Читать книгу Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист - Комбат Найтов - Страница 9

Садились прямо в центре Москвы, теперь этого аэродрома нет и полеты над городом запрещены, кроме вертолетов ГАИ и санитаров, ну, правда, не для всех… Борт уже встречают: корреспонденты, куча баб, куча генералов, как от ВВС, так и армейских. Что-что, а толк в рекламе Раскова понимала, ей бы менеджером по связям с общественностью работать. Впрочем, это я ехидничаю: во время войны такие рекламные кампании просто необходимы, особенно после поражений летом сорок первого. Страна обязана сплотиться и знать своих героев и героинь. Жаль, что я попался на эту роль. Не сильно гожусь. Речи толкать не умею, местных лозунгов – не знаю, так что тут мой PR-менеджер малость промахнулась. Но ей выбирать не из кого, пока. Остальные девочки только на крыло становятся. Изображаю смущенную улыбку, запинаюсь, краснею, тут уж Сашка мне вовсю помогает. Что-то лопочу корреспондентам, все равно все переврут и перепишут, но наше дело не рожать! Всю эту шоблу возглавлял замначальника ГПУ РККА армейский комиссар второго ранга Щербаков. Оно и понятно, Мехлис сейчас на Крымском фронте опалу себе зарабатывает. Щербакову я не сильно понравился, ему требовался актер побоевитей, но на безрыбье… Потащили меня в Дом Советов на скучнейшее заседание. Но основное отличие от дня сегодняшнего: никаких листочков с написанными речами не давали! Эта зараза, видимо, поразила ГПУ чуточку позже. Мое выступление, с абсолютно красным лицом, длилось меньше минуты из запланированных десяти. Но видимо по инерции, аплодисменты я сорвал, тем, что сказал, что выступать не умею, я лучше это выступление снарядами и бомбами скажу, а если «на бис», то и пропою. Под аплодисменты и хороший здоровый смех зала сошел на место. И под конец совещания в зале появляется Михаил Иванович Калинин. Опять вызвали меня, и он под аплодисменты вручил мне Золотую Звезду и два ордена Ленина. На сцену поднялась и Раскова, у которой точно такие же награды. Так вместе нас и сфотографировали. После этого меня перевезли на Центральный и посадили в самолет. Мой бенефис в Москве был закончен. Я показал свою полную профнепригодность для такого рода деятельности.

Раскова усадила меня в правое кресло, пришлось напяливать на себя чужие наушники и цеплять ларингофоны. Стрелков Марина Михайловна отогнала с боевых мест, нас и так шесть истребителей охраняют. Так что предстояла лекция на понимание политического значения нашей миссии для того, чтобы я осознал, какое значительное мероприятие я сорвал, и какое значение имеет формирование женских авиаполков для защиты Родины. Слушал вполуха, больше по привычке следя за воздухом. Она говорила почти час, после этого спросила:

– Мне кажется, что ты меня не слушала.

– Да, вы правы, считаю это утопией. Женщины должны служить в смешанных бомбардировочных полках и в отдельных легкомоторных.

– Это почему еще?

– Удержите штурвал! – и я потянул его на себя. Против меня действовала она и динамическая стабильность этого утюга ПС-84. Пээска задрала нос, и я отдал его, выравниваясь по высоте.

– Без автомата вывода вы, Марина Михайловна, с машиной на пикировании не справитесь. И все, кто у меня собрались, тоже. Может быть, Лиля. Она отдельно и усиленно занимается своей физподготовкой. Какой воздушный бой, какие перегрузки? Это запрещено самой физиологией и системой подготовки летного состава. В бомбардировочной, пикирующей авиации с одним пилотом, управляющим самолетом, за штурвалом должен сидеть мужик приличного размера и поднимающий пару сотен килограммов и жимом, и рывком. А вы в это кресло институток посадили. Случись что, беды не миновать. Достаточно выхода из строя автомата вывода. Двоих мы уже похоронили. Поэтому с феминизмом пора завязывать, а «делать» нормальных штурманов и стрелков. Здесь девочкам равных не будет. Вон, смотрите на Настю. За штурвал – не посажу, а штурман она великолепный!

