с жалостью, что еще больше ее бесило.

В Арзамасе она вышла на перрон совершенно раздавленная. Денег нет. Обратного билета нет. До Дивеево еще ехать, а платить нечем. Полиция развела руками: «Заявление примем, но шансов мало, скорее всего, гастролеры работали, сошли на станции раньше».

Елена села на лавочку и закрыла лицо руками. Поездка, о которой она мечтала полгода, рухнула. И главное – чувство оскверненности. Как же так, Господи? За что?

Кто-то коснулся ее плеча. Она вздрогнула. Рядом стоял Николай.

– Уйдите! – крикнула она. – Видеть вас не могу!

Он вздохнул, присел на край скамейки, соблюдая дистанцию.

– Не я взял твои деньги, Лена. Видит Христос, не я. Но одну тебя бросать нельзя. Пропадешь.

Он порылся в кармане и достал ту самую мятую тысячу рублей – единственную крупную купюру, что у него была.

– Вот, возьми. На автобус до Дивеево хватит, и там на первое время. А там в монастыре паломнический центр есть, бесплатно поселят, потрудишься во славу Божию – и покормят.

Елена опешила. Она смотрела на его грубую, мозолистую руку, протягивающую деньги.

– А вы? – тихо спросила она, чувствуя, как краска стыда заливает лицо. – Это же ваши последние.

– А я, дочка, пешком дойду. Тут недалеко, километров шестьдесят. Да и привычный я.

– Зачем? Зачем вы мне помогаете? Я же вас вором назвала.

Николай улыбнулся, и лицо его вдруг преобразилось. Морщины разгладились, в глазах засиял свет.

– Так ведь христиане мы. Апостол Павел как говорил? «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов». Я, Лена, в тюрьме сидел, правда твоя. По молодости, по глупости, драка была. Десять лет отсидел. Там Бога и нашел. И дал обет: если выйду живым, буду людям помогать, кто в беде. Неважно, кто: злой, добрый… Все мы образ Божий носим, только иногда грязью заляпанный.

Елена сидела, словно громом пораженная. Вся ее «праведность», все ее длинные юбки и вычитанные правила рассыпались в прах перед этим простым поступком человека, которого она осудила.

– Простите меня, Николай… – прошептала она, и это были самые искренние слова за последние годы. – Христа ради, простите.

– Бог простит, и я прощаю, – просто сказал он. Он сунул ей деньгу в руку, подхватил свой рюкзак. – Ну, бывай, Елена. Помолись там за раба Божия Николая, если вспомнишь.

И он пошел прочь по пыльной обочине дороги, сутулясь под тяжестью рюкзака, в своих стоптанных ботинках. Елена смотрела ему вслед. Слезы текли по ее щекам, но это были уже другие слезы. Не от обиды, не от злости, а от очищения. Она поняла, что настоящий паломнический путь начался не в поезде и не в монастыре, а здесь, на этом грязном вокзале, когда «разбойник» оказался милосердным самарянином.

В Дивеево она все-таки попала. И первое, что она сделала, придя к мощам преподобного Серафима, – поставила самую большую свечу, на которую хватило денег, за здравие раба Божия Николая. И молилась она о нем горячо, как никогда в жизни. А деньги… Деньги нашлись через неделю. Позвонили из полиции: нашли воровку, которая в тамбуре крутилась. Но для Елены это было уже неважно. Главное сокровище она обрела в том разговоре на скамейке – она увидела свою гордыню и научилась видеть Христа в каждом человеке.