Читать книгу Битва за ясли господни - Константин Петришин - Страница 8

Поездку канцлера графа Нессельроде 6 ноября в Киев на торжества по случаю закрытия Всероссийской ярмарки и конных скачек неожиданно пришлось отменить.

В день отъезда Нессельроде потребовал к себе Николай I. Когда Нессельроде появился в приемной его величества, дежурный флигель-адъютант доложил, что государь ждет его и, что князь Долгоруков уже у государя.

Войдя в кабинет Николая I, Нессельроде сразу обратил внимание на то, что государь чем-то расстроен.

На приветствие Нессельроде Николай I ответил сдержанно и указал на кресло рядом с военным министром.

– Присаживайтесь, Карл Васильевич, – сказал он мрачно. – Мы сейчас заканчиваем разговор с Василием Андреевичем, а вы послушайте. Это касается не только военного министра, но и всего кабинета министров. Продолжайте, Василий Андреевич.

Князь Долгоруков перевел взгляд на государя. По всему было заметно, что разговор с Николаем I у него был не легким.

– …Всего на сегодняшний день, ваше величество, на Кавказе в подчинении князя Воронцова находится 130 батальонов, Нижегородский драгунский полк, состоящий из 11 эскадронов, один казачий полк и один милицейский полк. Дополнительно по вашему указанию в распоряжение князя Воронцова направлены полк князя Аргутинского-Долгорукова, который ранее, как вы знаете, стоял в Закаталах, три пехотных полка с лезгинской оборонительной линии под общим командованием князя Орбелиани и переведена из Севастополя 13-я пехотная дивизия. В ближайшие дни в подчинение князя Воронцова поступят еще два батальона Куринского полка, – и военный министр сделал паузу.

– Все, Василий Андреевич? – нетерпеливо спросил Николай I.

– Да, ваше величество, – ответил князь Долгоруков, но тут же добавил: – Однако для ведения полномасштабных боевых действий этих сил будет не достаточно. Турки уже с конца августа начали собирать сильную армию на территории Анатолийской области с привлечением английских офицеров…

Все, о чем говорил князь Долгоруков, Нессельроде знал. Как и то, что укрепление границы с Турцией военным ведомством до этого времени особо не бралось во внимание. Да и сам наместник князь Воронцов в свои 72 года, хотя и был почитаем государем, однако со временем больше заботился о своих болезнях, чем о военных делах.

– А что у нас с крепостями? – поинтересовался государь.

…Нессельроде успел заметить за время пребывания в кабинете государя, что Николай I недоволен докладом князя Долгорукова.

«Однако, зачем я здесь? – мелькнула в голове Нессельроде тревожная мысль. – К военным делам я не имею прямого отношения…»

Подумал и тут же опроверг свою мысль. Без него не решался ни один военный вопрос.

– С крепостными, ваше величество, как и раньше, – ответил князь Долгоруков и почему-то посмотрел в сторону Нессельроде.

«…Сейчас скажет про деньги, которые я запретил выделять на крепости еще год тому назад», – подумал Нессельроде и почувствовал, как в глубине души его стал появляться противный леденящий холодок.

Однако князь Долгоруков этого не сделал.

– …Алесандрополь, – продолжил он, – остается главной крепостью в силу своего расположения в 68 верстах от турецкой крепости Карса, а Карса, как вы знаете, прямая дорога в Анатолийскую область Турции и далее к Константинополю. Не менее важна в настоящее время и крепость Ахалцых. Она запирает дорогу, идущую со стороны Карса на Ардаган и далее вглубь нашей территории. На южном фланге границу с Турцией и Персией прикрывает крепость Эривань… Она в хорошем состоянии…

– Эривань не просто крепость. Это ворота на пути от Баязета через Ченгильские горы и Аракс, – заметил государь. И добавил: – Я там был…

При этих словах Николай I чему-то улыбнулся.

– Что еще? – спросил он и согнал с лица случайную улыбку.

– Вfit величество, в случае начала боевых действий в Закавказье, – продолжил князь Долгоруков, – крепости Ахалых и Эривань навряд-ли смогут выдержать серьезные осады…

– Почему? – Николай I с удивлением посмотрел на князя Долгорукова, но тот нисколько не смутившись, ответил:

– Ваше величество, что касается Ахалцыха – она построена на хорошем месте, однако в ней нет воды. Эривань недостаточно вооружена. Остается Александрополь. Но и здесь не все в порядке. Турки, когда строили ее, не учли наличие с северо-западной стороны множество мертвых зон: мест легко преодолеваемых, не рискуя быть пораженным огнем из крепости. Вооружение тоже недостаточное. Казематов мало. А это означает, если противник займет соседние высоты и поставит на них мортиры, крепость долго не продержится…

– Да-а-а, – задумчиво произнес государь. – Картину вы мне, Василий Андреевич, нарисовали мрачную… – Он внимательно, даже как-то оценивающе, посмотрел на военного министра. – А почему вы решили, что мы будем обороняться? – вдруг спросил Николай I.