– Нет, Александра Петровна, женщина может… – И Остапа опять понесло. Феминизм – штука заразная и просто так не излечивается. Война все сама доказала, выступив в роли арбитра и антибиотика: истребительный и бомбардировочный полки понесли потери и превратились в смешанные, а «ночные ведьмы» на По-2 живы в памяти народной! Дошли до Берлина и Праги, 23 Героя Советского Союза, и ни одного (!!!) увольнения по причине беременности из летного состава до конца войны! Вот это ВЕДЬМЫ! Это был не полк, а орден имени майора ВВС Марины Михайловны Расковой. Девочки сами приняли этот обет безбрачия и свято блюли его, перечеркнув свое «Я» ради Родины и ради Победы. Это сейчас им вбивают в голову, что все делается через секс: «Это так просто, миг, и ты станешь взрослой!» А потом столбы обвешиваются объявлениями: «Жена на час! 24 часа», «VIP-отдых! 24». Эти – не продавались дьяволу, эти – дрались! И миллионы килограммов бомб летело через их тонкие и слабые руки на головы врага.

Естественно, что самой Марине я этого не сказал, но этим бортом летит новый инженер эскадрильи инженер-майор Александр Иванович Путилов, прочнист и бывший главный конструктор фюзеляжа самолета ВИ-100, из которого родилась и «пешка», и ее модификация ВИ. Как его смогла выцарапать Раскова, я не знаю. Судя по рукам, он последнее время не карандаш в руке держал, а где-то сучья рубил. Так оно и оказалось! Его уволили перед войной и собирались посадить за аварию. Потом война, и он попал, рядовым, в саперы на Карельском фронте. Строил оборонительные сооружения. Его жена нашла Раскову в Москве, и они выдернули его из-под Койозера. Звание ему вернули, правда, на две шпалы у него меньше стало. Сразу по прилету состоялся разговор с начальником ОО эскадрильи, который решил предупредить меня о том, что это, возможно, враг народа.

– Ты его руки видел?

– Мое дело вас предупредить!

– Все, предупредил! И иди к себе в свою норку, можешь на меня донос написать. А инженеру – не мешай, Павел.

Тот помялся и попросил разрешения удалиться. Он мужик не самый вредный и тоже нужный на войне. Девочку из немецкой разведки, устроившуюся на работу в столовую, вычислил мгновенно. С ним у нас мир-дружба-жвачка, но Путилов нужнее и важнее. Он весь НКАП насквозь знает! И инженер был от бога! Организовал мастерскую по подготовке двигателей. У них век короткий: сто часов и на выброс, вернее, на капремонт, но потом они на борт высотников уже не попадают, идут в линейные части. С его и божьей помощью удалось снизить вес на почти полсотни килограммов и поднять мощность почти на сотню. Не сразу, конечно, Но все начинается с малого. Он в совершенстве знал фюзеляж и заложенные в него 10 g, поэтому сразу начал выдавать очень ценные рекомендации по дальнейшему снижению веса планера. Списался с группой Петрова и Енгбаряна, и через два месяца у всех машин были настоящие гермокабины, а не их подделка. К сожалению, наша «птичка» ушла на свалку. Сашка всплакнула. Она научилась шмыгать носом и реветь, чем подставила меня в первую ночь после Москвы. Разбудила всех в комнате, Настя и Майя не знали, что делать: героиня лежит в койке и ревет. Сашку мне удалось успокоить, но через пару недель, днем, опять в постели после вылета, она призналась, что может шевелить мизинцем левой руки. Небольшие его подрагивания я ощутил. И рассказала, почему заревела после Москвы.

