Читать книгу Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист - Комбат Найтов - Страница 5

Привлечь внимание удалось! Во-первых, «Илы» жутко требовались на фронте, поэтому за их выпуском следил лично Верховный, принимая доклады с завода каждый день. Две смены беспрерывной работы одного из мощнейших авиастроительных заводов СССР это десять-двенадцать новеньких «Илов», целая эскадрилья, при условии того, что куча летчиков болтается по аэродромам «безлошадными». Уже утром на аэродром плюхнулся ПС-84 и шестерка «яков», прикрывающих свежеиспеченного генерал-лейтенанта Фалалеева, генерал-майора Красовского с товарищами из центральных газет. Все решили «передать опыт» войскам и поднять дух «легендарной Красной Армии». Так было принято. Неожиданно для всех, в первую очередь для Насти и Пескова, эта белобрысая «дура» отказалась давать интервью газетчикам. И что бы то ни было рассказывать о проделанных ею модификациях стандартного разведчика.

– Это еще почему? – взвился Федор Яковлевич.

– Они, – я показал большим пальцем правой руки в сторону толпы корреспондентов, – ради красного словца маму родную продадут, а меня с экипажем под удар подставят. Нет у немцев здесь под Курском и Харьковом высотных истребителей, а у меня – разведчик, а не самолет ПВО, это не моя работа заниматься увеличением собственного счета. Я – воробьиха стреляная! Нутром чую, что немцы здесь ударят, под Изюмом. И пока у нас есть высотный разведчик, а у немцев нечем его достать, нужно найти шестую армию Рейхенау. Помните, Степан Акимович, как он нас летом гонял? А если эти шавки напишут, что за машину здесь сделали, то немцы быстренько перебросят сюда компрессоры и нагнетатели, и достанут меня, и на тринадцати тысячах достанут. Поэтому, товарищ командующий, рано писать правду о том, как был сбит «хейнкель». Проще соврать, что его сбил «МиГ», и, если хотите, чтобы именно я была на фотографии, могу постоять возле «МиГа». А на разведвылеты надо срочно, пока степь не высохла и следы видны.

Фалалеев высокий, выше Сашки, хоть она и числится в «дылдах», 173 см ростом, но Фалалеев за 180, крупный, массивный. Очень не любил, когда ему перечили. Он нависал надо мной и шумно дышал, собираясь устроить разнос.

– Сашеньку под Малоярославцем по частям собирали, но снимки она доставила! – сказал Красовский. – Лучший мой разведчик.

– Постойте здесь! – сказал Федор Яковлевич корреспондентам. – Давай отойдем, воробушек. Что ты там про Рейхенау сказала?

– Я больше не про Рейхенау, а про следы в мокрой степи. Изюм – Барвенковский выступ слишком лакомая цель, чтобы немцы, как только степь просохнет, не попытались его срезать. Надо найти танки Клейста и шестую армию. Где они, там и удар будет. Да и в Крыму дела идут к концу, а это еще одна армия. Считаю, что главные события произойдут здесь, и готова доставить доказательства этому. Если не болтать, что здесь находится высотный разведчик, то успеем безопасно провести эту операцию.

Фалалеев задумался, покусал губы, он понимал, что девчонка говорит ему то, что думает, и просится к черту на рога. А с виду – кукла.

– Добро, летала на «МиГе»! Твою машину не покажем, и готовьте ее к рейду по тылам.

Настю тоже сняли возле «МиГа», как ведомую. Она цвела и пахла! Юре слава не досталась, военная необходимость! А что делать? Война!