– Ваше величество, впереди зима!.. – слегка растерялся князь Долгоруков. – И дороги в горах будут непроходимы…

– Это верно, – согласился Николай I, перебив военного министра, и обратился к Нессельроде. – Карл Васильевич, надеюсь, не забыли, о чем в августе мы с вами беседовали в присутствии князя Бебутова? Тогда вы предложили мне возложить на него обязанности начальника гражданского управления Закавказского края.

– Помню, ваше величество? – c поспешной готовностью ответил Нессельроде и сделал попытку встать, однако государь жестом показал ему, чтобы он сидел.

– Тогда же у нас с вами шел разговор о назначении князя Бебутова на случай открытия в Закавказье военных действий, командующим корпусом, который должен формироваться в Александрополе…

– Да, ваше величество, – подтвердил Нессельроде.

– Однако прошло уже более двух месяцев, а я не припоминаю, чтобы подписывал Указ о его назначении.

Нессельроде слегка побледнел и на его лбу появились мелкие капли пота.

– Ваше величество, – вступил в разговор князь Долгоруков. – Я прошу прощения, но Бебутов Василий Осипович сразу же после отъезда из Петербурга на Кавказ заболел лихорадкою и, возложенные на его вашим величеством обязанности, все это время выполнял начальник штаба Кавказского корпуса генерал-адъютант Александр Иванович Барятинский.

Нессельроде ожидал неминуемого гнева государя, однако тот отнесся к словам князя Долгорукова спокойно.

– Надеюсь, Бебутов уже здоров? – уточнил государь, снова обращаясь к Нессельроде.

– Да, ваше величество, – все так же торопливо ответил тот. И добавил: – Проект о его назначении уже находится в вашей канцелярии. Если вы соизволите, завтра вам подадут их на подпись…

– Почему завтра? Прикажите принести сегодня, – сказал Николай I. – Время не терпит. И ещё, – государь слегка задумался, потом продолжил: – Насколько мне известно, состояние здоровья самого князя Воронцова желает быть лучшим и ему, по всей видимости, не под силу станет в полной мере командовать войсками, поэтому я предлагаю оставить за князем Воронцовым, как моим наместником и человеком, знающим все тонкости взаимоотношений среди кавказских племен, общее руководство на Кавказе. А князю Бебутову поручить командование действующими войсками на протяжении всей нашей граници с Турцией.

Нессельроде слегка кивнул головой. Он уже понял: гроза над ним пронеслась, а несостоявшийся Указ государя о назначениях князя Бебутова надо полностью переделывать.

– Князь Воронцов не так давно писал мне, – продолжил тем временем Николай I, – что население Кавказа относится к нам по-разному. Живущие в приграничной полосе армяне, по его мнению, будут на нашей стороне. Турки гнетут их безбожно и лишают всяческих прав. Их спасение зависит от нас. Что касается татар – Воронцов утверждает, что они до сих пор помнят Ермолова и Паскевича, и будут бояться выступать против нас. Пишет и о духоборцах. Какими бы они не были, однако к православной вере они ближе, чем мусульманской. Надо исключить всяческие притеснения их со стороны наших властей. Курдские же племена испокон веков жили разбоем и, навряд ли добровольно пойдут к кому-либо на службу. Теперь, что касается возможных военных действий. Надо полагать, они уже начались, – Николай I поочередно посмотрел сначала на Нессельроде, затем на Долгорукова. – Но мне до сих пор толком никто не доложил, каким образом турки захватили наш пост Святого Николая и что там произошло.

Упрек явно относился к князю Долгорукову.

– Ваше величество, я могу доложить, – сказал князь Долгоруков, вставая с места.

– Ну, извольте, Василий Андреевич, – усмехнулся государь…

– Ваше величество, все произошло внезапно. В ночь с 15 на 16 октября турецкий отряд численностью до пяти тысяч человек атаковал наш пост, который был предназначен к ликвидации и охранялся двумя неполными ротами Черноморского линейного батальона и полусотней казаков с милицией. Командовал постом капитан Щербаков…

– Я это знаю, – помрачнев, сказал государь.

– У капитана Щербакова был приказ охранять пост до вывоза из складов продовольственных запасов. Но так как провиант не был вывезен, охрана продолжалась. В ходе боя весь гарнизон был перебит, склады сожжены. Умирающих и раненых турки добивали самыми зверскими способами. Иероманаху Серафиму, который правил службой на посту, отрезали голову…

Николай I сокрушенно вздохнул, однако не проронил ни слова. Так прошло несколько минут. Наконец, он тихо заговорил:

– Прости меня, господи за такие мысли, но неужели я должен терпеть бесчеловечное зло? И, если оно не будет наказуемо, превратится в чудовище, которое не пощадит ни нас, ни наших потомков, Я не сторонник священных походов и тем более войн. Но жизнь показала: есть еще немало людей фанатично настроенных для того, чтобы истребить всех в угоду своему, как они думают, богу. Их можно сравнить с дикарями, которые приносили в жертву себе подобных. Это даже не люди. Они хуже зверей. Если все в мире творится не нашим умом, а твоим судом, накажи их. Заставь испытать их тоже самое, что испытали их жертвы в последние мгновения своей жизни… – горькие слова государя звучали с надрывом, как молитва, и Нессельроде, и Долгоруков вдруг услышали в них решимость Николая I пройти начатый им путь до конца.