– Мне кажется, что я бы так не смогла. Ты и сильнее, и опытнее меня. И еще, Олежка, я… тебя… люблю. – Всю мою морду залило краской, уши просто запылали.

– Да, ладно, чего уж там. Муж-жена – одна сатана, а у нас это еще и в одном флаконе. Не надо больше об этом, Саша. Договорились?

– Договорились. Но ты знай это!

– Я уже знаю.

Третьего состоялся наш дневной бенефис у Белгорода. Там окопалась лучшая немецкая дивизия «Великая Германия». Нас прикрывал целый полк «яковлевых», Красовский очень беспокоился, но вылет разрешил. Незадолго до рассвета мы взлетели, зашли с севера, вдоль линии фронта, спланировали на высоту 5000 и устроили вальс-«бабочку». Это – та же «вертушка», но каждая машина после сброса уходит в другую сторону, затрудняя зенитчикам противника противодействие. Мы были увешаны пятидесятикилограммовками и «сотками» и более получаса работали по небольшому немецкому плацдарму у Мясоедово на правом берегу Разумовки. После этого поднялась пехота и захватила и сам плацдарм, и немецкую переправу через Разумовку. К вечеру начались бои на окраинах Белгорода. У нас потерь нет, но и штурманам, и стрелкам пришлось поработать пулеметами. Немцы таки попытались сорвать нам выступление. Девчонки из машин на земле просто вывалились. Умотались так, что до вечера пошевелиться не могли. Большинство жаловались на сильную боль в мышцах. И только Лиля, которая практически не расставалась со штангой, чуть ли не спала с ней, выглядела бодрячком. После этого и остальные летчицы активно занялись тренировками. «Гром не грянет – мужик не перекрестится!» Я специально повел эскадрилью в этот вылет, так как после первых успехов у многих закружилась голова. Проклятые корреспонденты пронюхали про эскадрилью, и от них отбоя не стало. Девочкам нравилось позировать на камеру, давать интервью, быть «героинями». Вот я им и показал, чего стоит весь их героизм. На час полета сил не хватает.

Лиля, получившая орден Ленина за Амурский мост, при получении застеснялась, подошла ко мне:

– Александра Петровна! Я же промахнулась! – смущенно проговорила она.

– А ты считай это авансом и меньше об этом думай. Они сами посыплются, если будешь думать о целях, а не о наградах. Звезды – они такие, падучие! – улыбнулся я и понял, что один командир звена у меня уже есть. Это – радовало. Напротив, Андрей задрал нос, и однажды я их прихватил на пьянке и скабрезных разговорах о членах эскадрильи. Загордились мужички! И еще одна «новость»: пришел на стоянку к «птичке», смотрю, никого нет, а люк открыт, рули шевелятся. Даже пистолет достал. На выдвигающуюся ступеньку не вставал, аккуратно и тихо поднимаюсь по трапу. В кресле сидит Майя и с закрытыми глазами выполняет маневры, причем сложные! Убрал пистолет, прикоснулся к ней рукой. Как заверещит! Испугалась. Сели под крылом, поговорили. Она родилась в Ростове, отец – журналист в областной газете, мать – корректор там же. Она училась на геофаке в Ростовском универе. Гео – это геологический, а не географический. Что-то произошло у отца на работе, не ту статью написал, Майя точно не знает, семья сорвалась с места и переселилась в маленькие Ессентуки, в какой-то подвал. Девчонку родители сорвали со второго курса: «Иначе папу расстреляют!» Закончила в Мин водах аэроклуб, мотаясь каждый день на полеты на пригородной «кукушке». Пошла в пилотажную группу, получила первый разряд по самолетному спорту, и тут война! Все студентки сразу стали командирами, все инструктора по первоначальному обучению – тоже. А ее взяли, с большим трудом, в стрелки-радисты. Я потрепал ей волосы рукой по голове и приказал готовиться к зачету по матчасти. Она опустила голову и сказала:

– Я готова, Александра Петровна.

