Читать книгу Битва за ясли господни - Константин Петришин - Страница 4

Из Одессы в Константинополь князь Меньшиков отплыл 14 февраля на военном пароходе «Громоносец». Его сопровождала свита, подобранная канцлером графом Нессельроде, состоящая из военных и светских сановников. Среди всех представившихся ему уже на пароходе, было только двое, которых князь Меньшиков знал: это вице-адмирал Корнилов и генерал-майор Непокойчицкий. И потому Меньшиков попросил командира парохода выделить каюты Корнилову и Непокойчицкому рядом со своей.

Вечером он пригласил их к себе на ужин. Пока князь Меньшиков и вице-адмирал Корнилов вспоминали о времени, когда Меньшиков был начальником главного штаба военно-морского флота России, генерал-майор Непокойчицкий молча слушал. Он оживился лишь когда речь зашла о пребывании Меньшикова в Финляндии, где они и познакомились на одном из светских балов.

О предстоящей миссии в Константинополе заговорили уже в конце ужина.

– …Завтра в полдень, если погода и дальше будет нам благоприятствовать, – сказал вице-адмирал Корнилов, – мы будем в Константинополе… Хотелось бы знать, как нас там встретят.

– Надо полагать не хлебом с солью, – усмехнулся в ответ генерал Непокойчицкий.

– И, тем не менее, мне это тоже не без интересно, – поддержал вице-адмирала Корнилова князь Меньшиков. – Не ведаю как вы, а я в некоторой степени волнуюсь, – признался он и продолжил: – Порой мне кажется, если бы в свое время государь не удалил со Двора Магницкого и Фотия, и не приблизил к себе масона графа Сперанского, и ещё кое-кого из ныне здравствующих, может быть вся эта история развивалась бы по-другому…

И Корнилов, и Непокойчицкий догадались, кого из ныне здравствующих имел ввиду князь Меньшиков.

– Что теперь об этом говорить, Александр Сергеевич, – со вздохом заметил вице-адмирал Корнилов. – Времена нашего великодержавного романтизма прошли, наступило другое время – жестокого абсолютизма. И как результат: на место терпимости и взаимного уважения в Европе с идеями Меттерниха воцарились подозрения, зависть, стремление покровительствовать не только в своих странах, но и в чужих.

Мысль вице-адмирала Корнилова была верна, хотя и не очень понравилась князю Меньшикову. Однако он промолчал. Зато генерал Непокойчицкий не смог сдержать своих эмоций.

– Извините, Владимир Алексеевич, однако я с вами не могу согласиться. Меттерних мне не интересен! Я хочу сказать о другом. Да, наш государь в отличие от Александра, царство ему небесное, не любитель философии. Да, ему нравятся инженеры. И это при нем мы начали строить мосты, дороги, крепости! Государство на одной философии не продержится! Да, Сперанский был масон, однако он был и первый составитель светских и военных законов, собранных им со времен Петра Великого в одно единое издание, что позволило государю внушить обществу и всей России уверенность в том, что мы живем по законам, и Россия управляется на их основании!

Речь генерала Непокойчицкого была настолько взволнованной, что князь Меньшиков, не желая, чтобы разговор перешел в ссору, поспешил успокоить и генерала Непокойчицкого и адмирала Корнилова. Да и нечаянно оброненные слова о Сперанском тоже могли быть истолкованы по-разному.

– Вы, мои друзья, совершенно правы, как один, так и другой! Приходят новые времена, возникают новые идеи, а значит и носители этих идей. Что касается нашего государя, то он делает все, что в его силах для процветания России. А пока же у нас одна забота – добиться успеха в переговорах с турками и постараться обеспечить России мир, а православной вере благоденствие.

Вскоре после этого разговора вице-адмирал Корнилов и генерал Непокойчицкий, пожелав князю Меньшикову спокойной ночи, ушли по своим каютам.

…Утром в кают-компании за завтраком князь Меньшиков стал невольным свидетелем разговора двух чиновников из министерства иностранных дел, которые, как ему доложили, были направлены в русское посольство для оказания помощи послу графу Озерову.

Один из них, тучный в накрахмаленном жабо и с лорнетом, который ему, скорее всего, был без надобности, негромко, но с возмущением, говорил своему собеседнику:

– …Этот самодовольный карлик, если не мытьем, так катаньем втянет нас в войну с Европой! Граф Титов перед моим отъездом из столицы сообщил по секрету, что это он посоветовал государю, в случае неудачи нашей миссии, ввести русские войска в Дунайские княжества и тем самым вынудить турок пойти на уступки.

Собеседник тучного господина, полная противоположность ему по внешнему виду – он был худой, высокий, одет во фрак по английскому покрою, равнодушно ответил:

– А что же вы хотели? Граф Нессельроде всегда проповедовал легитимизм, который даже в Европе многим не по душе, – и, снизив голос до шепота, продолжил: – Однако государь поддерживал его даже там, где это было не в наших интересах.

Князь Меньшиков хотел было вмешаться в разговор, в котором по сути дела вместе с графом Нессельроде осуждался и государь, однако сановники прекратили его сами. И хотя Меньшиков не придал особого значения этому разговору, на душе у него остался неприятный осадок.

…В константинопольском порту князя Меньшикова и сопровождающую его свиту приехали встречать все сотрудники русского посольства во главе с поверенным в делах в Константинополе графом Озеровым. Собралась огромная толпа греков, проживающих в городе.

Князь Меньшиков сошел по трапу «Громоносца» и сразу оказался в окружении пестрой толпы. Матросы с «Громоносца» с трудом потеснили греков и сопроводили князя Меньшикова к коляскам.

Когда длинная вереница колясок тронулась с места, толпа греков последовала за ними. Они что-то выкрикивали, и размахивали руками. Стоящие по обеим сторонам улицы, тоже, по всей видимости, греки, или другие христиане посыпали в след коляски князя Меньшикова крестные знамения.

На взволнованных лицах людей князь Меньшиков видел искреннюю неподдельную радость. И от того еще не спокойнее становилось на душе. Только теперь он вдруг отчетливо почувствовал, какой груз лег на его плечи.

«…Господи, – мысленно взмолился князь Меньшиков, – смилуйся надо мной и этими рабами божьими. Помоги мне в святом деле. Не ради корысти прошу… Ради их будущего, будущего их детей и внуков!..»

Тем временем возбужденная толпа, следующая за колясками, все увеличивалась и скоро заполонила всю узкую улицу, ведущую от гавани до дома русского посольства.

С не меньшим трудом князю Меньшикову удалось пройти из коляски к подъезду посольства. Со всех сторон к нему тянулись руки людей. Они, словно надеялись прикосновением к Меньшикову, послу русского царя, приобрести надежду на свое святое право быть православными.

Толпа возле посольства не расходилась даже после того, как за князем Меньшиковым закрылись массивные двери, окованные железом.

Граф Озеров только после этого с облегчением вздохнул.

– Наконец-то!.. – произнес он усталым голосом. – Я думал мое сердце выскочит из груди от волнения. Надо же… Столько народу собралось! Александр Сергеевич, пока будет приготовлен стол к обеду, позвольте, не теряя времени, обговорить наши дела на завтрашний день.

– Давайте, – согласился князь Меньшиков.

Волнение, которое и он испытал по дороге, улеглось и ему не терпелось знать, чем он займется по прибытию в первую очередь. Ибо, как он полагал, в посольстве заранее должны были позаботиться о его визитах и переговорах с необходимыми лицами турецкого правительства.

– Александр Сергеевич, дипломатический церемониал, установленный в Турции, – продолжил граф Озеров, – предписывает в таких случаях первый визит нанести министру иностранных дел…

– Фуад-Эфенди? – уточнил князь Меньшиков.

– Да, Александр Сергеевич…

– Не могу! – решительно заявил князь Меньшиков. – Не могу! – повторил он почти по слогам. – Фуад-Эфенди не порядочный дипломат и двуличный человек! Как я буду с ним вести переговоры?

От такой реакции князя Меньшикова граф Озеров даже растерялся. Наконец, кое-как справившись со своей растерянностью, произнес:

– Александр Сергеевич, но так положено!..

Князь Меньшиков встал из кресла и заходил по кабинету.

– Нет, нет и нет! – решительно сказал он. – Я послан в Константинополь государем не для пустого времяпрепровождения! Встречаться с Фуад-Эфенди – это значит напрасно тратить время!..

Граф Озеров, который тоже встал из кресла, снова почти отрешенно опустился в него.

– Александр Сергеевич… Ваша светлость… Может возникнуть непонимание в турецких кругах, да и среди других иностранных посланников… И это с первого дня вашего пребывания в Константинополе… – попытался переубедить князя Меньшикова граф Озеров.

– Ни у кого и никакого непонимания не появится, кроме убеждения в моей решительности выполнить волю государя-императора России! – жестко заявил князь Меньшиков.

Граф Озеров сокрушенно развел руки.

– Воля ваша, – сказал он. – С кого тогда начнем?

– С Верховного визиря Махмед-Али, – немного подумав, ответил князь Меньшиков. – Насколько я осведомлен он один из тех, кто сочувствует нам и в состоянии повлиять на султана. Поэтому прошу вас, граф, испросить у Махмеда-Али согласия на мой прием, – Меньшиков немного подумал и добавил: – Только пусть этот прием будет… Ну, скажем, не официальным. Это так… На всякий случай.

На следующий день около 11 часов граф Озеров выехал из посольства. Вернулся довольно скоро и сообщил князю Меньшикову, что Верховный визирь готов принять его завтра сразу после обеденной молитвы.

– Вот и прекрасно! – с тайным облегчением вздохнул князь Меньшиков и вдруг спросил: – А вы знаете, как в народе учат плавать детей? Нет? Их просто бросают в воду, и дитя начинает барахтаться. Проявляется инстинкт самосохранения и, таким образом, урок становится более полезным.

– А если ребенок утонет? – чуть усмехнувшись, поинтересовался граф Озеров. Он прекрасно понял, о чем хотел сказать Меньшиков, однако ему захотелось узнать, что ответит сам князь.

– Не утонет, граф! – ответил тот. – Родители не дадут…

– А если не захотят спасать или не успеют? – решил продолжить словесную игру граф Озеров.

Князь Меньшиков помрачнел.

– Значит на то господня воля…

Остаток дня и половину следующего князь Меньшиков провел наедине с собой. Обед и ужин подавали ему в отведенные для него комнаты. И только перед самым отъездом к нему зашел вице-адмирал Корнилов.

– Александр Сергеевич, сами поедите или с графом Озеровым? – спросил он.

– Сам… Тем более, что эта встреча, по моей просьбе, не будет носить официальный характер.

– Возьмите тогда с собой переводчика из посольства, – посоветовал Корнилов. – Верховный визирь Махмед-Али не знает ни одного европейского языка.

…То, что увидел князь Меньшиков, оказавшись в длинном и высоком коридоре огромного здания правительства, поразило его, как гром среди ясного неба. По обеим сторонам вдоль стен был выстроен почетный караул. Турецкий офицер что-то отрапортовал ему и, сделав шаг в сторону и назад, жестом пригласил пройти дальше. Сопроводил его в зал, где перед князем Меньшиковым предстал Верховный визирь в парадном мундире и при орденах.