2

…Князь Воронцов никак не мог привыкнуть к мысли, что мир и спокойствие на Кавказе снова нарушены. И хотя в Тифлисе стояла удивительно тихая осень, и все здесь дышало успокоительной негой и целомудрием, а яркие краски уходящей осени по-прежнему отсвечивались в лучах еще ласкового солнца сказочной красотой.

Известие о нападении турок на пост Святого Николая потрясло князя Воронцова до глубины души. Он не мог допустить и мысли о таком.

Спустя неделю после резни на посту Святого Николая ему сообщили, что под Карсом турки сосредотачивают армию численностью до 40 тысяч человек во главе с Абди-пашой и, что часть войск со дня на день выступит к Ардагану, другая – к Александрополю.

Надо было что-то срочно предпринимать.

Князь Воронцов почувствовал облегчение на душе, когда получил из Петербурга Указ его величества о назначении генерал-лейтенанта Бебутова командующим действующими войсками на кавказско-турецкой границе. Он тут же распорядился ординарцу ехать к князю Бебутову и сообщить ему, чтобы тот немедля прибыл во дворец.

Князя Бебутова Воронцов уважал, чего нельзя было сказать по отношению к другим подчиненным, по мнению самого Воронцова, льстецов и казнокрадов.

Князь Бебутов принадлежал к почетному армянскому роду. Он был один из немногих горцев, кто получил образование в России и был взят на службу к себе тогдашним наместником на Кавказе маркизом Паулуччи.

Затем верой и правдой служил у Ермолова и Паскевича. Участвовал в войне с турками в 1828 году. Уже при Воронцове князь Бебутов командовал войсками, которые разбили в 1846 году отряды Шамиля на Кутишинских позициях, за что Воронцов представил князя Бебутова к награде орденом Святого Георгия.

…Князь Бебутов прибыл так скоро, что Воронцов не успел даже переодеться и принял его в домашнем халате и легких туфлях на босую ногу.

– Вы уж меня, Василий Осипович, извините, – сказал Воронцов, провожая Бебутова в гостиную. – Ну что… поздравляю вас. Указом его величества государя Николая Павловича вы назначены командующим действующими войсками на всей кавказской границе.

И показал Бебутову Указ Николая I. Дождавшись, когда тот прочитал Указ, спросил:

– Ну, что сударь? Довольны?

Князь Бебутов, подавив в себе вспыхнувшее чувство радости и удовлетворения, спокойно ответил.

– Клянусь вам, я оправдаю высокую милость его величества и то доверие, которое вы мне оказали.

Ответ Бебутова пришелся по душе Воронцову.

– Ну, будет вам льстить мне. Я здесь не причем, – сказал он. – Благодарите государя и самого себя. – Усадив гостя в кресло, продолжил: – Я буду вам, Василий Осипович, благодарен, если вы, не теряя времени, отправитесь в Александрополь и на месте примете все необходимые решения. Что касается Тифлисского военного губернатора князя Андроникова, о котором мы с вами говорили не так давно, нынче же отправлю его в Ахалцых начальником тамошнего отряда. Время не терпит. Турки, по всей видимости, загорелись войной. Ну что ж… Будет им война. А вам я пожелаю успеха. Да хранит вас бог… И помните, перед ним и государем нам ответ держать.

И старый князь Воронцов сначала перекрестил Бебутова, затем обнял.

…В Александрополь князь Бебутов прибыл через три дня. К этому времени гарнизон крепости состоял из Нижегородского драгунского полка, 7-ми казачьих сотен, 5-и сотен коней милиции из горцев и грузинского пехотного полка. Всего около 12-ти тысяч человек с 43 пешими и 14 конными орудиями.

На первом же военном Совете командир грузинского полка генерал князь Орбелиани (он же и начальник гарнизона), доложил Бебутову о замеченных движениях на дорогах по направлению к Александрополю нескольких небольших отрядов турецких войск.

– …Главные силы турок расположились в селении Баш-Шурагели и занимают правый берег реки Арпачая. Это в 20-и верстах от нас, – пояснил генерал Орбелиани.

Князь Бебутов обвел взглядом присутствующих на Совете командиров.

– Что, господа, будем делать? – задал он всем вопрос. – Ждать, когда турки нападут на нас, или упредим их нападение, которое Абди-паша навряд-ли ждет. – И по лицам, и по глазам командиров понял: отсиживаться в крепости никто не собирается.