Перед съемками мне прикрутили шпалу на петлицу, а Настя обменяла «пилу» на первый кубик. Но в Ставку ушла настоящая информация, и на завод полетела телеграмма, что проведенные войсковые испытания высотного ночного истребителя успешно завершены, и требуется по чертежам и описаниям, имевшимся в НИИ ВВС, срочно собрать полк высотных истребителей Пе-3ВИ, и, «каплями», по мере готовности, направить их и летчиков-ночников на угрожаемые участки, для охраны промышленных объектов Волжского промышленного района. Предусмотреть установку радиолокатора «Гнейс» в носовой части истребителя. Ковровскому пулеметному заводу предусмотреть установку щелевого съемного дульного тормоза на автоматическое орудие ВЯ-23 по прилагаемым чертежам.

Дульный тормоз понадобился больше для отвода пороховых газов от всасывающего коллектора, чертеж предусматривал два положения щелей: центропланные пушки отводили газы вверх и вниз, чтобы не повреждать обшивку, а мотор-пушки вправо и влево. В общем, время, потраченное в НИИ ВВС на проведение испытаний, позволило быстро провести войсковые испытания и добиться приема на вооружение новой модификации. В течение месяца у волжских городов появится надежное ПВО, будет ускорена доводка «Гнейса», который попал на вооружение только осенью 1942 года.

В результате одиночные ночные бомбардировщики не смогут прорываться к Горькому и безнаказанно бомбить Горьковский автомобильный завод. Как и к Рыбинску, и к другим городам. В той истории эту дыру заткнули слишком поздно – и понесли необоснованные потери. Ну, а второй акт марлезонского балета нам предстоит исполнять в небе над Донбассом. Благо, что знаю, где искать места сосредоточения обеих немецких армий. Главное – вернуться со снимками. Вешаем дополнительные топливные баки, снимаем все четыре пушки. Не думайте, что это сложно, это вооруженцы делают каждый день для чистки оружия. Машину облегчили, потому что пойдем на максимальной высоте.

– Юра, ты сегодня дома сидишь. – сказал я засобиравшемуся на вылет стрелку.

– Александра Петровна, почему? Я болтать не буду! Клянусь!

– Юра, с подвесными баками нам лететь пять сорок, а кислорода на три тридцать, если втроем. А ты его в два раза больше нас кушаешь. Понимаешь? Ты сегодня – дома!

– А если «мессера»?

– Нехватка кислорода гораздо опаснее, Юра. Не спорь.

– Я не спорю, Александра Петровна. Но хотелось бы вместе.

– Нет возможности, Юра.

Анастасия собирается тоже, в другой комнате что-то напевает. Она сегодня счастливая: ее фотография выйдет завтра во всех центральных газетах. У нее нет сегодняшнего маршрута. Она получит его в воздухе. Она не знает, в какую историю я ее втянул, но мне нужен штурман и привязка к местности. Я знаю, что это – жестоко, тем более что найдись у немцев пара «высотников» – и мы не вернемся. Нижняя сфера не прикрыта. Нет кислорода для этого. Если я увижу атаку снизу, то может быть есть шанс. Санька притихла, а я потихоньку собираю вещи на вылет. Вышли на улицу. Настя удивленно спрашивает, где Юра, и собирается проорать его имя на весь ночной двор.

– Настя, не кричи, пошли.

– А Юра?

– Его не будет. Все на тебе, и верхняя, и нижняя.

– Не поняла!

– Младший лейтенант Афанасьева! На старт шагом марш.

Шли на старт, не разговаривая между собой. Настя что-то бурчала, либо бессвязное, либо тихое злобное. Иваныч на старте, доложился о готовности. Рядом с ним Костик, вооруженец, тень Иваныча. Подали два парашюта. Настя поняла, что «эти все знали заранее», и притихла.

Подошел замнач ОО и передал пакет. Я расписался в получении.