Меньшиков даже слегка смутился. Рассчитывая на неофициальную встречу с Махмедом-Али, он надел повседневный фрак и поверх пальто.

Махмед-Али первым поприветствовал князя Меньшикова. Тот, в свою очередь, ответил словами благодарности за столь высокий прием, на который он не мог рассчитывать.

Переводчик добросовестно сделал перевод. Это князь Меньшиков заметил по лицу Верховного визиря, которое из торжественно-холодного превратилось в доброжелательное.

Махмед-Али предложил князю Меньшикову присесть на софу.

Меньшиков снял пальто и, не зная, куда его повесить, положил рядом. Затем, не теряя времени, изложил цель своего прибытия в Константинополь.

Махмед-Али внимательно выслушал князя Меньшикова и сказал, что решение султана принято, по всей видимости, на основании докладов, сделанных непорядочными министрами, и что он, со своей стороны, готов к налаживанию добрососедских отношений с Россией. Однако необходимо привлечь к переговорам министра иностранных дел Фуад-Эфенди, как человека знающего историю этого недоразумения.

– Ваша светлость, я не могу вести переговоры с Фуад-Эфенди в силу недобросовестности и двуличия этого человека! – решительно заявил князь Меньшиков. И сделав знак переводчику, чтобы он не торопился с переводом, продолжил: – Я желаю исполнить волю моего государя, а не тратить время на пустые споры и ненужные доказательства правоты дела, с которым я прибыл в Константинополь!

Когда переводчик сделал перевод, лицо Верховного визиря стало озабоченным.

Немного подумав, Махмед-Али ответил:

– Князь, разделяю ваши чувства, а так же понимаю ваше желание выполнить почетную миссию и потому постараюсь оказывать всестороннюю поддержку. Разумеется, в пределах моей власти, – добавил он и встал, давая понять, что встреча окончена.

Затем Махмед-Али слегка взял князя Меньшикова под локоть и проводил его до двери. Секунду подумал и вышел вместе с ним в коридор, медленно двигаясь к выходу.

Возле одной из множества дверей, выходящих в коридор, Верховный визирь приостановился и указал глазами на чиновника в мундире, стоящего рядом с дверью.

– Господин чрезвычайный посол, – тихо сказал Махмед-Али. – Это и есть министр Фуад-Эфенди. Не желаете с ним познакомиться?

Выслушав переводчика, князь Меньшиков ответил:

– Нет, ваша светлость…

И прошел мимо.

2

На следующий день перед завтраком граф Озеров отыскал князя Меньшикова в саду за домом посольства, где тот прогуливался с вице-адмиралом Корниловым.

– Александр Сергеевич, у меня две новости, – начал было Озеров, но князь Меньшиков перебил его.

– Как у нас водится: одна хорошая, другая плохая, – усмехнулся он и, извинившись, сказал: – Я слушаю вас.

– Вы угадали, Александр Сергеевич, – продолжил граф Озеров. – Начну с хорошей новости. Султан дал согласие принять вас 24 февраля. Время приема будет уточнено.

– Действительно хорошая новость, – искренне обрадовался князь Меньшиков. – Ну а плохая?

Граф Озеров мельком взглянул на вице-адмирала Корнилова.

– Говорите, говорите, – разрешил князь Меньшиков. – У меня от вице-адмирала секретов нет.

– Вчера генерал-майор Непокойчицкий тайно встречался с английским поверенным в делах в Константинополе полковником Розем…

– Я это знаю, граф. Встреча была по моей просьбе. Позже я все вам расскажу, – добавил князь Меньшиков, заметив недоумение на лице графа Озерова.

…В этот же день в русское посольство пришло еще одно известие: министр иностранных дел Фуад-Эфенди неожиданно подал прошение на имя султана о своей отставке и о назначении вместо него посланника Турции в Вене Рифаат-паши.

23 февраля графу Озерову сообщили, что князь Меньшиков будет принят султаном завтра в 10 часов утра в Чераганском дворце.

Так же была достигнута договоренность, что князя Меньшикова будет сопровождать поверенный в делах в Константинополе граф Озеров и переводчик.

24 февраля к 10 часам князь Меньшиков и граф Озеров приехали во дворец. Это было огромное здание, построенное в восточном стиле, но слишком вычурное, даже по восточным меркам, и от того показалось князю Меньшикову каким-то неестественным.

Еще больше князя поразило внутренне убранство, которое могло соперничать лишь с лучшими европейскими музеями.

Наверное, такие же ощущения были и у графа Озерова, потому как он тихо произнес, чтобы не услышал сопровождающий их офицер, одетый в военный мундир, вышитый золотой нитью:

– Ваше светлость, не будем показывать вида, что на нас все это произвело впечатление…

Князь Меньшиков только улыбнулся в ответ.

Офицер подвел их к массивной двери и пропустил в зал. В глубине зала возвышался трон на котором сидел султан, а по обеим сторонам вдоль стен стояли чиновники – одни в ярких мундирах, другие в халатах, украшенных драгоценностями.

Князь Меньшиков подошел к трону. Граф Озеров и переводчик остались позади него шага на три.

– Ваше величество, – обратился князь Меньшиков к султану, слегка поклонившись, – разрешите мне вручить вам кредитивную грамоту, заверенную подписью государем-императором России Николаем, которая свидетельствует о предоставлении мне обязанностей посла его величества с чрезвычайными полномочиями. И вручить вашему величеству письмо от императора России.

При этих словах князь Меньшиков передал грамоту и письмо стоящему рядом с ним турецкому чиновнику. Тот взял и подал их султану.

Выждав, когда переводчик довел его слова до султана, князь Меньшиков продолжил:

– Ваше величество, государь-император России повелел мне предстать перед вашим величеством и выразить его дружеские чувства к вашей особе, и пожелать благополучия вашему царствованию и в прочности Оттоманской империи.

Князь Меньшиков умолк, давая возможность перевести его слова. Затем снова продолжил:

– …Мой государь повелел мне так же заняться упрочнением согласия и дружеского соседства обоих государств. Ваше величество может быть уверены, что с моей стороны будет сделано все возможное в достижении этой цели, и что я считаю за счастье данное мне поручение – передать вашему величеству такие чувства моего государя.

Выслушав внимательно переводчика, Султан кивнул головой и улыбнулся. Затем, указав в сторону стоящего рядом с князем Меньшиковым чиновника, сказал на хорошем французском языке:

– Разрешите и мне представить вам нашего нового министра иностранных дел Рифаат-пашу. Надеюсь с ним у вас сложатся хорошие отношения. Если у вас есть желание, вы уже сегодня или в любое другое время можете встретиться с нашим министром иностранных дел и выразить ему свои пожелания.

На этом аудиенция была окончена.

Князь Меньшиков и граф Озеров откланялись и направились к выходу в сопровождении министра иностранных дел Рифаат-паши.

«Ну что ж… Начало положено, – решил про себя князь Меньшиков. – И как будто не плохое…»

По всей видимости, и граф Озеров был доволен приемом.

– Господин посол, – обратился тем временем Рифаат-паша к князю Меньшикову по-французски. – Я готов к встрече с вами в любое время и в любом месте. Но лучше в моем министерстве, – сказал он и пояснил: – Меньше будет упреков со стороны англичан и французов. Давайте завтра. Как говорят русские: «утро вечера мудренее».

И Рифаат-паша улыбнулся, довольный тем неожиданным впечатлением, которое он произвел на русских дипломатов.

Уже по дороге в посольство граф Озеров напомнил князю Меньшикову о его обещании посвятить в причину встречи генерала Непокойчицкого с полковником Розом.

– Все очень просто, – ответил князь Меньшиков. – Граф Титов заверил меня в том, что англичан можно рассматривать ни как противников…

– Но и ни как союзников, Александр Сергеевич, – тут же заметил граф Озеров. – Извините, если я ошибаюсь…

– Нет, нет! – ответил князь Меньшиков. – Вы не ошибаетесь к несчастью. Когда мне доложили, что полковник Роз действует сообща с французским поверенным в Константинополе Бенедетти, я поручил генералу Непокойчицкому, который был заранее знаком с полковником Розом, тайно встретиться с ним и выяснить, насколько у англичан твердая позиция и можно ли на них повлиять.

Граф Озеров неодобрительно качнул головой.

– Александр Сергеевич, и полковник Роз, и Бенедетти пешки в этой игре. Главные фигуры находятся в Лондоне и Париже.

Князь Меньшиков с сожалением усмехнулся. Он и сам об этом думал и ни раз. И все же не удержался от вопроса:

– Граф, ваши рассуждения можно отнести и к нам? Но я не чувствую себя пешкой, как вы изволили выразиться.

– Извините, Александр Сергеевич. Свои слова я не отношу к нам. В отличие от них мы с вами призваны служить православной вере, а не корыстным целям. Чужого нам не надо. Пусть не трогают наше – вот и вся моя философия. На первый взгляд она может показаться кому-либо примитивной, но для меня она важна и ее я исповедую.

Ответ графа Озерова был настолько тверд и искренен, что князь Меньшиков не счел нужным продолжать далее разговор на эту тему.

…Встреча князя Меньшикова и графа Озерова с министром Рифаат-паши началась с представления им сотрудников турецкого министерства иностранных дел.

Церемония заняла около получаса. Затем Рифаат-паша пригласил князя Меньшикова и графа Озерова в свой кабинет. Это была роскошно обставленная комната со старинной мебелью черного цвета. На стенах висели картины в массивных золоченых рамах, на которых были изображены баталии разных лет. А на стене за рабочим столом красовался портрет ныне здравствующего султана.

Рифаат-паша пригласил гостей присесть на софу, обитую темно-красным сукном. Сам занял место за рабочим столом.

– Господин министр, – начал сразу князь Меньшиков, – мы бы хотели обсудить с вами содержание письма нашего государя его величеству султану. Государь-император России Николай обличил меня и поверенного в делах в Константинополе графа Озерова доверием вести переговоры и выражать мнение государя по вопросам касающихся Святых мест в Палестине. Наш государь полон чувства удивления и прискорбия по поводу решения его величества падишаха Оттоманской империи отнять ключи от Вифлеемского собора у православной общины и передать их католикам.

Рифаат-паша слегка кивнул головой. Но было не ясно: согласен он со словами князя Меньшикова или с решением падишаха.

– Все это очень прискорбно. Надо полагать, наш падишах попал под чье-то влияние…

– Господин министр, – мягко прервал Рифаат-пашу граф Озеров, – я нахожусь в Константинополе уже длительное время и мне, и вам доподлинно известно под чьим влиянием падишах принял это прискорбное решение. Наша цель – убедить его в несправедливости такого решения, которое может повлечь за собой ухудшения наших добрососедских отношений.

Рифаат-паша заметно помрачнел. Последние слова графа Озерова, по всей видимости, ставили его в трудное положение.