Зачеты она сдала с первого захода, вылетел с ней на Пе-3УТВ. Очень уверенно пилотирует. Опыт летчика на УТ-2п чувствуется сразу. Сели и снова на взлет, на пилотаж. Пилотирует правильно, даже красиво, но предсказуемо, спортсменка! Этот комплекс, действительно, для кандидатов в мастера спорта крутили. Он в учебнике по пилотажу есть. Сам такой разучивал.

– Майечка, все абсолютно правильно, но так пилотировать в бою нельзя.

Она даже обернулась, и по СПУ прозвучало тихое:

– А как?

– Смотри!

И я устроил каскад фигур, рваных, неправильных, с неожиданными переходами из одной фигуры в другую. Двигатели ревели на переменных оборотах, менялся шаг, машина без полочек переходила из одной фигуры в другую, сбивая воображаемого противника с толку, штопорила, почти срывалась в него, но вытягивала, с переворотом уходя из-под огня.

– Поняла?

– Поняла!!! Александра Петровна, все поняла. Не заканчивать фигуру, дело не в красоте, а в изменении положения, скорости и высоты. Разрешите?

– Давай!

Машину она чувствовала! Прирожденный истребитель! Тот самородок, который я искал, перерывая, как петух, кучу мусора.

– Все, домой! Теперь стрельбы и бомбометание. На виражах слишком ровно, проследи!

Через две недели она сдавала зачет по воздушному бою и трижды зашла в хвост зазнайке Андрею, он ничего против нее сделать не смог. Она пилотировала лучше. Девчонки бросились ее качать после посадки. Смущенный Андрей стоял рядом с пунцовыми ушами. Я прижал Майю к груди и потихоньку на ушко сказал:

– Андрей – летчик-ночник, тебе еще учиться и учиться у него!

– Я – знаю, Александра Петровна! – громко ответила сияющая Майка, подбежала к Андрею и при всех поцеловала его. В губы! Потом показала всем язык, сдернула с головы шлемофон и тихо села на траву. И расплакалась. Нервы!

А я сижу довольный! Устроил еще одну гадость немецкому командованию: выписал командировку Путилову в Баку, собрать прицелы и вычислители с британских «Аэрокобр Р-39к». Чего они там на свалке валяются? Работать надо!

Наступление на Днепропетровск идет успешно! Войска потихоньку заворачивают на юг, стремясь отрезать группу армий «В» группы армий «Юг» немцев. Планируется выход к Перекопу. На фронте появился Мехлис. Весь немного потрепанный, видимо, в Ставке его по головке хорошо погладили. Но «контролирует» все южное направление. Появился и у нас. Мы же теперь «звезды» марлезонского балета. Каждую ночь устраиваем немцам небольшие сложности с коммуникациями. Мужик деловой. Без дураков в голове. И на баб резко не реагирует, под юбку взглядом не лезет.

– Мне тут рекомендовали обратить особое внимание!

– Ох, Лев Захарович, вниманием мы не обижены, кто бы материально помог!

– А что так?

– Автомашин не хватает, аэродром прикрыт плохо, зениток маловато, БАО нам не принадлежит, мы тут в виде бедных родственников отираемся. ПАРМ не имеет необходимого парка станков. А все бегают вокруг и требуют новых подвигов для снимков в газетах. Прошу поставить Пе-3ВИР с ламинарным крылом и предкрылком, все ссылаются на какие-то сложности на производстве. С питанием – тоже перебои. Да, и с бензином последнее время сложности возникли. Я все понимаю, наступление, все внимание на юг, но и про Воронеж забывать не стоит. Тут же крупнейший авиазавод страны. Большинство «Илов», о которых легенды рассказывают, рождаются здесь!