…На рассвете следующего дня, когда еще ночные тени только начали таять, а над горным хребтом появились чуть заметные проталины рождающейся утренней зари, из города вышел отряд под командованием генерала Орбелиани в составе 3-х батальонов пехоты, 4-х эскадронов Нижегородского драгунского полка, 3-х казачьих и 2-х сотен местной милиции. Два десятка орудий прогромыхали по каменной дороге, позади колонны, всполошив жителей Александрополя.

И сразу же по городу полетел слух «Турки напали!..»

По выходу отряда из города к князю Орбелиани подъехал на красавце-алхитинце командир второго батальона полковник Тихотский.

– Ваша светлость, неприятель не так уж и далеко, – сказал он. – Не мешало бы выслать авангард…

Князь Орбелиани усмехнулся.

– Зачем? Мы и так знаем, где они стоят.

Солнце уже поднялось высоко над головой, когда отряд прошел селение Караклис. Отсюда до Баш-Шурагеля, где должны находиться основные турецкие силы, было не более полутора часов движения.

Полковник Тихотский, озабоченный тем, что в селении Караклис не оказалось ни одной живой души, снова подъехал к князю Орбелиани.

– Ваша светлость, не нравится мне все это… – сказал он. – Если людей в селении нет, значит, турки знают о нашем выходе из города.

Князь Орбелиани и сам уже встревоженный отсутствием жителей в селении, приказал выслать впереди отряда авангард в составе двух сотен казаков и сотни местной милиции.

…Как только авангард миновал Караклис и начал спускаться в низину, по дну которой протекала небольшая, но шумная речка, со стороны ближайшей высоты по авангарду ударили орудия.

Сотня конной милиции тут же повернулась назад и, нахлестывая коней, через несколько минут скрылась из вида.

Увидев эту картину, подъехавший с отрядом князь Орбелиани выругался.

– Трусливые шакалы! Нет у них ни совести, ни чести! – выругался он.

– Ваша светлость, – обратился к нему полковник Тихотский, – нам следует как можно быстрее преодолеть низину, пока они ещё не пристрелялись.

Князь Орбелиани согласился с мнением полковника Тихотского и отдал приказ отряду ускоренным маршем двигаться вперед и сходу занять рубежи на выходе из низины на случай атаки неприятеля.

Пока отряд занимал выбранную князем Орбелиани позицию, на правом фланге невесть откуда появилась турецкая конница и с криком бросилась к обозу, который оказался на виду. Однако, поблизости оказались нижегородские драгуны. Они выждали, когда турецкая конница преодолеет неглубокий овраг, проходящий вдоль дороги, и сами ринулись в атаку. После короткой, но жаркой схватки опрокинули турок в овраг и заставили их спасаться бегством.

Пока шла схватка с турецкой конницей на правом фланге, оставшаяся сотня милиции снялась без приказа с позиции и ускакала по дороге на Караклис.

Князь Орбелиани в припадке гнева приказал стрелять им вслед, но в это время услышал за своей спиной чей-то голос.

– Ваша светлость! Смотрите!.. Баши-бузуки!..

Конница баши-бузуков появилась на левом фланге и стремительно приближалась к позициям пехотных батальонов, которые уже встраивались в каре для обороны.

– Ну, вот теперь и они попались… – медленно, почти по слогам произнес князь Орбелиани.

Когда турецкая конница оказалась на расстоянии пушечного выстрела, батальоны разомкнулись и баши-бузуки оказались против орудий. Торопливые залпы загремели один за другим. Затем началась беспорядочная стрельба. Ядра прошивали турецкую конницу, нанося ей тяжелый урон.

Часть баши-бузуков бросилась влево, другие, пытаясь повернуть назад, создавая толчею, в которой гибли и люди, и кони. Наиболее отчаянные все же прорвались к передней линии обороны батальонов, но и здесь их встретили плотным ружейным огнем, уцелевшие повернули назад.

…Артиллерийский гул от непрерывной канонады со стороны селения Караклис был слышен даже в Александрополе.

Князь Бебутов тут же приказал собрать оставшиеся войска и выстроить их на выходе из города.

Вскоре князю Бебутову доложили о готовности отряда к выступлению. Он поехал в голову колонны и тут увидел группу женщин, которые стояли у обочины дороги. Многие держали на руках детей.

Женщины безмолвно наблюдали за тем, что происходит.

– Почему они здесь? – спросил князь Бебутов у командира нижегородского полка полковника Хромова.

– Женщины пришли просить вас не пускать турок в город. Иначе всех жителей вырежут, – пояснил тот.

Князь Бебутов был немало удивлен такому ответу. Он подъехал к женщинам. При его приближении те опустились на колени и склонили головы.

У Бебутова мурашки побежали по коже. Он вдруг почувствовал, что у него вот-вот перехватит дыхание от охватившего его волнения и стыда.