– Мы этого тоже не хотим, – ответил он. – Но как теперь это сделать? На султана очень сильное давление оказывает Людовик Наполеон. Он грозит занять Сирию и другие наши земноморские владения, – Рифаат-паша сделал паузу и продолжил с прискорбными оттенками в голосе: – В нынешнем положении, когда наша страна еще не оправилась после разгрома янычар и имеет слабую регулярную армию, и слабый военный флот, падишах вынужден идти на уступки…

Речь Рифаат-паши пришлась не по душе князю Меньшикову. По сути дела министр иностранных дел не искал выхода из сложившейся ситуации, а объяснил причину принятого султаном решения.

Наверное, это же почувствовал и граф Озеров. С трудом сдерживая свои эмоции, он заявил:

– Господин министр, но нельзя же уступать каждый раз в ущерб нашим договоренностям. У нас с вами долгосрочные соглашения и Россия всегда готова была защитить интересы Турции!

Рифаат-паша снова кивнул головой.

– Вы, господа, не все знаете, – сказал он тем же прискорбным голосом. – Буквально вчера поверенный в делах Англии в Константинополе полковник Роз в ультимативной форме потребовал от меня предоставить решение спора о Святых местах правительствам Англии, Франции и России. Вы согласны на такие переговоры?

Эта новость озадачила князя Меньшикова настолько, что он тут же предложил прервать встречу для выяснения новых обстоятельств и снова встретиться через несколько дней.

3

О том, что неожиданная для всех отставка Фуад-Эфенди вызвала бурное негодование поверенного в делах Англии в Константинополе полковника Роза, князь Меньшиков узнал, когда полковник Роз приехал в русское посольство и потребовал встречи с чрезвычайным послом России.

Князь Меньшиков с вице-адмиралом Корниловым в это время находился в кабинете графа Озерова.

Секретарь посольства, доложивший о прибытии полковника Роза и его возбужденном состоянии, выжидающе посмотрел сначала на князя Меньшикова, затем на графа Озерова.

– Приглашайте, приглашайте, – сказал князь Меньшиков. – И пожалуйста, найдите генерала Непокойчицкого. Пусть они войдут вместе. А пока вы будете искать генерала, полковник Роз подождет.

Когда секретарь посольства вышел, граф Озеров вопрошающе посмотрел на князя Меньшикова.

– Александр Сергеевич, вы что-то задумали?

– Ровным счетом ничего особенного, – ответил тот. – Во-первых, полковник Роз должен почувствовать, что он прибыл в русское посольство, а не в посольство какой-нибудь полуколониальной страны, во-вторых, присутствие генерала Непокойчицкого нам не помешает.

Не прошло и пяти минут, как снова вошел секретарь и доложил, что генерал Непокойчицкий находится в приемной.

– Прекрасно. Проводите их сюда, – распорядился князь Меньшиков.

И князь Меньшиков, и граф Озеров, и вице-адмирал Корнилов обратили внимание: когда открылась дверь, первым вошел генерал Непокойчицкий. Полковник Роз, несмотря на свой статус, который был выше статуса русского генерала, предусмотрительно пропустил его впереди себя.

«Значит, уважают еще нас», – отметил про себя князь Меньшиков.

Полковник Роз тем временем представился. Князь Меньшиков пригласил вошедших присесть в кресла.

– Я полагаю, господин полковник, представлять вам генерала Непокойчицкого не надо, – сказал князь Меньшиков. – С ним вы уже знакомы, как и с поверенным в делах России в Константинополе графом Озеровым.

Князь Меньшиков преднамеренно заговорил по-русски, зная от генерала Непокойчицкого, что полковник Роз сносно, но владеет русским языком. Вице-адмирала Корнилова князь Меньшиков представлять не стал.

Полковник Роз кивнул головой, давая понять, что согласен с князем Меньшиковым.

– …Мы готовы вас выслушать, господин полковник, – продолжил князь Меньшиков.

Полковник Роз поправил воротник мундира. Жест этот был скорее машинальным, чем необходимым.

– Ваша светлость, я благодарен вам за доброжелательный прием и хочу надеяться на взаимное понимание в нашем деле… – начал он.

– Мы тоже надеемся, – ответил князь Меньшиков. – Поэтому давайте сразу и приступим к делу.

По всей видимости, полковнику Розу не понравилось, что ему не дали дальше говорить о важности дела, однако он сделал вид достойного собеседника, не обращающего внимания на мелкие неприятности.

– Ваша светлость, мой приезд в ваше посольство связан с желанием английской миссии найти достойный для всех сторон выход из возникшего спора вокруг Святых мест, – полковник Роз на мгновение умолк и внимательно посмотрел на князя Меньшикова. Затем продолжил: – Мы считаем, что было бы лучше, если бы намерения российского правительства и его величества русского монарха императора Николая по делам Палестины нашли предварительное согласование с английским правительством. На этом настаивает и лорд Редклиф, возглавляющий ныне министерство иностранных дел правительства ее величества. Что касается самого лорда Редклифа, он скоро прибудет в Константинополь для участия в разрешении этого конфликта. И было бы правильно отложить все переговоры до прибытия лорда Редклифа…

Граф Озеров искоса взглянул на князя Меньшикова. Тот был не проницаем. Терпеливо выждав, когда Роз закончил говорить, Меньшиков обратился к нему:

– Господин полковник, не кажется ли вам, что все вами сказанное, мы вправе расценивать как вмешательство в переговоры России с Турцией? – и, не дожидаясь ответа, повернулся к Озерову. – А вы как думаете?

Граф Озеров с неподдельным недоумением развел руки.

– Ваша светлость, более того – такой подход к переговорам, во-первых, устраняет Турцию из переговорного процесса, что не послужит быстрому решению этого спора, а во-вторых, о чем мы будем говорить с лордом Редклифом, если по историческим обстоятельствам Лондону не принадлежит предмет спора? И наконец, в-третьих, почему мы должны вести переговоры с властями Турции только в присутствии лорда Рерклифа?

Князь Меньшиков перевел взгляд на генерала Непокойчицкого.

– Ваше мнение?

– Я полагаю, Александр Сергеевич, чем быстрее мы проведем переговоры с турецким правительством, тем будет выгоднее всем заинтересованным сторонам, – ответил тот.

– А ваше мнение? – спросил князь Меньшиков у вице-адмирала Корнилова.

– Я согласен с мнением генерала Непокойчицкого, – ответил тот.

И только после этого князь Меньшиков снова обратился к полковнику Розу:

– Господин полковник, как видите, вы получили коллективный ответ.

По лицу полковника Роза скользнула ироническая усмешка.

– Это не меняет дела, ваша светлость. Вы имеете инструкции от канцлера графа Нессельроде вести переговоры с нашим участием. Более того, у нас есть письмо вашего министра иностранных дел графа Титова, в котором он подробно изложил цель вашего пребывания в Константинополе и возможное участие в ваших переговорах представителей английской стороны. Разве это не так?

Князь Меньшиков ничуть не удивился осведомленности полковника Роза. Но его раздражал тон, которым тот говорил и требование решать дипломатические проблемы, касающиеся России, только с участием английского министра.

Между тем полковник Роз всем своим видом показывал, что он ждет ответа на свой вопрос.

– По поводу полученных мной инструкций, господин полковник, вы знаете ровным счетом столько, сколько вашему правительству было сообщено, – начал говорить князь Меньшиков. – Однако это не значит, что я буду вести переговоры, порученные мне государем-императором Николаем, советуясь с теми, кто не заинтересован в положительном решении для России настоящего спора. Ибо для нас речь идет о целостности и сохранности православной веры, основы нашего жития сегодня, завтра и в будущем.

Князь Меньшиков встал, давая понять, что разговор на этом окончен.

Полковник Роз был ошеломлен таким исходом встречи. По всей видимости, он не ожидал столь резкого ответа от русского чрезвычайного посла. Полковник Роз слегка поклонился и молча вышел из кабинета графа Озерова.

– Ну что, господа? Надо полагать, полковник Роз немедленно доложит в Лондон о нашей встрече. Интересно, какой шаг они теперь предпримут? – довольно потирая руки, произнес князь Меньшиков. Он был явно доволен.

– Первое, что они сделают, и я в этом уверен, – сказал вице-адмирал Корнилов, – сообщат нашему послу в Лондоне о состоявшейся встрече и обвинят нас в нежелании вести с ними переговоры. Но это не столь важно. Вот как отнесутся к этому в Петербурге?

Слова вице-адмирала Корнилова заставили князя Меньшикова задуматься.

– Вы и в самом деле полагаете, что в Петербурге им поверят? – спросил он.

– Смотря кто, – уклончиво ответил вице-адмирал Корнилов. – Государь может и не поверит… А вот канцлер граф Нессельроде…

– Да бог с ним! – махнул рукой князь Меньшиков. – Еще ничего не произошло. Как нам сказал Рифаат-паша? Утро вечера мудренее…

Князь Меньшиков даже не мог себе предположить, какое раздражение вызовет в посольстве Франции в Константинополе итог встречи с полковником Розом, который сразу же доложил обо всем поверенному в делах Франции в Константинополе графу Бенедетти.

Буквально на следующий день граф Бенедетти приехал на прием к князю Меньшикову.

– …Князь, – переступив порог кабинета Меньшикова, заговорил Бенедетти, – я разочарован поведением полковника Роза, но не понимаю и вас! Год тому назад ваше правительство отказалось вести переговоры с нами для заключения достойного соглашения, теперь вы повторяете ошибку своего правительства!..

– Граф, давайте не будем горячиться с выводами, – прервал Бенедетти князь Меньшиков. – Палестина находится под покровительством султаната, а не Франции и Англии. Почему мы должны вести переговоры и заключать соглашение, касающееся Святых мест в Палестине, с Францией и Англией, а не с Турцией?

Незатейливый вопрос князя Меньшикова застал графа Бенедетти врасплох. Это было заметно по его лицу. Наконец, кое-как справившись с собой, Бенедетти, не умеряя вспыльчивости, ответил:

– По всей видимости, потому, князь, что главенство в Святых местах отныне принадлежит Франции! Но если вы сумеете добиться пересмотра решения падишаха, в чем я сомневаюсь, Франция, как вы догадываетесь, будет вынуждена принять жестокие ответные меры!..

– По отношению к кому? – прямо спросил князь Меньшиков. – По отношению к России или Турции? Можете не отвечать. Только я вынужден вас заверить: мне не поручено вести переговоры с вами по палестинскому вопросу.

Граф Бенедетти усмехнулся так, словно он проник в тайну, упрятанную в глубине души своего собеседника.

– Князь, вам никогда не удастся убедить турецкое правительство в вашем расположении к нему. У России с Турцией слишком много пересекающихся интересов на востоке. К тому же Турция всегда опасалась и будет опасаться усиления вашего влияния и в европейской, и в азиатской частях своей империи. Я уже не говорю о Сербии…

Князь Меньшиков сделал нетерпеливое движение рукой, чтобы остановить графа Бенедетти.