– В этом вы правы, Александра Петровна! Хорошо, что за бытом не забываете о главном. Я тут все записал, постараюсь вам помочь. Тем более что такое женское подразделение у нас одно, а уж о вашей эффективности так просто фронтовые легенды ходят. Говорят, что немцы ваших девушек «ночными ведьмами» прозвали.

Мне ведьму не изобразить, поэтому подошел к Насте, взлохматил ей прическу и сказал:

– Да мы ведьмы и есть! Только у Гитлера дровишек на костер не хватит, чтобы нас спалить.

Хвастовство, конечно, ощущается сильное давление Люфтваффе. Похоже, что занялись нами его звезды. Что ж, потягаемся! Александр Иванович привез из Баку семнадцать ночных прицелов с вычислителем. Столько «Кобр-К» к этому времени было уже разбито 129-м учебным полком. Устанавливает, обучаем всех летчиц ими пользоваться. У нас появилась возможность открывать огонь намного раньше противника. Жаль, конечно, что это одноракурсный вычислитель. Только вдогон три четверти.

Через неделю после этого разговора мне прислали «персональный» именной самолет Пе-3ВИР, с ламинарным крылом, автоматическим предкрылком, гермокабиной до 11 000, хорошо оборудованной кабиной стрелка с дистанционным управлением установкой. Внутри прилетело 80 килограммов свежайшей баранины, залитой сухим вином, и две довольно внушительных по размеру бочки с сухим красным вином. Мы еще в апреле написали заявление всей эскадрильей, чтобы нам заменили фронтовые «сто грамм» на соответствующее количество сухого вина. Получив такой «кавказский» подарок, у меня возникли некоторые подозрения о том, кто приложил к этому руку. Этого нам только не хватало! Устроили большой шашлычный день. Ночи у нас заняты. Ближе к вечеру сел Си-47, и из него вышли какие-то гражданские. Город Махачкала и вся республика Дагестан взяла над нами шефство. У нас две девушки: штурман и стрелок были из Дагестана. Одна – русская, вторая – лакханка из маленького села Курхи. Вот депутаты Верховного Совета СССР от Дагестана и Верховного Совета Республики Дагестан и посчитали, что этого достаточно, чтобы взять над нами шефство. Проблемы с питанием – кончились! Чего только на столах у нас не было! Ну, ананасы отсутствовали, правда. Но сушеная дыня много лучше ананаса, а после кислорода требуется интенсивное питание. Из Махачкалы прислали поваров, заменили половину обслуги в столовой, сменив их девушками из Дагестана. Республика постоянно что-то присылала, собранное по всем селам и поселкам. Изменились блюда, подаваемые на стол, приправы, даже сухие пайки в аварийном наборе. Постоянно кто-то прилетал оттуда с новыми подарками для всех. Я сменил немецкий десантный нож на «фирменное изделие» кузнецов из Кубачи. Нисколько не жалею! Это – Оружие! С большой буквы!

Еще одно событие: к нам приехали из солнечного Ташкента наши доблестные кинематографисты. Не то чтобы сами, ГПУ прислало! Нас продолжают использовать в качестве красной тряпки для быка. Среди приехавших – постоянно оглядывающийся Бернес. Киногерой и любимец женщин. Что его так беспокоит, я не понял. И фиг с ним! Девчонки взвыли, даже Саша! Кумир! И сам приехал! Видимо, в ГПУ что-то сильно пообещали! Не без этого. Перед вылетом я взял гитару и напел:

Бернес оживился!

– Хорошая песня! Слова знаете? Кто написал?

– Я ее вам дарю, у вас получится. Вот текст.

– Кто написал?

– Слова – народные. Музыка – народная. – Так эта песня и зазвучала. Сашка, которая, увидев его, сначала заверещала, как все, внимательно все рассмотрела, том числе и крашеные волосы, и изрекла:

– Не создавай себе кумира!

Я откликнулся:

– Вот именно. В павильоне я бы выглядел гораздо круче!