– Встаньте, – сказал он.– Я вас прошу, вставайте! И никогда не опускайтесь на колени перед человеком в погонах. Это его обязанность защитить вас. Турок в городе не будет! Даю вам слово. Расходитесь по домам с миром!..

Бебутов крутнул коня и поскакал в голову колонны. За ним последовали штабные офицеры.

Впереди отряда сразу же был выслан усиленный авангард из двух эскадронов драгун с четырьмя конными орудиями.

Солнце уже клонилось к закату, где величественно возвышались остроконечные выступы горного хребта, а гром артиллерийской канонады со стороны Караклиса то стихал, то усиливался.

Бебутов приказал ускорить движение колонны.

До селения Караклиса оставалось не более двух верст, когда от авангарда прискакал связной и доложил, что турки спешно снимают с позиций орудия и уходят по дороге в сторону Баш-Шурагеля.

Бебутов мысленно перекрестился. «Вот и хорошо, – подумал он. – Святым делом сам бог правит…»

…Князь Воронцов неделю не покидал свой дворец. И годы давали о себе знать, а тут еще и беда приключилась: оступился на ровном месте и растянул мышцу голени.

Когда ему доложили, что со срочным докладом прибыл начальник штаба экспедиционного корпуса генерал-адъютант Барятинский с депешей от князя Бебутова, Воронцов сразу забыл о своих болячках. Размашисто перекрестился и произнес:

– Слава тебе, господи!.. Наконец-то!..

Князь Бебутов в своей депеше докладывал об итогах боя под селением Караклис.

Депеша заканчивалась словами: «…На рассвете 14 ноября я переправился через речку Арапчой, выслав вперед авангард из конницы в сторону селения Баш-Шурагель. Однако, вскоре авангард вернулся назад. Селение Баш-Шурагель оказалось пустым. Местные жители рассказали, что турецкие войска еще ночью отступили по дороге к Карсу.»

Прочитав депешу, князь Воронцов прищелкнул языком.

– Ну и шельма этот Абди-паша, – задумчиво произнес он. И тут же обратился к Баратинскому. – Александр Иванович, вы догадываетесь, на что он рассчитывал?

– Догадываюсь, – ответил тот. – Между Баш-Шургалем и крепостью Карсом под селением Баш-Кадыкларом у турок подготовлены выгодные во всех отношениях оборонительные позиции. Надо полагать, Абди-паша надеятся, заняв эту позицию и имея в тылу крепость Карс с её резервами, разбить Александропольский отряд и, таким образом, открыть себе дорогу на нашу территорию.

Князь Воронцов утвердительно кивнул головой.

– Верно, Александр Иванович, – сказал он, по-прежнему пребывая в легкой задумчивости. Но затем оживился и продолжил: – Мне известно и другое, – при этих словах Воронцов медленно поднялся из кресла и, слегка прихрамывая, заходил по кабинету. – Абди-паша образованный человек. И образование он получил не где-нибудь, а в Вене. Значит он еще человек и светский. Чего нельзя сказать о его начальнике штаба Ахмет-паше. Это религиозный фанатик до мозга костей, имеющий связи с янычарами, коих не любит нынешний султан Порты. К тому же Ахмет-паша питает лютую ненависть к нам. Иначе, как собаками, он нас не называет. Так вот, этот Ахмет-паша спит и видит себя на месте Абдим-паши. – Князь Воронцов перестал ходить и снова опустился в кресло. Видимо, ходьба и боль, которая все еще ощущалась, мешала ему мыслить.

– Александр Иванович, вы поняли, о чем я говорю? – задал вопрос Воронцов, облокотившись на стол.

– Если сказать честно, Михаил Семенович, нет, – признался Барятинский.

– Я предлагаю поиграть с ними в кошки-мышки, – сказал князь Воронцов и, видя, что Барятинский по-прежнему не догадывается, о чем он говорит, пояснил: – У меня есть прекрасная возможность через венского консула в Персии подлить масло в огонь и внести раздор между командующим и его начальником штаба, а заодно посеять к ним обоим недоверие со стороны султана. Это будет не хуже выигранного сражения! – добавил Воронцов и хитро улыбнулся. – Но это уже моя забота. Давайте вернемся к делам более насущным на сегодняшний день. Как я понял, Бебутов находится с отрядом у селения Баш-Шурагель?

– Да, Михаил Семенович.

– Вот и прекрасно… Пусть побудет там несколько дней и возвращается в Александрополь. Нужно подумать и о войсках. Не лето на улице… А нам с вами пришло самое время позаботиться теперь о безопасности Ахалцыха, дабы не дать туркам пройти здесь в Мингрелию и Гурию. Князь Андронников, насколько я знаю, уже прибыл в Ахалцых?

– Да, ваша светлость, – ответил Барятинский. – Позвольте узнать, где теперь находиться прежнему начальнику штаба генералу Ковалевскому?