– Опасаться – это не значит не пытаться мирным путем решать возникающие споры. Если конечно не найдется третья сторона, заинтересованная в возбуждении страхов и споров.

Граф Бенедетти снова усмехнулся.

– Извините, князь, и не сочтите сказанное мной за оскорбление, но вам лучше быть пророком, а не дипломатом, – сказал он с нескрываемым сарказмом.

– Каждый из нас, граф, пророк в своем отечестве, – ответил князь Меньшиков и добавил: – Кто в большей степени, кто в меньшей…

Бенедетти встал.

– Ну что ж, князь… Прощайте, – сказал он и направился к двери, однако вдруг остановился и, обернувшись, все с той же усмешкой, но уже по-русски, произнес: – Как там у вас говорят… Цыплят, по осени считают.

4

…10 марта князь Меньшиков обратился с письмом к Рифаат-паше с предложением продолжить переговоры. Рифаат-паша ответил согласием и попросил провести встречу у него дома, ссылаясь на легкое недомогание и рекомендацию врача не появляться на улице.

На встречу с Рифаат-пашой вместе с князем Меньшиковым поехали граф Озеров и патриарший секретарь Аристарх, который был приглашен из Иерусалима в посольство для консультаций.

Дом Рифаат-паши находился на другом конце города и, чтобы не опоздать к назначенному времени, выехали из посольства за полчаса до встречи.

У подъезда дома Рифаат-паши их встретил слуга, низко поклонился и предложил пройти в дом похожий на дворец с ярким и богатым убранством. Провел до кабинета Рифаат-паши и, снова поклонившись, открыл перед ними дверь.

Завидев князя Меньшикова, сопровождающих его графа Озерова и патриаршего секретаря Аристарха, Рифаат-паша пошел им навстречу. Поприветствовал на французском языке. Руки не подал, однако раскланялся с каждым. Затем пригласил пройти и присесть на стоящие рядом две софы.

Кабинет оказался не большой, но уютный с окнами, выходящими на восток. На стенах ни портретов, ни картин. На это князь Меньшиков сразу обратил внимание. Но зато все стены были обиты драпом темно-красного цвета и придавали кабинету торжественность и благостный покой. Рифаат-паша в кабинете оказался не один.

Перехватив взгляд князя Меньшикова на стоящего у рабочего стола богато одетого чиновника, Рифаат-паша представил его:

– Господа, Нуредин-бек, мой переводчик.

Князь Меньшиков хотел было сказать, что они могут общаться и без переводчика на французском языке, но передумал. По всей видимости, даже такие приватные переговоры требовали некоторых условностей.

Меньшиков в свою очередь представил Рифаат-паше патриаршего секретаря Аристарха.

– Я очень рад, что вы решили возобновить переговоры, – обращаясь к князю Меньшикову, сказал Рифаат-паша. – За последние дни мне пришлось выслушать столько противоположных мнений как со стороны членов Совета Порты, так и со стороны поверенных в делах в Константинополе уже известных вам полковника Роза и графа Бенедетти, что я подумал, не подать ли мне прошение об отставке.

Рифаат-паша сложил вместе ладони и произнес по-турецки слова какой-то молитвы, склонив низко голову.

Мысль Рифаат-паши об отставке удивила и насторожила и князя Меньшикова, и графа Озерова.

– Господин министр, – обратился к нему князь Меньшиков, – ваши слова об отставке не будут угодны Аллаху только потому, что сказаны не в лучший момент для султаната.

– Я это знаю, – ответил Рифаат-паша. – Да простит меня Аллах… Я слушаю вас.

Весь этот короткий диалог состоялся на французском языке. После чего Рифаат-паша дал знак Нуредин-беку быть готовым к переводу.

Этот знак не ускользнул от внимания и князя Меньшикова.

– Господин министр, – перешел на русский язык Меньшиков, – после консультаций с иерусалимским патриаршеством, мы нашли возможным пойти в своих требованиях на некоторые уступки, которые будут заключаться в следующем: во-первых, отданные католикам ключи от Вифлеемского собора не должны давать им права владеть безраздельно престолом храма. Мы готовы согласиться на установленный порядок богослужения каждой общины, который предусматривал бы дни и время для этого, – выждав, когда Нуредин-бек сделал перевод, князь Меньшиков продолжил: – Во-вторых, вновь поставленная звезда в вертепе храма должна быть объявлена, как дарованная его величеством падишахом. В-третьих, главенство в богослужении должно оставаться за греками и богослужение должно проводиться, как того требует иерусалимский патриарх: с рассвета до полудня греками и армянами, а затем – католиками. Это основные наши условия, – подчеркнул князь Меньшиков.

Он обернулся к патриаршему секретарю Аристарху и спросил:

– Я все изложил?

– Нет, ваше сиятельство, – неожиданно ответил тот. – Патриарх иерусалимский просил не оставить без внимания вопрос о владении Вифлеемскими садами. На сегодняшний день преимущество отдано латинской церкви. Мы же хотим владение без чьего-либо преимущества.

Нуредин-бек тут же сделал перевод. После этого князь Меньшиков обратился к Рифаат-паши:

– Как видите, господин министр, наши требования справедливы и не ущемляют интересы Турции. Более того, они направлены на установление добрососедских отношений между нашими державами.

Рифаат-паша внимательно выслушал перевод Нуредин-бека и неожиданно ответил по-французски:

– Я согласен с вами, князь, только хочу сразу предупредить: все ваши пожелания я буду вынужден вынести на рассмотрение Совета Порты и уже потом на утверждение падишаха. Скажу прямо – меня не пугают ваши требования. В них я не вижу угрозы интересам Турции. Однако у меня есть основания думать, что у нас с вами будет много препятствий на пути достижения благородной цели.

До этой минуты все время молчавший граф Озеров не сдержался:

– Ваша высокочтимость, – обратился он к Рифаат-паши, – вы имеете в виду противодействие со стороны французов и англичан?

Рифаат-паша улыбнулся одними краешками губ. Видимо его приятно удивило такое обращение со стороны русского дипломата.

– Не только, – ответил он. – Совет Порты состоит из главных улемов и очень влиятельных чиновников, многие из которых не питают дружеских чувств к русским…

– Этим и воспользовались французы? – прямо спросил князь Меньшиков.

Рифаат-паша слегка пожал плечами.

– У них много средств для давления на наше правительство, – ответил он. – Если бы их еще не поддерживали англичане… А как вы знаете, в нашей армии состоит на службе много английских офицеров.

Князь Меньшиков и граф Озеров переглянулись. Они поняли: узел противоречий затягивался еще сильнее.

– Князь, разрешите дать вам один совет, – продолжил тем временем Рифаат-паша.

– Я с благодарностью приму любой ваш совет, если он будет способствовать благополучному разрешению нашего дела, – ответил князь Меньшиков.

Рифаат-паша сделал знак, чтобы Нуредин-бек покинул кабинет. Когда за ним закрылась дверь, продолжил:

– Насколько мне известно, в Константинополе проживают ваши старые знакомые Хозрев-паша и Шеик-Уль-Ислам. Оба они являются членами Совета и пользуются доверием падишаха.

Князь Меньшиков был поражен осведомленностью Рифаат-паши и, не сдержавшись, спросил:

– Откуда вам это известно, высокочтимый Рифаат-паша?

Хитрая улыбка скользнула по лицу министра иностранных дел.

– Служба у меня такая, князь… Я полагаю, вы все мне сказали? – в свою очередь задал вопрос Рифаат-паша. – Тогда до следующей встречи. Я буду надеяться, что ее мы не будем долго ждать.

Он дружески попрощался. Князю Меньшикову и графу Озерову подал руку. Патриаршему секретарю Аристарху только слегка поклонился.

Уже по дороге в посольство граф Озеров полюбопытствовал у князя Меньшикова:

– Александр Сергеевич, если не секрет, кто эти ваши важные знакомые Хозрев-паша и Шеик-Уль-Ислам?

– Не секрет, граф. Извольте. С ними я познакомился в августе 1828 года, когда наша армия под командованием Дибича осадила и взяла их крепость Андриополь. Тогда же между Россией и Турцией был подписан мирный договор на выгодных для нас условиях. Хозрев-паша и Шеик-Уль-Ислам стояли во главе этих переговоров и во многом способствовали быстрому их продвижению. Вот и все.

– Александр Сергеевич, а тогда до Константинополя было рукой подать, – заметил граф Озеров. – Неужто убоялись чего?

– Нет, дорогой граф. Не убоялись. Брать Константинополь было уже нечем. По этому договору мы и так получили большие преимущества по Нижнему Дунаю и на Кавказе. И что очень важно – добились независимости греков, наших единоверцев.

Граф Озеров как-то странно улыбнулся. Немного помолчал и только после этого продолжил. – Жаль, Александр Сергеевич, что этой победой в большей степени воспользовались другие.

– С нами такое случается, – согласился князь Меньшиков. – Видимо на то была воля всевышнего, раздать лавры так, как он этого возжелал…

5

Сведения, которые были получены графом Озеровым о скором прибытии в Константинополь в качестве резидентов Лондона и Парижа лорда Стефорда Редклифа и графа де Лакура, заставили князя Меньшикова немедленно отыскать в городе Хозрев-пашу и Шеик-Уль-Ислама, и обратиться к ним с просьбой, оказать содействие в его миссии.

Шеик-Уль-Ислам отказался сразу, ссылаясь на неосведомленность в этих делах. Хозрев-паша наоборот живо откликнулся на просьбу князя Меньшикова и пообещал помочь. Однако попросил дать ему время.

18 марта Хозрев-паша передал своим курьером князю Меньшикову письмо. В нем он назначал встречу на 19 марта у себя дома и просил прибыть одного.

Получив письмо, князь Меньшиков ознакомил с его содержанием графа Озерова, генерала Непокойчицкого и вице-адмирала Корнилова.

– Что скажите? – спросил он.

Граф Озеров неопределенно пожал плечами и произнес:

– Если эта домашняя дипломатия будет нам на пользу, почему бы и не поехать на встречу.

С его мнением согласились и Непокойчицкий, и Корнилов.

В назначенное время князь Меньшиков подъехал к дому Хозрев-паши на коляске, нанятой в городе одним из сотрудников посольства, чтобы меньше привлекать внимания к своему визиту.

Однако выходя из коляски, он заметил недалеко от подъезда человека, внешне не похожего на турка.

Как только открылась дверь парадного подъезда, человек тут же исчез за углом дома.

«Следят, – отметил про себя князь Меньшиков. – Интересно знать кто? Англичане или французы?..»

Встретил князя Меньшикова сам хозяин. Учтиво поприветствовал на хорошем английском и проводил в большую, но уютную комнату, которая вероятно служила гостиной. Кресел здесь не было. Вдоль стен стояли софы, а на стенах висели персидские ковры, украшенные кривыми саблями, рукояти которых были искусно отделаны драгоценными камнями и золотом.

– Приходите, князь, – предложил Хозрев-паша. – Присаживайтесь. Что вам подать: кальян, чай? Вы для меня дорогой гость, хотя бы потому, что с того печального года мы с вами ни разу не виделись.