– Лейтенант Афанасьева! Ваш пакет, вскрыть после взлета, – протянул Насте сопроводиловку лейтенант ГБ. Она тупо расписалась в ней протянутым карандашом и недоуменно уставилась на меня. Иваныч открыл люк, первой в него, обтягивая великолепную попку, поднялась Настя, вслед за ней и я, хлопнув по руке Иваныча, поднялся. Иваныч встал напротив меня с левого борта и проследил за запуском. Они с Костиком выдернули колодки и хлопнули с обеих сторон ладошкой по законцовке крыльев машину. Старт военного самолета сейчас и тогда абсолютно ничем не различается, кроме обмундирования. Я вырулил на старт, впереди горело три костра, точнее, три жестяные банки с бензином. Вся подсветка. Выровнялся по средней, добро на взлет, и я, парируя гироскопические моменты, прибавляю обороты обоим двигателям. Чуть подыграл себе педалями, отпустил тормоз. Это не по бетону, а по траве. Трясет, но машина уверенно набирает скорость. С нами взлетают три «МиГа», сопроводить до высоты восемь тысяч. Работаю с ними. В ночи это сложно. Все внимание на них. Поднялись, и я их отпустил. Настя отвечала строго по «молитве», ни одного лишнего слова. О задании она не знала ничего. Бурчит что-то за спиной, жму правую кнопку на штурвале и пою:

Анастасия опустила голову, я видел это в зеркале заднего вида, и слушала. Голос у меня высокий, я не знаю, как он воспринимается другими людьми. Никогда не пел в этом своем «исполнении». Меня обхватили за голову и поцеловали через шлемофон.

– Сашенька, прости! Я люблю тебя! Извини. Куда летим?

– На запад, Настя, потом на юг. Потом на восток, а затем на север.

– Что требуется от меня?

– Все, как обычно: счисление и точка в любой момент времени. И понимание того, что это все очень, я бы даже усилила это, как очень-очень серьезно. Все шутки кончились после взлета. Но мы должны, нет, мы обязаны приземлиться. Кстати, ты справа сможешь пролезть в кабину, если со мной что-либо случится. Мы обязаны сесть в расположении своих войск. Уничтожай задание.

– Там ничего нет: в точности выполнять распоряжение командира. Допуск: 001.

– Знаешь, что это?

– Нет.

– Ну, вспоминай про особый отдел, у вас в училище должно было это быть.

– Нет. Не помню. Я тогда кучу нарядов вне очереди схлопотала.

– Совершенно секретно, форма допуска номер два.

– Поняла! Ты меня всегда радуешь!

– Всё, не болтать, и постарайся экономить кислород. Задерживай дыхание. Экипаж! Включиться к СКУ!

– Сашенька!

– Отставить! Команду слышали!?

– Есть, товарищ капитан.

Холодно! Очень холодно! Термостабилизированных и высотно-компенсирующих костюмов у нас еще нет. Под Харьковом увидели огни колонны и сбросили ФОТАБ-50 с замедлением сто секунд, затем включили фотоаппарат. С этой минуты противнику известно, что у него в тылу находится воздушный разведчик. Я убрал обороты и сменил курс, идя с легким пикированием. Потеряли почти пять километров по высоте, потом полезли наверх, но противника с толку сбили. Мы шли от Курска и сняли вражеские колонны и их скопления под Балаклеей, прошли над выступом, снизу нас пытались раз восемь атаковать. «Мессерам» не хватало высоты. У меня замерзла левая рука. Холодрыга в кабине жуткая, и отопление не включить, содержание кислорода высокое. Сунул руку в штаны. Сашка посмеялась: «Ниже, ниже сунь, там теплее!» Так и сделал. Чуть отогрел – и опять за штурвал. Вот они: танки Клейста. Довольно наезженная дорога в Краматорск, там на площадках танки стоят и самоходы. Увидев и сфотографировав все, что было необходимо, отвернул на Воронеж. Настя замерзла, почти спит, приходится будить.

– Настя! Тебе песенку спеть?

Она сонным голосом отвечает:

– Только если колыбельную или похоронную: холодно очень, мне кажется, что я умираю!

– Ну. Тогда слушай, это, по-моему, про тебя!

Она долго молчала, потом спросила:

– А я красивая?

– Конечно.

– Тебе это нравится?