Князь Воронцов снова слегка задумался. Оставлять в крепости двух генералов, нынешнего и бывшего командира отряда, было неблагоразумно. Тем более, что князь Воронцов знал: генерал Ковалевский, при всей своей располагающей внешности, был резкий и даже мстительный.

Причиной смещения его с начальства над Ахалцыхским отрядом послужили события, которые произошли 30 октября. В этот день несколько банд баши-бузуков в количестве до полутора тысяч человек перешли границу на Ахалцыхском участке и начали грабить селения, убивая их жителей. На второй день границу перешли сувари – регулярная турецкая конница. Они опрокинули на пути к Ахалцыху заслон, состоящий из нескольких сотен казаков и конной осетинской милиции, и двинулись в направлении на Боржом.

Генерал Ковалевский не то струсил, не то растерялся. Он приказал войскам запереться в крепости и готовиться к осаде. Однако баши-бузуки, свободно поразбойничав по всей округе, убрались восвояси вместе с сувари.

Пока князь Воронцов был поглощен неприятными воспоминаниями, Барятинский терпеливо ждал ответа на свой вопрос.

Наконец Воронцов сказал:

– Говорят два медведя в одной берлоге не уживаются… А пусть генерал Петр Петрович Ковалевский пока останется в Ахалцихе, а там посмотрим. Время у нас еще есть. Что же касается его дальнейшей службы… Которая служба нужнее, та и честнее.

Однако князь Воронцов ошибся по поводу наличия у него времени. Не прошло и трех дней после прибытия князя Андронникова в Ахалцых, как он получил тревожное сообщение от командира Белостокского полка полковника Толубеева, который стоял у селения Ацхуру и охранял ущелье и дорогу на Ахалцых и Гори.

В донесении говорилось о приближении к Ацхуру отряда сил турок с конницей и артиллерией.

Князь Андронников тут же выслал на помощь полковнику Толубееву отряд в составе двух батальонов Брестского полка и пяти сотен грузинской пешей милиции во главе с генералом Бруннерем.

…К ущелью турки подошли, когда уже стало смеркаться. Их движение стесняли с одной стороны крутой склон, с другой – неглубокая, но быстрая речка, дно которой было покрыто сплошными валунами. В ущелье темнело быстро, и турки торопились поскорее миновать мрачное место, ускорив движение и, вытянувшись в длинный людской поток вперемежку с конницей.

Первый оглушительный залп со склонов ущелья, помноженный во сто крат тягучим громовым эхом, не просто испугал, он на какое-то время парализовал турецкое войско.

За первым залпом последовал второй, затем третий. Ущелье сразу затянуло пороховым дымом. В сгущающихся сумерках, казалось, что рушатся сами стены ущелья.

Опомнившись, турки открыли беспорядочную стрельбу наугад, и только усилили грохот пальбы, наводя ужас на тех, кто находился позади и не видел, что происходит в ущелье.

Не подобрав даже раненых, турки спешно очистили ущелье, но ненадолго.

Они появились снова в ущелье где-то через час. Несмотря на шум реки, явно прослушивался все нарастающий цокот лошадиных копыт.

– Ваше благородие, – обратился к полковнику Толубееву уже немолодой солдат. – Никак конницу турки пустили. Нахрапом хотят прорваться.

Полковник Толубеев прислушался. Действительно в ущелье входила конница. Он подозвал к себе командира 2-й роты штабс-капитана Дроздовского и приказал.

– Как только увидите конных, обрушивайте на дорогу завалы!

Прошло не менее четверти часа, когда появились расплывчатые силуэты всадников. Они двигались осторожно и от того, казалось, не ехали, а плыли в сумерках.

Полковник Толубеев обернулся к капитану Дроздовскому.

– Пора…

Капитан Дроздовский махнул рукой, подавая знак. И тотчас тишину ущелья, нарушаемую только приглушенным шумом реки и цокотом лошадиных копыт, разбудил страшный грохот камнепада, обрушившегося на дорогу, и вслед за ним последовала такая яростная стрельба, что ущелье в считанные минуты превратилось в сплошной ад.

До рассвета турки в ущелье больше не появлялись. А в 7 утра к ущелью подошел отряд во главе с генералом Бруннером.

После того, как полковник Толубеев ознакомил генерала Бруннера с обстановкой, тот поинтересовался.

– Потери у вас есть?

– Нет, – ответил Толубеев. – Ночь выручила… И господь-бог помог…

– Отлично. Тогда через час атакуем.

…Получив от князя Андронникова подробное донесение о бое при Ацхуру, князь Воронцов тут же вызвал к себе генерала Барятинского.

– Александр Иванович! – Воронцов в порыве чувств обнял Барятинского за плечи. – Какие же они удальцы! Вы посмотрите!.. Ударили в штыки и семь верст гнали турок прочь!.. Да ещё четыре знамени захватили!..

– И четыре орудия, – напомнил генерал-адъютант Барятинский.