Князь Меньшиков поблагодарил хозяина за радушный прием, однако отказался от угощения, отметив для себя, насколько сильно за эти годы изменился Хозрев-паша. Перед ним был глубоко пожилой человек с морщинами на лице и потускневшими, но по-прежнему умными и проницательными глазами.

«Наверное, я бы не узнал его, будучи в другом месте», – невольно подумал князь Меньшиков.

Эта мысль настолько заняла князя Меньшикова, что он не удержался и спросил, предварительно извинившись:

– Скажите, уважаемый Хозрев-паша, так ли и я извинился за эти годы? Могли бы вы узнать меня на улице?

Хозрев-паша улыбнулся и погладил бороду. Некоторое время чуть насмешливо смотрел на князя Меньшикова. И только после этого ответил:

– Аллаху было угодно, светлейший князь, запомнить вас. Ибо дело выпавшее в то время на нашу долю обязывало нас помнить обо всем случившемся и обо всех, кто хотя бы как-то причастен к нему.

Ответ Хозрев-паши показался Меньшикову достойным, и он был благодарен ему.

Рисковал ли Хозрев-паша своим высоким положением в Совете, согласившись оказывать помощь, князь Меньшиков не знал. Он мог только догадываться: в случае провала его миссии, Хозрев-паши могли припомнить эту встречу.

В том, что она не останется тайной, он уже не сомневался.

– …Вот что я вам хотел сообщить, светлейший князь, – продолжил Хозрев-паша, поудобнее усаживаясь на софе. – Трудностей будет много. Требование вашего государя, изложенное в обращении к падишаху по поводу обновления главного купола Вифлеемского собора, министры правительства не одобряют. Они настаивают, чтобы на куполе не было нарисовано никаких образов и не было никаких надписей, свидетельствующих о принадлежности купола кому-либо. По поводу ключей мнение среди министров разное. Многие сочувственно относятся к возвращению ключей издревле владеющей ими греко-православной общине. Теперь все будет зависеть от падишаха. Я полагаю скорый приезд в Константинополь известных нам с вами лорда Редклифа и графа де Лакура связан именно с намерением падишаха изменить свое решение и обратиться в вашему государю-императору Николаю с письменным извинением, – Хозрев-паша умолк и внимательно посмотрел на князя Меньшикова, словно желал убедиться, какое впечатление произвело на него это сообщение. Затем продолжил: – Что касается выделения места на земле Иерусалима для строительства русского дома, где могли бы находиться странствующие православные. Падишах к этой просьбе относится с пониманием и возможно в скором времени Совет примет решение в вашу пользу. Ну вот и все, что я могу вам пока сказать.

Князь Меньшиков поблагодарил Хозрев-пашу за добрые слова и уже прощаясь, сказал:

– Уважаемый, Хозрев-паша, я искренне рад нашей встречи и надеюсь, что между нами, как и между Россией и Турцией, всегда будет взаимное понимание, доверие и уважение интересов как светских, так и духовных.

– Я тоже рад, что хоть чем-то помог вам, – ответил Хозрев-паша. Он проводил князя Меньшикова до двери. И неожиданно для него произнес:

– Да благослови вас Аллах, светлейший князь…

Меньшиков был тронут словами Хозрев-паши. Он понимал, какой смысл был в них вложен. Усаживаясь в коляску Меньшиков снова увидел человека, стоящего недалеко от дома Хозрев-паши. На этот раз неизвестный не скрылся, а внимательно пронаблюдал за отъездом коляски.

…В этот же день князь Меньшиков подготовил к отправке в Петербург секретную депешу на имя канцлера графа Нессельроде, в которой подробно изложил содержание проведенных им встреч и переговоров, а так же сообщил о скором прибытии в Константинополь лорда Стефорда Редклифа и графа де Лакура. В депеше князь Меньшиков высказал свое предложение о возможном отказе ему в требованиях в полном их объеме из-за сильного вмешательства со стороны Франции и Англии.

В конце депеши князь Меньшиков спрашивал: «…Должен ли я доводить настояния до прекращения в дипломатических сношениях с Портою? Можно ли довольствоваться достигнутым в виде ноты, либо другого документа, вместо формального трактата? В случае разрыва, согласно ли будет с видами императорского кабинета, объявить Порте, что всякое нарушение льгот Восточной церкви, противное смыслу Кайнарджиского трактата, заставит Россию требовать от Порты удовлетворения средствами, кои будут прискорбны императору, как по дружбе его к султану, так и по всегдашнему сочувствию к Оттоманской порте?»

После этого князь Меньшиков пригласил к себе графа Озерова, вице-адмирала Корнилова и генерал-майора Непокойчицкого, и ознакомил их с содержанием депеши.

– Правильно ли я делаю, отправляя такое письмо? – спросил он.

Граф Озеров, не задумываясь, ответил:

– Правильно, Александр Сергеевич. Береженого – бог бережет…

Вице-адмирал Корнилов поддержал мнение графа Озерова, однако сказал:

– Александр Сергеевич, а не рановато ли вы посылаете такую депешу? Переговоры только начинаются…

– Однако они не могут длиться бесконечно, Владимир Алексеевич, – ответил ему князь Меньшиков. – По всему видно, что турецкие власти будут затягивать переговоры, выторговывая себе льготы у Наполеона, одновременно не осложняя отношений с Россией. – И, обращаясь к генералу Непокойчицкому, спросил: – А вы как думаете?

– Я даже не знаю, что и сказать, – ответил тот. – Однако уверен: без поддержки наших требований силою, нам навряд ли удастся чего-либо добиться…

Князь Меньшиков побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

– Вы имеете ввиду занятие Дунайских княжеств? – уточнил он.

Совершенно верно, Александр Сергеевич…

– А если это спровоцирует войну?

– Без поддержки Франции и Англии турки не решаться на войну с нами, – высказал свое мнение вице-адмирал Корнилов. – А чтобы этого не произошло надо активно влиять на Лондон и Париж, но не из Константинополя, а из Петербурга. Что касается депеши – она не повредит делу.

Депешу князь Меньшиков отправил на следующий день, но еще долго сомневался в правильности выбранного им решения. Он опасался в душе за то, что канцлер Нессельроде получив депешу, истолкует её по-своему и постарается убедить государя в провале его миссии, как чрезвычайного посла. В конце концов успокоившись, князь Меньшиков решил: «Чему быть – того не миновать… Все в руках господа-бога…» Себя он ни в чём не винил. Он был уверен: его миссия ещё не окончена…

6

О дне прибытия в Константинополь лорда Редклифа и графа де Лакура в русском посольстве стало известно от Рифаат-Паши. Одновременно он сообщил, что все спорные статьи по делу о Святых местах переданы на ознакомление графу де Лакуру.

Князь Меньшиков пришел в ярость.

– Черт побрал бы этих турок! – выругался он. – Турки преднамеренно пытаются втянуть нас в конфликт с Францией!..

– Чтобы самим остаться в стороне, – добавил граф Озеров. – Это излюбленная тактика всех азиатов, Александр Сергеевич. Что будем делать?

– Наступать! – ответил раздраженно князь Меньшиков.

Граф Озеров с удивлением посмотрел на него.

– Александр Сергеевич, вы не оговорились?

– Нет! Не оговорился! Я немедленно еду во французское посольство!

– Александр Сергеевич, помилуйте! Нельзя этого делать! Надо же поставить их в известность о вашем визите… Этого требует дипломатический этикет…

– К черту этот дипломатический этикет!.. Противника надо застать врасплох!.. Что я и сделаю, дорогой граф.

– Вы поедите сами? – поинтересовался Озеров.

– Сам. Так мне будет проще, – ответил князь Меньшиков.

Он уже все для себя решил и взвесил. Уступать инициативу графу де Лакуру Меньшиков не собирался.

…Неожиданное появление русского чрезвычайного посла князя Меньшикова во французском посольстве вызвало настоящий переполох.

Сначала секретарь посольства пытался выяснить причину приезда князя Меньшикова, затем ему предложили встретиться сначала с поверенным в делах Франции в Константинополе графом Бенедетти.

– …Господа, вы меня не понимаете или не хотите понять, – довольно спокойно сказал князь Меньшиков, хотя в душе он был готов взорваться от негодования. – Я прошу аудиенции у графа де Лакура. Если он не готов или не желает меня видеть, я уеду…

Столь решительное настроение русского чрезвычайного посла еще больше усилило нервозность в приемной посольства, где происходил разговор.

В это время дверь кабинета посла отварилась и из него вышел среднего роста господин, довольно упитанный и одетый, что называется, с иголочки. На нем все было идеально: парик, костюм, даже белый бант и ордена смотрелись так, словно только что приобрели свое место на груди хозяина.

По всей видимости «толстяк», как сразу окрестил его Меньшиков, уже знал, кто перед ним. Он метнул в сторону секретаря гневный взгляд, затем улыбнулся князю Меньшикову и представился:

– Граф де Лакур. Чем могу быть полезен его светлости князю Меньшикову? – спросил он и жестом руки предложил пройти в кабинет. – Пожалуйста… Извините за невоспитанность сотрудников посольства, однако им можно сделать снисхождение. Они заранее не знали о вашем визите. К тому же и граф Бенедети, к сожалению, отсутствует. Он находится на приеме у его величества падишаха по неотложному делу, – сообщил де Лакур, словно, между прочим. – Присаживайтесь, князь. Я могу угостить вас прекрасным коньяком…

– Спасибо, граф, – ответил князь Меньшиков. Он успел заметить в глазах графа де Лакура любопытство, которое, так распирало француза. – Коньяк мы с вами выпьем обязательно, но в другой раз и в честь достижения нашей победы.

Граф де Лакур удивленно приподнял белесые брови.

– Князь, вы собираетесь с кем-то воевать? – спросил он с чуть заметной иронией в голосе.

– Нет, что вы! – в тон ему ответил князь Меньшиков. – Я имел ввиду победу на дипломатическом поприще. Итак, разрешите перейти к цели моего визита. Мы бы не хотели, чтобы в спор России и Турции по поводу Святых мест вмешивалась третья страна. Ибо любое вмешательство только усложнит дело…

– Вы слишком категоричны, – прервал князя Меньшикова граф де Лакур. – Никто не собирается вмешиваться в ваши дела. Но вы не должны забывать, что Турции покровительствуют и другие европейские страны, и у них могут быть общие интересы, как впрочем, и у России с Турцией. Не буду скрывать от вас, я осведомлен турецкими властями о ваших требованиях к Порте. Поэтому я здесь, чтобы уладить спорные вопросы, не доводя их до открытого конфликта…

Пока граф де Лакур говорил, князь Меньшиков, внимательно слушая его, сделал для себя вывод: де Лакур прав в том, что необходимо сначала попытаться найти компромиссные решения. И, по всей видимости, как не прискорбно, но ему придется иметь дело с графом де Лакуром.

– Хорошо, – согласился князь Меньшиков. – Я не возражаю против такого подхода к решению общих спорных вопросов.

Граф де Лакур сразу оживился.