– Когда как. Но чаще раздражает. Не столько ты, сколько люди, прыгающие вокруг тебя.

– Они меня тоже раздражают… – и она ударилась в рассуждения о том, почему ее раздражают поклонники. Об этом она могла говорить вечность. Она проснулась!

– Настя!

– Ну вот, недавно в Воронеже…

– Настя!

– Нет, ну дай договорить!

– Лейтенант Афанасьева, слева сзади «мессер» поднимается. К бою! Доложить дистанцию!

– Не вижу!

– Еще ниже!

– Больше двух километров по высоте, опасности нет.

– А почему я говорю об этом штурману, а не он мне, лейтенант Афанасьева? Болтать ты, конечно, мастерица, но за обстановкой следить это и твоя обязанность. Доложи в штаб ВВС, что будем в квадрате 6В через сорок минут.

– Есть, товарищ капитан! – обиженно пробормотала Анастасия.

Немцы попытались перехватить на спуске, на хвосте висело восемь «мессеров» на высоте около 10 500, они появились спереди и шли с подвесными баками. Попытались подпрыгнуть и дотянуться, но не хватило ни скорости, ни потолка, но проход к Воронежу они закрыли. И я отвернул на Бутурлиновку. Доложились на КП, перенесли точку спуска, к которой будут подтянуты «МиГи». Долбаная «восьмерка», наконец, сбросила баки, еще сто километров, и они должны отвернуть. Пошел пятый час полета, давление в основных кислородных баллонах подошло к нижнему пределу, и я переключился на последний резервный, который находится у меня под креслом. Его вентиль может открыть только командир. Сделано так, чтобы штурман не мог дотянуться. Там всего на двадцать минут. Видим подходящие от Борисоглебска «МиГи». «Мессера» бой не принимают и отворачивают, у них топлива только домой. Всё, спускаемся. Как положено, с полочками, дабы не потерять сознание. Мы уже на девяти тысячах, кислорода на семь минут. Считай хватило! Подворачиваю, чтобы было удобнее заходить. Прошел над городом и сел с северо-запада. Над головой прошли «МиГи», ушедшие в набор. Рулю к КП, но стартер показывает флажками на третий капонир. Там и встали. Снизу уже открыли люк. А я сидел в кресле и смотрел на небо. Голубое-голубое. Пшикнул раскрываемый бомболюк. Со всех камер забирают рулоны с пленкой. Надо вставать, снизу уже беспокоится начальство. Последняя выдвигающаяся ступенька пищит пружинкой. Я на земле, и меня начинают тискать. Рядом врачи оказывают помощь Анастасии, у нее есть обморожения: пальцы прихватило на ногах. Устала и забыла ими шевелить. А у меня пощипывает на скуле, там, где очки заканчиваются. Тоже нуждаюсь в медицинской помощи. Мажут чем-то противным. Подъехали Фалалеев и Красовский. Пытаюсь подняться с носилок, куда меня уложили. Но начальство замахало руками: лежи-лежи.

– Аппаратура сработала? Видимость была?

– Сняли все, товарищ генерал-лейтенант. Танки видели, много танков.

– Отдыхайте, в 12.30 ко мне, обедать, а там и снимки будут готовы.

– Ну и рожи! – посмеялся Фалалеев, когда я и прихрамывающая Настя вошли к нему в хату. – Проходите, девочки. Сильно досталось?

– Холодно, очень холодно было. – И у меня, и у Насти распухли лица, несмотря на маски, которыми мы защищали лица. У меня больше, у Насти меньше. У меня руки же заняты все время. Она лицо успевала потереть.

– Кабину бы надо вам герметизировать.

– Ну, это ж только на заводе.