– И четыре орудия! – повторил Воронцов. – Верно в народе говорят: земля русская вся под богом! – Забыв про боль в ноге, он заходил по кабинету. – Вот что, милостивый сударь Александр Иванович, подготовьте-ка на имя его императорского величества государя Николая Павловича телеграфную депешу о деле при Ацхуру и не скупитесь ради бога на добрые слова. Чем еще мы с вами можем отблагодарить тех, кто своею храбростью и доблестью добывает славу государству Российскому, а нам с вами ордена, звания и всяческие почести. Мне ещё мой родитель говорил: «За богом – молитва, а за царем – служба не пропадает…» – и князь Воронцов с тяжким вздохом перекрестился.

3

Ответ Николая I на депешу князя Воронцова о бое при Ацхуру пришел скоро. Государь своей милостью пожаловал генералу Бруннеру орден Георгия 4-й степени и Золотую полусаблю с гравировкой. Полковнику Толубееву орден «За храбрость». Каждому ротному командиру по ордену Святого Владимира 4-й степени и по 3 ордена на каждую роту и сотню.

Однако не прошло и недели после ночного боя в ущелье под Ацхуру, как в Тифлис снова пришло сообщение из Ахалцыха. На этот раз по дороге на Ахалцых было обнаружено движение 20-и тысячного войска турков, состоящее из регулярных частей и баши-бузуков под командованием Али-паши.

Когда генерал Барятинский доложил об этом князю Воронцову, тот спокойно сказал.

– Ну что же… Решили, видимо, не умением, так числом взять…

– Ваша светлость, но это еще не все, – мягко прервал князя Воронцова Барятинский. – Поступили сведения о появлении турецких отрядов вблизи Гурийской границы в районе Озургета и скоплении их войск в Баязете.

Князь Воронцов встал из-за стола и, молча направился к окну, но на полпути остановился и, не оборачиваясь к генералу Барятинскому, спросил:

– Бебутов, надеюсь, знает об этом?

– Знает, Михаил Семенович, – ответил тот.

– Это уже хорошо, – Воронцов вернулся к столу и медленно опустился в кресло. Затем снова спросил: – Что у нас есть сегодня в Ахалцыхе? Из войск я имею в виду, – уточнил он свой вопрос.

– Белостокский пехотный полк, 4 батальона Вилинского егерского полка, 4 сотни казаков, 3 линейных роты и одна инженерная команда, – подробно доложил Барятинский, хотя и знал, что князь Воронцов все равно не запомнит и будет спрашивать еще и еще.

Прошло минуты две или три пока Воронцов не заговорил снова.

– Маловато, – сказал он. – Надо подумать, как им помочь.

– Михаил Семенович, в трех переходах от Ахалцыха в Боржоме и Сураме стоят 4 батальона 2-го Донского пехотного полка и 3 сотни конной милиции, – напомнил Барятинский и пояснил: – Гарнизон Ахалцыха был бы вполне боеспособен. Однако неделю тому назад князь Бебутов приказал конному отряду Кобулова покинуть Ахалцых и выйти на границу. Начальник штаба Ахалцыхского отряда подполковник Циммерман письменно доложил мне об этом, выражая свое несогласие с приказом князя Бебутова.

Князь Воронцов исподлобья глянул на Барятинского и сухо произнес:

– Найдите случай и передайте этому Циммерману, что приказы начальства не обсуждаются. Это, во-первых. Во-вторых, я не думаю, что Бебутов не знает, что делает. А вы все же подумайте, за счет чего мы можем усилить гарнизон Ахалцыха! – повторил Воронцов.

Тревога князя Воронцова за Ахалцых оказалась не напрасной. Турки всегда рассматривали крепость Ахалцых, как главное препятствие на пути продвижения в Мингрелию и Гурию. Расположенная на левом берегу реки Посховай, крепость надежно прикрывала дорогу, старый город, расположенный на склоне к реке и новый город, выстроенный на низменной части берега. Горный хребет Наванет-Даг подступал к крепости с юга, упираясь своим отрогом в правый берег реки, и служил хорошим естественным препятствием. И только с западной стороны к старому городу за глубокой балкой подходила равнина, на которой расположилось селение Суплис.

…15 ноября в сумерках казачьи конные разъезды на окраине Суплиса столкнулись с передовым отрядом турецких войск. Силы были неравные. И разъезды после перестрелки отошли под покровом наступающей ночи к Ахалцыху.

Турки появились у Ахалцыха только под утро и начали устанавливать батарею из 6-и орудий на возвышенности напротив крепости. Одновременно турецкая пехота подошла к старому городу. Однако после нескольких орудийных залпов из крепости рассеялась и отступила назад.

В полдень в крепость прибыли из Ацхуру 2 батальона Брестского полка с 5-ю сотнями гуринской милиции.

В 15 часов пополудни князь Андронников пригласил к себе на совещание генералов Ковалевского, Бруннера, Фрейтага, командира Белостокского пехотного полка полковника Толубеева, командира 2-й легкой батареи 13-й артбригады полковника Смеловского, представителя Генштаба полковника Дрейера и начальника штаба отряда подполковника Циммермана.