– Прекрасно! – воскликнул он. – В этом залог нашего успеха. Я предлагаю, если вы не против, обменяться мнениями по наиболее спорному вопросу: о Вифлеемском храме. У нас есть все основания думать, что если ключи окажутся в руках привратника из греческого духовенства, это затруднит вход в храм через главные врата католикам и протестантам. Поэтому мы будем настаивать на оставлении ключей от главного входа привратнику от католиков или протестантов…

– Но это же исторически не справедливо! – возразил князь Меньшиков. – И вы не хуже меня знаете об этом!

Граф де Лакур театральным жестом скрестил руки на груди.

– Ваша светлость, меняются времена, а вместе с ними и нравы…

– Но речь у нас с вами идет о более серьезных делах, чем нравы, которые, как выразились только что вы, меняются со временем. Речь идет об историческом праве греко-русской церкви иметь преимущества перед другими христианами. Вифлеемский храм издревле был греческим монастырем. Что касается католиков, то они никогда не использовали Вифлеемский храм для своего богослужения. У них есть свой монастырь и своя церковь. Разве это не так? У нас, в России, говорят: свет в храме от свечи, а в душе от молитвы. Какая разница католикам, где им молиться?

Де Лакур сделал обижено-удивленную мину на лице.

– Я не спорю с вами, князь. Мы говорим сейчас о де-факто и пытаемся, по крайней мере, я пытаюсь, решить этот спор миром. Католиков и протестантов не устраивает предложенный вами порядок богослужения в Вифлеемском храме. Насколько мне известно, князь, комиссар Порты в Иерусалиме Афиф-бей, выполняя волю падишаха, предложил вам договориться с другими общинами, чтобы они сами установили порядок богослужения по очереди без преимущества какой-либо из духовных общин, однако вы не согласились…

Князь Меньшиков впервые слышал об этом. Никто с ним, в том числе и граф Озеров, не говорил о предложении Афиф-бея.

«…Может быть предложение было сделано патриарху Иерусалимскому? – подумал Меньшиков. – Тогда почему патриарх не доложил об этом в посольство?..» Все эти мысли мгновенно прокрутились в голове князя Меньшикова.

Тем временем граф де Лакур всем видом показывал, что он ждет ответа.

– О предложении комиссара Порты в Иерусалиме мне ничего не известно, – ответил князь Меньшиков. – Да если бы и было известно, нашего согласия не последовало бы в силу того, что грекам издревле, я повторяюсь, издревле принадлежало преимущественное право на проведение богослужений в Вифлеемском соборе. Что же касается богослужения в храме Вознесения, куда греко-русская православная община была допущена значительно позже католиков, у нас нет никаких возражений против договоренностей между общинами.

Граф де Лакур помрачнел. Он не стал оспаривать слова князя Меньщикова, зная, что тот прав. Да и сами турецкие власти придерживались того же мнения. А напомнить русскому чрезвычайному послу о том, что еще до греков преимущественным правом пользоваться Вифлеемским храмом было дано римлянам, он не стал. Ибо это еще дальше бы отодвинуло исход переговоров. А князь Меньшиков, расценив молчание графа де Лакура, как знак согласия, продолжил:

– …И еще по одному пункту требования я бы хотел выразить нашу твердую позицию. Обновление купола Святыни гроба Господня, на котором настаивает латинская церковь, проводить с участием греко-русской общины, без замены нынешних образов и надписей на католические, и под наблюдением Иерусалимского Патриарха.

Последние слова князя Меньшикова явно озаботили графа де Лакура.

– Но это невозможно, князь!.. – возразил он. – Латинское духовенство с этим не согласиться! Насколько я знаю, купол пришел в ветхое состояние и требует большого ремонта…

– Ремонта требует только кровля купола, – прервал графа де Лакура князь Меньшиков. – Сам купол не нуждается в ремонте. Это предлог для того, чтобы убрать старые православные образы и письмена и заменить их на латинские.

Граф де Лакур пожал плечами.

– Ну… я не знаю, князь. Я не был в Иерусалиме и не видел, в каком состоянии купол Вифлеемского храма, но уверяю вас, если будет принято решение о ремонте кровли, Патриарх Иерусалимский обязательно будет поставлен об этом в известность турецким властям. Что же касается с ремонта купола, если он в том нуждается, то это дело тоже находиться в ведении турецкого правительства…

На какое-то мгновение князю Меньшикову показалось, что граф де Лакур согласился с его требованием, связанным с ремонтом кровли купола, однако последние слова де Лакура ссылкой на право распоряжаться ремонтом кровли и самого купола турецкими властями показали, что граф де Лакур опытен и хитер, и с его прибытием в Константинополь переговоры с турками только осложнятся.

«Да-а-а… – подумал Меньшиков о де Лакуре, – борода у вас, граф, апостола, а усы дьявольские…»

7

…Прошли уже более полутора месяцев со дня пребывания князя Меньшикова в Константинополе, однако добиться от турецкого Правительства каких-либо существенных уступок в пользу своей миссии ему так и не удалось.

Министр иностранных дел Рифаат-Паша на последней встречи 7 апреля посетовал на то, что на султана идет сильное давление со стороны французов, да и среди министров правительства нет единого мнения. Многие опасаются неуравновешенного и вспыльчивого Людовика Наполеона, который постоянно угрожает Турции, в случае уступок России, высадить свои войска в Сирии и Египте. На этой встрече князь Меньшиков передал Рифаат-паши последний вариант текста договора, составленный с участием графа Озерова и согласованный с канцлером Нессельроде.

Договор предусматривал нахождение ключей от Вифлеемского собора у католиков, однако не давал им привилегий над греко-православными верующими. Проводить же богослужения в Гефсиманском вертепе оставляло первенство православным. Владение Вифлеемскими садами предусматривалось совместным и равным, как на том настаивал Патриарх Иерусалимский. Что касалось ремонта купола храма гроба Господнего в договоре давалось согласие, однако за счет турецкой казны и участия в этом деле Патриарха греческого, без вмешательства остальных христианских уполномоченных.

Рифаат-паша, ознакомившись с текстом договора, нашел его приемлемым для всех сторон и обещал сразу же вынести его на рассмотрение правительства.

Уже в конце встречи князь Меньшиков сказал:

– …Уважаемый Рифаат-паша, вы убедились – Россия не требует от вас ни политических, ни, тем паче, территориальных уступок. У нашего государя одно желание – добиться успокоения и избавиться от религиозных сомнений и неуверенности своих единоверцев в их законном праве совершать богослужения в Святых местах так, как это велось издревле.

Рифаат-паша согласился.

– Ваша светлость, насколько мне известно, султан разделяет законное желание вашего государя-императора, и мы будим надеяться на справедливое разрешение неприятного для нас с вами спора, – ответил он.

Слова Рифаат-паши успокаивающе подействовали на князя Меньшикова и он уехал в посольство с надеждой в душе, что наконец-то все разрешиться.

…На следующий день в русском посольстве появился лорд Редклифт. Его принял граф Озеров. Князь Меньшиков в это время находился с неофициальным визитом у председателя Совета Мустафы-паши.

Отсутствие князя Меньшикова не огорчило лорда Редклифа. Он был настроен оптимистично и даже пошутил:

– …Граф, я слышал, в России говорят: от перемены мест слагаемых сумма не изменяется. Я правильно выразился?

– В отношении перемены мест слагаемых – правильно, – подтвердил граф Озеров. И проводив лорда Редклифа в свой кабинет продолжил: – Я готов вас выслушать.

Лорд Редклиф сел в предложенное ему кресло и мельком оглядел кабинет.

– Вы знаете, граф, за что я уважаю русских? – неожиданно спросил он.

– Не знаю, однако надеюсь, вы скажите, – ответил граф Озеров.

Лорд Редклиф загадочно улыбнулся.

– У русских, мне кажется, нет чувства опасения за то, что о них думают другие, когда вы что-то делаете.

Мысль лорда Редклифа была туманной, и граф Озеров решил уточнить:

– Лорд, что имеете вы ввиду?

– Нет, нет! Вы не подумайте ничего предосудительного! – поспешно сказал лорд Редклиф. – Наоборот, когда я узнал о столь решительном посещении князем Меньшиковым графа де Лакура, я сказал в своем посольстве: «Учитесь у русских!» Я очень доволен тем разговором, который у них состоялся. Но!.. – лорд Редклиф предостерегающе поднял вверх указательный палец. – Вы хотите очень много, а это не благоразумно…

– Почему? – поинтересовался граф Озеров.

Лорд Редклиф снова загадочно улыбнулся.

– Сказать откровенно?

– Конечно, лорд. За вашу откровенность я буду вам премного благодарен.

Лорд Редклиф последние слова графа Озерова, казалось, пропустил мимо ушей.

– Ваше настойчивое стремление покровительствовать православным Порты вызывает подозрение не только у турецких властей, но и у европейских держав!..

– К примеру, у Англии и Франции.

– Я обещал быть с вами откровенным, – продолжил лорд Редклиф, ничуть не смутившись прямым вопросом. – И потому сдержу свое слово. Если князь Меньшиков и дальше будет так добиваться привилегий вашим единоверцам, вы совершите серьезную ошибку…

– Какую, лорд?

Граф Озеров уже догадался, зачем приехал Редклиф. Он, несомненно, знал, что в посольстве нет князя Меньшикова. Но этот разговор предназначался именно для него.

Лорд Редклиф на какое-то мгновение задумался.

– Вы сами создадите против себя коалицию держав, которая в случае необходимости предпримет против России решительные действия, – ответил он. И тут же добавил: – Извините, но вы сами просили быть с вами откровенным.

– Я могу об этом сообщить князю Меньшикову? И еще: это ваше личное мнение или мнение возможной коалиции? – спросил граф Озеров, стараясь выглядеть спокойным, хотя его уже начинало трясти изнутри.

Лорд Редклиф снисходительно усмехнулся. По всему было видно, что он чувствует себя в русском посольстве, как у себя дома.

– Граф, я полагаю это наша дружеская беседа… Правительство Великобритании всегда понимало стремления России занять почетное место в ряду великих держав Европы и даже способствовало этому не в током уж отдаленном прошлом. Однако и Россия должна учитывать интересы других стран, – лорд Редклиф посмотрел на стоящие в углу кабинета часы и вдруг заторопился. – Разрешите, граф, откланяться. Мне еще сегодня необходимо побывать у турецкого министра иностранных дел и встретиться в нашем посольстве еще кое с кем… Впрочем, вам, граф, это не очень интересно…

Лорд Редклиф откланялся и уехал.

Когда вернулся князь Меньшиков, граф Озеров подробно рассказал ему о визите лорда Редклифа.

– Интересно знать, с кем лорд собирается встретиться в своем посольстве, – выслушав Озерова, задумчиво произнес князь Меньшиков. – Он или интригует нас, что вполне возможно, или проговорился…

– Александр Сергеевич, вас только это заинтересовало? – не без удивления спросил граф Озеров.