Я доложился о том, что видел на маршруте, и передал «воспоминания» обоих. Генерал передал бумаги адъютанту, и тот унес их в разведотдел ВВС фронта. Обед был просто шикарный. Повара генерала расстарались на славу. После обеда принесли расшифрованные снимки. Аппаратура сработала штатно. Я по курсу и высоте не рыскал. На этом праздник кончился, и Федор Яковлевич засобирался к начальству. Нам приказал по готовности машины перелетать обратно в Воронеж. Так что особо и не поговорили. Подошедшего чуть позже Красовского командующий прихватил с собой, и его самолет, в сопровождении шестерки «яков», пошел куда-то на север. Мы вернулись в дежурную комнату отдыха, собрали вещи и пошли на стоянку. Настя недоумевала, что случилось.

– Нас это пока не касается.

Мы подошли к стоянке. Настя ходит с трудом и медленно. Самолет готов, оставив Настю в машине, прошел на КП и получил разрешение на перелет. Подготовил машину, и мы взлетели. Лететь недалеко. Передали «птичку» в руки Василия Ивановича и побрели домой. Я лежал на спине и никак не мог уснуть, на соседней кровати мирно посапывала штурман. Сегодня уже 11 апреля. Медленно, очень медленно развиваются события, можем не успеть. Глядя в тщательно выбеленный потолок дома, пытаюсь уснуть. Но что-то тревожно на душе. Кто-то хлопает дверью и осторожно стучит в дверь комнаты. Встаю, накидываю гимнастерку, влезаю в галифе. Открыл дверь. Посыльный из штаба ПВО.

– Товарищ капитан, вас вызывает капитан Байбородько.

– Сейчас буду. – Закрываю дверь и толкаю Настю.

– Подъем! Иди ужинать! И в штаб.

– Какой ужин? Не хочу ничего, у меня нога болит.

– Тогда к врачу, получи у него освобождение от полетов.

– Опять полеты! – она открывает глаза, тянется, как кошка, и на одной ноге скачет к зеркалу, посмотреть, что у нее с лицом творится. Рожи у нас обеих разнесло знатно.

– Настя, не придуривайся, в санчасть! – приказал я и двинулся на выход. Вместе с посыльным дошли до Хоперского. По дороге тот все интересовался, что у меня с лицом. Узнав, что я обморозилась, удивленно присвистнул. Я вошел в штаб и доложился. Майор тоже уставился на мою морду.

– Что с вами, Александра Петровна.

– Поморозились, и я, и штурман.

– Жаль! У врача были?

– Нет, помощь мне оказали в Бутурлиновке. Сюда перелетели три часа назад, пытались поспать, но прибежал ваш посыльный.

– По сведениям разведки, готовится большой налет на город, в Коммунарах село два гешвадера «юнкерсов».

– Я это видела. Я привезла эти снимки, и там не «юнкерсы», а «хейнкели». И стоят они там давно. Это они к нам летают.

– Так вы получать освобождение от полетов будете?

– Я – нет. Может быть, его штурман получит. Она хромает сильно, пальцы ног поморозила.

– Ну хорошо, постараюсь обойтись имеющимися средствами. Вам, Александра Петровна, сегодня телефон проведут. Самолет к вылету готов?

– Повреждений не имеет. Ведется послеполетное обслуживание. – Видя, что я отвечаю стандартными и абсолютно незаинтересованными фразами, майор понял, что просто напрасно вытащил меня из постели, чтобы поделиться пришедшими разведданными, источник которых стоял у него перед глазами. Что-то еще пробормотав, он отпустил меня ужинать. В летной столовой все собрались возле нашего столика и обсуждали с Настей, где она сумела так навредить своей физиономии. Она притащилась в столовую в одном сапоге и тапочке, с перевязанной «лапкой». И с удовольствием демонстрировала свою лодыжку, давая всем желающим ее потрогать и погладить. Сборище больных спермотоксикозом было угрожающе большим. Они не сразу сообразили пропустить меня к моему столу. Потом зашикали друг на друга и аккуратно расползлись по соседним, ехидно посмеиваясь надо мной. Я у них сочувствия и участия не вызывал. Подумаешь, морду обморозила. Но официантка Аня Полежаева к концу ужина принесла и поставила на стол довольно большую банку гусиного жира. Я полез в карман за деньгами, но Аня категорически отказалась брать деньги.