Мы ушли бомбить 17-ю танковую дивизию, которая пыталась развернуться под Лозовой. У каждого своя работа: кто-то поет, кто-то бомбит. Во время войны бомбить – весомее.

В конце мая бои достигли своего апогея. А впереди маячила операция «Блау»: немцы должны были начать наступление на нашем участке фронта с целью взять Воронеж. Мы основное внимание сейчас уделяли своему Брянскому фронту. Много вылетов на разведку, тем более что пришли американские «Кодаки», в том числе и ночные. Кстати, с полупроводниковым фотоэлементом раскрытия затвора ночного фотоаппарата. У нас самих был только ламповый фотоэлемент к НАФА-19. С появлением Александра Ивановича и станков в ПАРМе, убрали две ахиллесовых пяты в Пе-2: забронировали и протектировали расходный бак в мотогондоле и полностью заменили рули глубины. Бак теперь из самозатягивающейся резины и закрыт «броняшкой», а рули – балансирные и полностью из дюраля, а не перкалевые, как было. Изменили и штурвал. Ручки стали толще, обрезинены, с удобными выступами под пальцами, не скользят, и появился привод на усилитель руля глубины. Он всегда был, но включался только через автомат вывода. Теперь, при необходимости, летчик сам может помогать себе, включая и выключая его. На крайней модели стоит простейший автопилот АК-1 и гироскопический полукомпас. Появилась возможность, если потребуется, отпустить штурвал, и самолет сохранит направление и высоту. Только пищит эта хренотень довольно громко. Не шибко приятно слушать его завывание в кабине прямо под собой. Его втиснули под кресло. Боевая нагрузка у крайней довольно значительно возросла: стандартная – 1000 кг, в перегрузе – 1250, обещают к концу года – 1500. Две под фюзеляж и одну в бомболюк, пятисотки. Длина разбега чуть возросла, но незначительно. Раиса Николаевна очень неплохо поработала над профилем и машиной. Решетки, и верхние, и нижние, закрываются плексом впотай. И если не используются в полете, то аэродинамически не тормозят. У штурмана появился чайник, электрический, работающий потом как термос, из нержавейки. Удобная крышка, так как давление может здорово прыгать, то сделан спецклапан, чтобы не закусывало, и он не плескался кипятком. На остекление подается обдув, стекла прекратили обмерзать, и их не приходится постоянно оттирать от изморози. Выдох же много теплее забортной температуры и обязательно содержит влагу. Фонари на новой машине с двойным остеклением, очень качественным плексом, скорее всего, не у нас делают. Высотный нагнетатель совершенно другой, английский, независимый. То есть это уже совершенно иная машина, чем первые серии, на которых приходилось летать. И концепция конструкции изменилась. Стали думать, что в нем еще работать и выполнять сложные задания. Иногда с ювелирной точностью. «Забронировали» штурмана, и 5 мм защищают стрелка. Самое противное, что титан уже выпускается! Надо напинать Путилова. Что я и сделал. Подействовало! Через два месяца приехали с завода и заменили стальную броню кованым титаном.

Девчонки совсем заматерели, летают уверенно, приятно посмотреть. У нас с Настей – новый стрелок, Анечка. У нее очень красивые глаза, как у лани, в глазах вечный страх, очень не любит, когда громко говорят. Пугается. Поначалу казалось, что стрелок из нее никакой. Обманчивое впечатление! Невероятной остроты зрение, в том числе ночное. Есть у нее что-то калмыцкое в крови, скулы выдают. И непревзойденный мастер стрельбы из пулемета. В голове, наверное, компьютер для вычисления поправок приделан. Очень заботливая, вечно нам с Настей что-то свяжет, очень любит это занятие, что-то перешьет. Повесила новые занавески, подставки вязаные везде. Все закреплено, сделано добротно и красиво. «Ведьмами» девчонки быть отказались, и все самолеты украсились веселой «бабой Ягой» на ступе, с метлой, с растрепанной прической, и бомбами. А мы, с Настей и Анечкой, разучили и исполнили частушки: «Я была навеселе и летала на метле…»