– Но почему же… То, что он сказал, мы с вами предполагали. Я надеюсь и в Петербурге к этому готовы. – Князь Меньшиков прошелся по кабинету, затем спросил: – А нельзя ли каким-то образом узнать, с кем лорд Редклиф намеревался встретиться в своем посольстве?

Граф Озеров слегка пожал плечами.

– Вы это серьезно?

– Очень…

– Есть у нас по этой части люди, – сказал граф Озеров. – Попытаемся…

…Буквально на второй день граф Озеров доложил князю Меньшикову, что лорд Редклиф действительно встречался в английском посольстве с поверенным в делах Австрии в Константинополе Кпецлем.

– Интересно… Что они там еще задумали? – не скрывая своей тревоги произнес князь Меньшиков. – Неужели и австрийцы будут с ними?..

– Может мне поговорить с Клецлем? – предложил граф Озеров.

Князь Меньшиков с неподдельным удивлением посмотрел на него.

– А это возможно? – спросил он.

– Александр Сергеевич, с Клецлем я знаком уже не первый год…

– Тогда с богом, граф! – повеселел князь Меньшиков. – Это уже другой поворот в деле!

Однако прошло более недели, прежде чем состоялась встреча графа Озерова с поверенным в делах Австрии в Константинополе Клецлем.

В посольство граф Озеров вернулся в мрачном настроении.

– …Встреча с лордом Редклифом была по просьбе Клецля, – сказал он князю Меньшикову. – Клецлю необходимо было выяснить насколько серьезно Лондон намерен поддерживать Турцию. В свою очередь лорд Редклиф настойчиво, по словам самого Клецля, – подчеркнул Озеров, – пытался узнать, на чьей стороне будет Австрия в случае, если Англия и Франция объявит войну России…

– Ну и сволочи же они! – не стерпел князь Меньшиков. – Какие сволочи! – повторил он и взволнованно заходил по кабинету. – Надо немедленно подготовить депешу и сообщить об этом в Петербург! Боже мой!.. Неужели, чтобы быть великой державой, надо расплачиваться за это такой ценой?.. – этот вопрос князь Меньшиков задал скорее себе, чем графу Озерову, который с немым удивлением и жалостью смотрел на него.

Было ясно, первый раунд переговоров несмотря на видимую готовность турецких властей вести их с учетом требований России, был проигран. Граф Озеров хотел как-то успокоить князя Меньшикова, но в это время в кабинет вошел секретарь посольства и сказал:

– Ваша светлость, – обратился он к князю Меньшикову, – прибыл курьер из Петербурга с пакетом на ваше имя от канцлера графа Нессельроде.

И подал князю Меньшикову запечатанный конверт.

– Легок на помине, – чуть слышно произнес князь Меньшиков, принимая пакет из рук секретаря посольства. И добавил: – Первый звон – чертям разгон, второй звон – перекрестись, третий звон – иди в церковь…

– Александр Сергеевич, вы это о чем? – спросил граф Озеров.

– Да так… К слову пришлось, – ответил князь Меньшиков, вскрывая пакет.

8

Послание канцлера графа Нессельроде, в котором он выражал волю государя, ставило графа Меньшикова в еще более трудное положение.

Канцлер напоминал желание государя получить от турецких властей должное, как было сказано в письме, удовлетворение за неуважение к России и вероломство. В противном случае, писал граф Нессельроде, надлежало назначить три дня для выполнения требований государя-императора и по истечении их, если требования не будут исполнены, покинуть Константинополь.

В этот же день князь Меньшиков получил письмо и от Хозрева-паши. Он предупреждал князя Меньшикова о готовящемся погроме русского посольства мусульманской частью населения Константинополя, подстрекаемой сотрудниками английской миссии.

«…Светлейший князь, не оставляйте без внимания лорда Редклифа, – советовал в конце письма Хозрев-паша. – Этот человек может принести вам много неприятностей. И надежнее будет для вас переехать на свой пароход. Да хранит вас Аллах».

…23 апреля князь Меньшиков встретился с Рифаат-пашой в министерстве иностранных дел Порты и довел до него содержание письма канцлера графа Нессельроде.

– …Высокоуважаемый Рифаат-паша, – сказал князь Меньшиков, – передо мной, как вы видите, нет иного выбора. Или его светлость султан удовлетворяет требования государя-императора России, или я буду вынужден покинуть Константинополь, объявив свою миссию законченной. За время моих переговоров я убедился в нежелании вашего правительства принять наши требования и гарантировать свободу богослужения православным подданным Оттоманской Порты. Более того, я имею достоверные сведения о все большем подчинении турецких властей влиянию лорда Редклифа и графа де Лакура. Однако позвольте вам напомнить: Турция им нужна, как разменная монета, для решения своих далеко идущих планов. И если вы это не поймете, дальнейшая судьба Турции будет полностью зависеть от прихоти Парижа и Лондона.

Все это князь Меньшиков произнес спокойно и с достоинством.

Рифаат-паша отдал должное выдержке русского чрезвычайного посла и отнесся с явным сочувствием к его словам.

– Светлейший князь, – произнес он, – я, как и вы, желаю скорейшего разрешения этого недоразумения. Клянусь вам Аллахом, все, что я могу делать для этого, я делаю. Не буду скрывать от вас, что вмешательство в наши переговоры названных вами лиц, превратили переговоры в недостойную интригу. Скажу вам более: на прошлой неделе на приеме у его светлости падишаха побывал лорд Редклиф и пытался убедить его светлость в том, что независимо от исхода переговоров русские войска все равно займут Дунайские княжества и, что Россия намерена объявить Турции войну…

– Но это же чушь!.. – не сдержался князь Меньшиков. – Россия не собирается воевать с Портой!

Рифаат-паша с сожалением усмехнулся.

– У каждой великой державы много врагов… – сказал он. – Во всей этой неприглядной истории, я бы не хотел быть вашим должником, светлейший князь. В разговоре со мной лорд Редклиф заявил, что он уполномочен ее величеством королевой Англии, в случае необходимости, потребовать от командующего английскими морскими силами в Средиземном море ввести их корабли в проливы Босфор и Дарданеллы. Я думаю, об этом вы должны знать.

Князь Меньшиков был поражен откровенностью Рифаат-паши, которая могла стоить ему министерского поста.

– Благодарю вас за доверие, высокоуважаемый Рифаат-паша, – ответил князь Меньшиков. – И все же прошу еще раз довести до вашего правительства содержание письма канцлера графа Нессельроде.

– Я это обязательно сделаю, – пообещал Рифаат-паша. И тут же предложил: – Светлейший князь, в пятницу, 1 мая, я приглашен в гости к Верховному визирю Махмед-Али домой. Он, насколько я знаю, с пониманием и сочувствием относится к вашей миссии. Если вы желаете, мы можем вместе поехать к Махмед-Али и попытаться склонить его на нашу сторону. Человек он мудрый и правильно расценит ваш визит.

Князь Меньшиков, не раздумывая согласился.

– Тогда до встречи, светлейший князь, – сказал Рифаат-паша. – И да поможет нам Аллах.

В посольство князь Меньшиков вернулся с надеждой, что еще не все потеряно. И все же в глубине души оставался неприятный осадок и неуверенность правильно ли он поступает, согласившись ехать незваным гостем к Верховному визирю.

Уже за ужином виде-адмирал Корнилов, заметив на лице князя Меньшикова мрачность, спросил:

– Снова худые вести, Александр Сергеевич?

– Да как будто нет, – рассеянно ответил тот и рассказал о предложении Рифаат-паши поехать 1 мая на встречу с Верховным визирем.

– Значит, еще есть неделя на размышление, – заметил вице-адмирал Корнилов.

– Почему на размышление? – поинтересовался князь Меньшиков. – Я дал согласие…

– Александр Сергеевич, вы меня простите, но мне кажется, что мы с вами похожи на утопающего, который хватается за соломинку в надежде спастись. – И, перехватив на себе надоумленный взгляд князя Меньшикова, пояснил: – Это, по мнению Рифаат-паши Верховный визирь сочувствует нам. А у меня есть другая информация, прямо противоположная этой. Махмед-Али в равной степени сочувствует и французам. Вам необходимо снова добиваться приема султаном и поговорить с ним прямо и откровенно.

Князь Меньшиков задумался. Он был согласен с вице-адмиралом Корниловым и по поводу утопающего, как тот выразился, и по поводу встречи с султаном.

– Ну что ж… – ответил он. – Пожалуй, вы правы. Семи смертям не бывать, а одной все равно не миновать…

…Письменную просьбу принять чрезвычайного посла России отвез во дворец султана граф Озеров. Это было во вторник. Прошли среда и четверг. Ответа не было. По пятницам султан не принимал. Он в этот день посещал мечеть. И Меньшиков решил переехать на субботу и воскресенье на пароход «Громоносец».

Однако в пятницу в половине одиннадцатого в посольство приехал курьер от Рифаат-паши и передал на словах князю Меньшикову, что султан ждет его в три часа дня. И добавил, чтобы он взял с собой переводчика.

Князь Меньшиков тут же стал готовиться к встрече. В половине третьего от посольства отъехали три коляски с закрытым верхом. В одной – Меньшиков, в другой, самой роскошной, – Корнилов и в третьей – переводчик. Это была идея графа Озерова, в связи с тем, что за посольством почти круглые сутки велось наблюдение. Граф Озеров посоветовал попытаться обмануть шпионов. По дороге к дворцу султана коляски должны были несколько раз поменяться местами, затем разъехаться по разным улицам. И уже у дворца коляска князя Меньшикова должна была встретиться с коляской, в которой ехал переводчик.

Граф Озеров оказался прав, как только коляски отъехали от посольства, за ними туту же последовал тарантас. Все остальное произошло, как и предлагал граф Озеров. Тарантас, когда коляски разъехались, последовал за роскошной коляской, которая после часа езды по улицам города вернулась к русскому посольству.

…Султан принял князя Меньшикова в своем рабочем кабинете. И сразу представил офицера, находящегося тут же:

– Мой адъютант Одгем-паша, – затем продолжил: – Пусть вас не удивляет, князь, но я решил вести с вами беседу не на французском языке. Мне ближе мой родной язык. Да и у вас не будет мыслей о моей приверженности к французам.

Князь Меньшиков легким поклоном дал понять, что согласен с султаном.

– Сочту за честь, ваше величество, вести с вами беседу на любом доступном нам с вами языке, – ответил он.

Слова князя Меньшикова пришлись султану по душе.

– Ваша речь заслуживает, князь, похвалы, – сказал он. – Я готов выслушать вас.

Князь Меньшиков решил говорить откровенно и прямо. Он понимал: это был его возможно последний шанс в затянувшихся переговорах.