– Это – домашний, мы с мамой гусей держим. Я специально домой сбегала. Это вам, товарищ капитан, и Настеньке. Нас тут женщин много, – она показала рукой в сторону кухни, – но летаете только вы.

Я помахал рукой в сторону раздачи, откуда послышались ответные приветствия. Тыл и фронт продемонстрировали единство. На самом деле, вполне прилично кормят, довольно вкусно. Разносолов, правда, нет, но приготовлено хорошо, почти по-домашнему.

Ночью был налет, но не на Воронеж, а на аэродром в Бутурлиновке. Нас по тревоге не поднимали, несмотря на то что я освобождения от полетов не получал. Утром прибыло начальство, ввалились прямиком к нам в хату, с подарками из Москвы, и поинтересовалось, когда сможем повторить полет.

– Я хоть сегодня, а лейтенант Афанасьева временно отстранена.

– Ну, штурмана мы тебе найдем!

– Не надо никого искать! – тут же завелась Настя. – До самолета дохромаю, или подвезут, а сидеть в кресле я могу.

– Нет, Настя, что я с тобой делать буду, если нас собьют. Давайте замену.

Во второй полет пошли в то же время, штурманом полетел капитан Волгарев, из 47-й ОКАЭ, у него был небольшой опыт высотных полетов. Приказано посмотреть еще глубже у противника, включая станции и мосты через Днепр. Ставка требует разобраться с резервами у немцев. И Фалалеев, и Красовский побывали в Ставке. Наши снимки уже там. А я беспокоился! Волгарев – маленький, худенький, последнее время летал на СБ, но перед этим – на «пешке». С удивлением увидел позади «птички» четыре пушки на козлах и заклеенные перкалем коки и отверстия в центроплане.

– Ничего себе! – кивнул он на орудия. – Ваши?

Я кивнул головой.

– Так это Пе-2 или Пе-3.

– Это Пе-2ВИР – высотный истребитель-разведчик. – Мы обходили и осматривали машину перед полетом, подсвечивая себе фонариком. Все было в порядке, мы хлопнули с Иванычем ладошками, и я показал капитану на трап, разрешая занять место в кабине. Зря я согласился поменять штурмана! Он начал путаться в настройках радиопеленгатора, в итоге пришлось взять ориентирование на себя, правда, с рассветом он восстановил ориентировку и давал довольно точное место. Работать с радио он умел плохо, а времени его проверить перед вылетом начальство не предоставило. В этот раз все прошло тише, чем в прошлый, но садиться пришлось в Ростове. Тупо не хватило кислорода. Ушел в море, там снизился и зарекся летать с неподготовленными товарищами. Тем не менее задание выполнено, и мы вернулись на Придачу. Секретчики схватили карты и пленки, а я тихо побрел к дому. Там никого не было, я разделся, помылся и лег спать, мгновенно вырубившись от усталости и злости на Настю. Проснулся перед ужином, пропустив обед. Настя, в одной ночнушке, читала какие-то письма, увидев, что я проснулся, забралась ко мне под одеяло, совсем сдурела!

– Ты чего это?

– Ноги замерзли, пол холодный. Как прошло?

– Да выпороть тебя надо за членовредительство. У нас кислород кончился у Мариуполя, пришлось в Ростове садиться. Что у тебя с ногой?

– Сегодня сошел ноготь. – Она вытащила ногу из-под одеяла и показала пальцы уже без повязки. – Так что, получила разрешение на вылет! Я – умница?

– Нет, ты глупая, потому, что допустила это. Ладно, вставай. Пора идти ужинать!

– Ничего подобного! Ужинаем сегодня дома! Я все приготовила для моего любимого командира, хоть она и считает меня глупенькой.