За месяц Майя смогла добиться сдачи на самостоятельные ночные полеты, и еще одним полноценным летчиком стало в эскадрилье больше. После первого же ночного боевого вылета ей присвоили лейтенанта, и она стала командиром третьего звена, летая на Пе-3-ВИР ведущей группы. Теперь таких летчиков четыре, и я забросил удочку Красовскому, что можно и увеличить состав эскадрильи.

– Давно ждал такого твоего предложения и знал, что ты его готовишь. Будем переходить сразу на пятизвенный состав. Это – двадцать самолетов. Пять разведчиков и пятнадцать бомберов. Двух ночников я тебе подброшу, так быстрее будет. И вот еще, из неприятного, наши подпольщики в Харькове сообщают, что туда прибыла квартирьерская группа Nachtjagdgeschwader 1 (NJG1) из Голландии. Ночников гитлеровцы сюда перебрасывают. На новых «Мессершмиттах-109G».

– Это хорошо, что на них. В кошки-мышки поиграем. Очень сложно искать в темной комнате черную кошку, особенно если это склад грабель. Потребуются немецкие радиостанции, достаточно только приемников. Наводить их будут либо с земли, либо с воздуха.

«Интересно, куда наш “командированный” делся? Полтора месяца как уехал!» – подумал я, выходя из здания штаба армии. Сел в «виллис», их у нас уже много, и поехал на левый берег на аэродром. Когда остановился у КП, то увидел заходящий Пе-2 с белыми капотами. «Легок на помине, не иначе как с нечистой силой общается». Их поставил дежурный на самую дальнюю стоянку, поэтому опять пришлось прыгать в машину и пылить туда. Виктора Васильевича не узнать: весь седой, полностью белый, щеки ввалились, глаза усталые, красные. На машине пластиковый капот и отсутствуют «ежики» антенн. Он сухо подал руку, крепко ее сжал.

– Готово, Александра Петровна, привезли шесть старых и две новые станции, старые все с новыми антеннами.

– Что с вами? – я показал на волосы.

Он отмахнулся, потом нехотя выдавил из себя.

– На Ленинград посмотрел. – «Ну да, он же попал туда весной, когда все стало таять! Бедолага!» После такого шока он установил у себя на заводе такой режим, что они работали 36 часов в сутки, без выходных, с «отдыхом» на стульях. Шесть из девяти станков, необходимых для производства ламп, обнаружили на площадке Мурино и попросту «забыли» отправить, а в 44-м их разбомбили. Два станка нашли в разных городах, один исчез бесследно, но это уже не помеха. От использования клистронов Виктор Васильевич отказался. Поднял все работы своего учителя и запустил магнетроны в производство. Уже сделали более ста штук, не на потоке, пока производство штучное. Теперь ему требовалась машина, чтобы испытать радиопроницаемый обтекатель на полных скоростях и на воздействие полных перегрузок.

– Индикатор прямоугольный заказали, Александра Петровна, так что это – временный вариант. Но сразу же на место ставим с выводом на стекло. Есть машина, на которую можно ставить? Там переделки довольно значительные!

– Ставьте на мою, я пока на ней еще не летаю.

Василий Иванович просто взвыл, когда ему показали, что у его любимого детища отрежут кусок носа и хвоста. Он побежал искать защиты у Путилова, вердикт Путилова был:

– На прочность это не повлияет.