– Ваше величество, я снова нахожусь здесь по воле моего государя, – начал он спокойно, подбирая каждое слово, чтобы оно не было двусмысленным или непонятным султану. – Его позиция прежняя. Он искренне расположен к Оттоманской Порте и у него нет и тени помышления о преобладании в чем-либо, – князь Меньшиков сделал паузу для перевода его слов. Затем продолжил: – Мой государь добивается вашего доверия и никогда не помышлял, как это вам доносили ваши министры, вмешиваться в дела между вами и вашими подданными, как в мирное, так и в военное время. И в настоящих обстоятельствах мой августейший государь желает одного: согласовать свою набожность и религиозные убеждения с поддержанием и утверждением вашей монархии, обращается к вам с настоятельной просьбой обеспечить и сохранить под вашей защитою вековые льготы и преимущества православного исповедания.

Султан был явно смущен словами князя Меньшикова. Это стало заметно по его глазам и нетерпению, с которым он выслушал переводчика.

– Уважаемый князь, – ответил султан, – мы искренне желаем сохранения дружеских отношений с Россией и восстановления доверия русского монарха. Мы уверены в бескорыстии ваших побуждений, связанных с покровительством православных на территории Оттоманской империи. Что касается меня лично, я постараюсь исправить в ближайшее время допущенные нами ошибки.

Князь Меньшиков, услышав это, воспрял духом. Слова султана вселяли надежду на успех его миссии. Иначе он не мог их расценить. Однако его по-прежнему не покидало чувство опасения от возможного вмешательства со стороны. И он решил тут же сказать об этом султану.

– Ваше величество, я благодарен вам за искреннее признание в необходимости сохранения дружеских отношений между Турцией и Россией, во имя процветания обеих держав. В тоже время меня беспокоит то обстоятельство, что переговоры между двумя державами стали превращаться в европейскую проблему. Это противоестественно и ни чем не обосновано. Вмешательство третьих стран, преследующих свои далеко идущие корыстные цели, только усугубит положение дел, и не будет способствовать их быстрому разрешению…

Князь Меньшиков умолк и слегка склонил голову, дав знак переводчику, чтобы он сделал перевод его слов.

Выслушав переводчика, султан помрачнел.

– Мы исправим это положение, – ответил он. – Турция не Греция, и тем более не Дунайские княжества. Свои вопросы мы будем решать сами, уважаемый князь. И вы это узнаете дня через два-три. Вы бы и сегодня получили ответ на все ваши вопросы, однако, к сожалению, я этого не могу сделать в связи с отставкой Верховного визиря. Ответ вы получите через нашего министра иностранных дел.

Слова султана об отставке Махмед-Али были для князя Меньшикова словно громом с ясного неба. Это была уже вторая отставка в верхах за время его пребывания в Константинополе и обе, так или иначе, были связаны с его пребыванием здесь.

Султан встал и дал понять, что встреча окончена. Князь Меньшиков поблагодарил его, поклонился и вышел из кабинета в сопровождении переводчика и адъютанта султана Одгем-паши, который проводил их до самого выхода из дворца.

Возвратившись в посольство, князь Меньшиков сразу же в сопровождении вице-адмирала Корнилова и генерала Непокойчицкого уехал на пароход «Громоносец», который в это время стоял на рейде в Буюкдере.

9

В воскресенье капитан парохода «Громоносец» доложил князю Меньшикову о прибытии из посольства дипкурьера. Меньшиков принял дипкурьера, который передал письмо графа Озерова. В письме Озеров сообщал о неожиданных изменениях в верховной власти Порты, которые произошли в ночь с 2 на 3 мая. Председатель Совета Мустафа-паша был назначен Верховным визирем, прежний Верховный визирь Махмед-Али указом султана назначен – командующим регулярными войсками. Был отправлен в отставку и министр иностранных дел Рифаат-паша. Вместо него министром назначен Решид-паша.

Прочитав письмо, князь Меньшиков не знал: радоваться ему или сожалеть. Вновь назначенные люди были новые и ему неизвестные. Но самое главное – как теперь будет исполнено слово, данное султаном? Интуиция подсказывала князю Меньшикову – надо немедленно что-то предпринимать.

На следующее утро в понедельник он поехал в посольство, переговорил с графом Озеровым и, предварительно получив согласие на встречу с Решид-пашой, отправился в министерство иностранных дел Турции.

Решид-паша уже ждал его.

– …Я в курсе ваших дел, светлейший князь, – сказал новый министр, как только князь Меньшиков переступил порог его кабинета. – Однако у меня будет к вам просьба – дайте мне еще один день, чтобы я мог исполнить волю его сиятельства падишаха без ущерба для дела.

Князь Меньшиков согласился, понимая сложность положения Решид-паши.

И все же он предупредил:

– Уважаемый Решид-паша, один день и не более. Мы и так потеряли много драгоценного времени не в пользу дела.

Князь Меньшиков попрощался и вышел из кабинета министра. В коридоре он увидел лорда Редклифа, беседующего с каким-то турецким чиновником. Князь Меньшиков сделал вид, что не заметил англичанина и прошел мимо.

…5 мая на пароход «Громоносец» приехал секретарь турецкого министра иностранных дел и передал на словах просьбу Решид-паши дать новую отсрочку в связи с непредвиденными обстоятельствами.

Сказав секретарю, что ответ Решид-паша получит из русского посольства от графа Озерова, князь Меньшиков через полчаса приехал сам в посольство и рассказал графу Озерову о просьбе Решид-паши дать вторую отсрочку.

– …Я чувствую, – угрюмо сказал Меньшиков, – мне надо уезжать из Константинополя. Они нас просто пытаются водить за нос!

– Александр Сергеевич, у меня есть другое предложение, – ответил граф Озеров. – Не надо торопиться. Вчера на совещании в правительстве Решид-паша очень активно настаивал на выполнении наших требований. Его подержал и новый Верховный визирь Мустафа-паша. Давайте еще подождем день – другой. Я полагаю, в самых верхах Порты идет серьезная борьба, которая подпитывается лордом Редклифом и графом де Лакуром…

– А что же султан? Он же дал мне слово! – возмущенно сказал князь Меньшиков. – Или у них так заведено?

– Александр Сергеевич, я не знаю, как у них заведено, однако торопиться с отъездом я бы не советовал, – еще раз повторил граф Озеров. – К тому же об отъезде надо посавить в известность хотя бы графа Титова.

– Хорошо, – немного подумав, согласился князь Меньшиков. – Пусть будет по-вашему. Только мне кажется, что все это зря… Кругом одна ложь. Верно в народе говорят: один только безмен ни рожден, ни крещен, а правдой живет. Все остальные…

Граф Озеров мягко прервал его:

– Александр Сергеевич, есть еще одна причина подождать. Султан распорядился провести внеочередное собрание Совета 5 мая для обсуждения нашего ультиматума. То есть сегодня. Приглашены все министры, главные улемы и областные правители. Будет на Совете и ваш старый знакомый Хозрев-паша. Это обнадеживающее обстоятельство. Есть правда и другое – менее обнадеживающее. Накануне лорд Редклиф и граф де Лакур объехали всех влиятельных сановников Порты, принимающих участие в заседании Совета, и убеждали их не принимать наш ультиматум, – добавил он.

Князь Меньшиков усмехнулся.

– Наш пострел – везде поспел…

– Вы это о ком? – не понял граф Озеров.

– О ком же ещё? О лорде Редклифе и графе де Лакуре…

…День 5 мая прошел в русском посольстве в напряженном ожидании. Что происходило на Совете, узнать было невозможно. Совет проходил в строжайшем секрете и длился 7 часов.

На ночь князь Меньшиков снова уехал на пароход «Громоносец». А утром следующего дня капитан парохода доложил ему, что с берега просят спустить на воду шлюпку для министра иностранных дел Турции Решид-паши.

…Решид-паша поднялся на борт парохода в сопровождении двух чиновников, которых он почему-то не представил князю Меньшикову. Вид у Решид-паши был озабоченный. Он подал князю Меньшикову пакет и пояснил:

– Светлейший князь в этом пакете находится решение Верховного Совета Порты, которое принято 42 голосами из 48 лиц присутствующих на заседании Совета. К моему великому огорчению Верховный Совет отклонил ваш ультиматум. Совет принял решение оставить в силе прежнее решение Султана о Святых местах без изменений. Что касается просьбы о выделении места в Иерусалиме под строительство православной церкви и дома для православных паломников, Верховный Совет принял решение о выделении такого места в окрестностях Иерусалима…

Князь Меньшиков выслушал Решид-пашу и спокойно сказал:

– Ну что ж… К этому прискорбному сообщению я был готов. Готова ли будет Турция и населяющие ее народы с разными религиозными верованиями одобрить тот роковой шаг, который сделал Верховный Совет и представить себе все вытекающие отсюда последствия для Турции. Что касается моей миссии, – продолжил он, – я считаю ее оконченной.

Решид-паша в ответ не проронил ни слова. Он молча сделал поклон и направился к трапу, а князь Меньшиков еще долго стоял на палубе парохода, чувствуя, как смертельная усталость одолевает все его существо. Он повернул голову на север. Там, в двух сутках хода, была Одесса, куда теперь он должен отплыть со всем посольством. Таково было требование канцлера Нессельроде.

Совсем неожиданно к концу дня на пароходе появился поверенный в делах Австрии в Константинополе Клецль и стал уговаривать князя Меньшикова не прерывать переговоры. Он уже знал о решении Верховного Совета Порты.

– …У меня есть все основания полагать, что турецкая сторона пойдет на уступки, – сказал он князю Меньшикову.

– Сомневаюсь, – ответил тот. – Я располагаю достоверными сведениями, что послы Англии и Франции уже отдали распоряжения англо-французской эскадре стать у входа в Дарданеллы.

Клецль недоверчиво качнул головой.

– Но… этого не может быть! – воскликнул он. – Они нарушают Андрианопольский мирный договор! Я немедленно еду к лорду Редклифу и графу де Лакуру!.. Надо остановить это безумие!

…9 мая пароход «Громоносец» с русской миссией отплыл в Одессу. В посольстве остались только секретарь и охрана из пяти человек.

В день отплытия князя Меньшикова у русского посольства с раннего утра начала собираться толпа мусульман, гневно выкрикивающих проклятия в адрес неверных. Затем толпа, словно по команде, двинулась к порту…

11 мая пароход «Громоносец» стал на одесском рейде.

К нему сразу причалил паровой катер с градоначальником Одессы, который передал князю Меньшикову пакет от канцлера графа Нессельроде. В пакете было письмо канцлера, в котором он просил князя Меньшикова задержаться в Одессе до особого указания в связи с отправкой турецкому правительству ноты протеста по поводу срыва переговоров.

К письму была приложена копия ноты протеста для ознакомления князя Меньшикова. В ноте в ультимативной форме требовалось от Турции выполнения ранее признанных договоров и права русского государя-императора на покровительство православных подданных Оттоманской Порты.

«В противном случае, – было сказано в ноте, – русские войска получают приказание перейти границу и занять Дунайские княжества не для открытия военных действий, а чтобы приобрести материальный залог до получения от Турции нравственного ручательства в исполнении пожеланий нашего государя…»

Князь Меньшиков прочитал ноту и вдруг понял – войны не избежать…

Странно, но эта мысль его не испугала. Внутренне он уже был готов к такому ходу событий, полагая, что эта война за гроб Господний не станет великим грехом…