Она чмокнула меня в щеку и выскочила из кровати и комнаты. Пока я одевался, вошли она и Пелагея Давыдовна, хозяйка дома, с печеной курицей и картошкой, солеными огурцами и помидорами, молоком и прочими вкусностями. «Больная» сегодня сходила на рынок и купила курицу. Видимо, столовская еда надоела. Плюс, как она сказала, таким образом она хотела извиниться за свою «болезнь». А хозяйка хорошо аджику делает. Надо у нее ее купить и носить с собой в столовую.

Вечером ушли на высотное патрулирование района. Пусто, никого, немцы стали облетать район. Надо менять направление поиска, но это уже задача не командира корабля, а службы ПВО. Во втором вылете повезло больше. Обнаружили и сбили Ю-52. Шел в наш тыл. Доложил в штаб, что с борта ушла группа парашютистов.

На следующий день появился второй ВИ, но без Р, камер у него не было, и это уже был Пе-3ВИ. С ним прибыл экипаж, мужской, но командовать ими поставили меня, теперь я командир звена высотных истребителей. Локатора у него не было, как и у нас. Только место под него оборудовано. Нашу «птичку» откатили на завод. Ставят дополнительные кислородные баллоны, протаскивают наддув в кабину стрелка, которую дополнительно герметизируют. Нам меняют фонарь и верхнюю кормовую турель с дистанционным управлением. Вот только боезапас у штурмана стал двести пятьдесят, а не пятьсот выстрелов. Перезарядить УБ невозможно из-за герметизации. Привезли высотные комбинезоны с электроподогревом, английские. Они немного надежнее, чем наши. Хотя, если замкнет, то мало не покажется! Слежу, чтобы предохранители для них и рубильники находились в доступном месте у всех. Экипаж Пе-3 прошел подготовку в НИИ ВВС, машину знает неплохо. Но ребята все молодые, жеребцы те еще. Сразу попытались атаковать Настю, но у них ничего не получилось. Настя только выглядит дурочкой, в разговорах с ней, а она, как я уже говорил, взяла за основу поведения «дружбу со мной», и уже рассказала, каким она видит свое будущее. Военнослужащие в звании ниже генерала ее совершенно не интересуют. И становиться ППЖ она тоже не собирается. Она хочет, чтобы какой-нибудь генерал на ней женился. Так что мальчикам она автоматоматически дает от ворот поворот. Пока ремонтировались, произошел еще один не сильно приятный случай. Второй экипаж вытащил нас с Настей на танцы в заводской клуб. Там подвыпивший летчик-испытатель из ЛИСа завода, эдакий деревенский «альфа-самец», который, дыхнув на меня перегаром и гордо выставив вперед грудь с «Красным Знаменем», схватил меня за руку и решил потанцевать. В результате моя левая рука автоматоматически вывернула его правую в сторону большого пальца, а опускающуюся голову остановила моя стопа. Мужик рухнул под оглушительный смех собравшихся, но на выходе из парка он и еще три человека перегородили нам с Настей дорогу, решив таким образом с нами рассчитаться. Я чуть обвис на руках двух человек, захвативших мои руки, провел агэ гэри в челюсть подходящему «самцу», который на ходу расстегивал ширинку, с маха перевернулся назад, освободив руки от захватов. Тут же нанес кокэн ути в горло держащему Настю бандиту в форме командира Красной Армии, затем агэ эмпи ути в челюсть правому от меня и нукитэ дзуки в горло левому. Вынул пистолет и дважды выстрелил в небо, вызывая патруль. Обомлевшие патрульные довольно долго ждали машину, затем погрузили пострадавших и увезли в комендатуру. Синяки от их захватов у меня и у Насти остались. Кстати, осудили их быстро и без каких-либо проволочек. Милиция и военная прокуратура взяли с нас объяснения на следующий день, а патруль довел до дома. Троим, правда, сначала пришлось лежать в госпитале при тюрьме с переломом челюстей.