И работы начались. Длились они почти неделю, так как я потребовал не загромождать кабину стрелка и расположить приемник и передатчик в другом месте. Их смонтировали на бронеспинке кабины с обратной стороны, там, где топливный танк. От части топлива пришлось отказаться. Минус 50 литров. Одна антенна в носу, индикатор у летчика, а не у штурмана. Часть индикатора оказалась в кокпите. Второй индикатор у стрелка, в хвосте малая антенна с дальностью всего пять километров, но с обзором всей задней полусферы! Передний имел дальность сто километров, с разбивкой на шесть диапазонов и понижением мощности излучения в зависимости от дальности. И два положения антенны: обзор земли и обзор воздуха. Все, что нужно. На последующих сериях машин станция устанавливалась слева и справа от бомболюка внутри фюзеляжа, но это требовало специальных вырезов и испытаний по прочности. С этим не стали заморачиваться, показав «правильное расположение» приборов и предоставив действовать КБ и НИИ ВВС. Испытывать машину я начал 1 июня. По управляемости ничего не изменилось. Было непонятно, как поведет себя пластмасса в случае попадания осколка или пули, но антенный отсек отделен от фюзеляжа бронеплитой. В дальнейшем планируем поставить туда титан. Индикатор встал между правой и левой панелью приборов. Ручки управления им я попросил поставить выше него, чтобы руками вниз не тянуться и чтоб коленям и ногам в унтах не мешали. Виктор Васильевич с Настей чуть не подрались, кто из них пойдет за штурмана. Обиженная Настя скорчила мне такую рожу! Мол, «нас на бабу променял!» На взлете его лучше даже не включать. Немного долговато нагревается. В положении «воздух» со ста метров засветки с земли нет. Но только на дальности до двадцати километров, если повышать мощность, то засветка появляется. Опробовав все режимы, как сам, так и Аня, плюхнулись на аэродром, и пошли к «мигарям» договариваться о перехвате. Их я увидел с высоты двести метров и уверенно брал на них пеленг и дистанцию. Затем я развернулся, чтобы смогла отработать Аня. Два «МиГа» полетали вокруг нас, мы замерили дистанции, мертвые зоны, затем у них начался отход, и я вел их до самой посадки. Но шторку или тубус для индикатора днем не помешало бы! А места нет.

– Я же говорил, что его надо штурману ставить!

– Да кто вам мешает, где два, там и три индикатора.

Виктор Васильевич удивленно посмотрел на меня, хлопнул себя по лбу:

– Точно! Сигнал же уже выработан.

Но это произошло не скоро. Пока дождались, что сделают прямоугольный индикатор, пока избавились от кривизны пилообразного напряжения. В общем, их ставили уже поздней осенью, но для нас это была манна небесная. Погода! Осенью локатор гораздо более ценен, чем летом. Даже если это жаркое лето 1942 года.

Очень неудобно и плохо измерялась высота цели. На некоторых положениях цели высоту вообще было не замерить. В общем, прибор еще совсем сырой, и к нему вычислитель нужен. «Стоп, себе думаю, а не дурак ли я!» Хватаю Виктора Васильевича за руку и волоку к Путилову, он себе целое здание под техслужбу «вынудил». Нудел-нудел – и ему дали. Показываю ему вычислитель с «Кобры».

– Вот, это вычислитель с «Кобры», у нас такие на всех машинах стоят. Как их можно соединить с локатором и использовать его как дальномер?

– А тут ничего и не надо делать. Вот разъем для соединения с радаром, это – с гирокомпасом. Схема есть?

– Есть, но она довольно примитивная.

Тихомиров погрузился в чтение схемы. Затем задумчиво сказал:

– Похоже, что можно попытаться их соединить. У вас есть тот, который вы не используете?

– Найдем, но с возвратом!

– Тогда я его заберу, ненадолго. Удивляюсь я вашей энергии, Александра Петровна, и вашим знаниям.

– Они побеждать помогают, Виктор Васильевич.

Поняв, что более откровенного ответа не будет, он переключился на вычислитель.

– Занятный механизм, очень многое, что можно использовать у нас. В Уфе работает Миша Лаврентьев, у него докторская была примерно по такому устройству. На обратном пути заскочу к нему.