Князь Андроников уже был готов открыть заседание «Военного Совета», как он перед этим выразился в шутку, однако в это время в кабинет вошел дежурный офицер и, извинившись, доложил, что в крепость только что прибыла батарея горных орудий под командой поручика Евсеева…

– Где этот Евсеев? – спросил князь Андронников.

– За дверью, ваша светлость.

Князь Андронников обратился к собравшимся.

– Господа, надеюсь, вы не будете против, если на совещание я приглашу поручика Евсеева? – и, не дожидаясь ответа, сказал: – Вот и прекрасно. Пусть войдет.

Поручик Евсеев вошел в кабинет и представился.

– Садитесь, поручик, на любое понравившееся вам место, – сказал князь Андронников и продолжил: – Итак, господа, начнем с начальника штаба. Прошу вас, подполковник Циммерман, докладывайте. Только учтите сразу – отсиживаться в крепости мы не будем.

Подполковник Циммеман неопределенно кивнул головой. По всей видимости, заявление князя Андронникова в какой-то мере сбило его с толку.

– Ваша светлость, по данным, которые штаб успел собрать, – начал докладывать Циммерман, – Али-паша выставил против нас до 8 тысяч пехоты из регулярных войск, около 3-х тысяч кавалерии и около 7-и тысяч пешей и конной милиции. Однако это не значит, что сведения, о которых я доложил, исчерпывающие. Мы не можем исключить наличие у Али-паши и резерва, который может быть на подходе… – подполковник Циммерман выжидающе глянул на князя Андронникова.

– Продолжайте, – сказал тот. – Мы вас внимательно слушаем.

– Основная позиция, которую вчера занял неприятель, – продолжил Циммерман, – проходит по высотам на правой стороне реки Посховчай. Она тянется от селения Суплис, где Али-паша расположил свой штаб, до селения Садзель.

Князь Андронников обвел взглядом присутствующих.

– Вопросы к начальнику штаба есть? – спросил он и, выждав немного, сам же ответил: – Вопросов нет. Хорошо, – затем обратился к Циммерману: – Как я сказал, отсиживаться в крепости мы не станем. А посему готов выслушать ваши предложения на тот случай, если мы предпримем выход из крепости.

На этот раз подполковник Циммерман начал говорить уверенно, что сразу было всеми замечено.

– Наиболее выгодным, ваша светлость, может быть наступление на селение Суплис двумя колоннами. Одна в составе 4-х батальонов Горского полка и 2-х батарей поведет наступление с фронта с задачей занять высоты против селения. Другая колонна в составе тоже 4-х батальонов Белостокского полка с батареей горных орудий и отрядом милиции в это время должна скрытно спуститься к реке у села Кунджи и, сделав марш-бросок, атаковать неприятеля в Суплисе с тыла. Казачьим сотням и гурийской милиции в ходе атаки надлежит выйти на дорогу, ведущую на Ардаган с задачей не допустить подхода резерва неприятеля. У меня все, ваша светлость, – сказал подполковник Циммерман.

– Вопросы к начальнику штаба есть? – снова спросил князь Андронников.

В кабинете повисла напряженная тишина. Так прошло, наверное, с минуту.

– Вопросов нет. Прекрасно, – сказал князь Андронников, и тем самым словно подвел итог всему сказанному. – Прежде веку все равно не помрем. Итак. Командование войсками первой колонны я поручаю генералу Ковалевскому. Второй колонны генералу Бруннеру. Господа, прошу всех быть готовыми выступить завтра на рассвете. Точное время до вас доведет подполковник Циммерман. Все. За дело и с богом.

…Уже на выходе из штаба генерал Ковалевский придержал генерала Бруннера за локоть.

– Как вам все это нравится? – спросил он.

– Что именно? – уточнил генерал Бруннер.

– С семью тысячами выступить против 20-ти тысячного турецкого корпуса, – уточнил генерал Ковалевский.

– Все во власти божьей. Поживем – увидим, – ответил генерал Бруннер.

Генерал Ковалевский нервно передернул плечами. Ответ генерала Бруннера ему явно не понравился.

– Не ведает царь, что делает псарь. Иначе горе было бы и тому и другому, – не стерпел он.

Генерал Бруннер сразу не понял, о чем идет речь, а когда догадался, ему стало неловко. Он знал князя Андронникова еще с того времени, когда они вместе служили под начальством князя Паскевича. Андронников был потомком древнейшего грузинского рода, корни которого уходили к Византийскому императору Андроннику. Он любил Грузию, но и Россию считал своей Родиной. Правда, он не мог писать по-русски и с трудом выводил свою подпись, за что недоброжелатели за глаза называли его невеждой. Зато, в военном деле, был одарен Всевышним. Поэтому слова генерала Ковалевского Бруннер расценил как личную обиду, но не как злой умысел. И потому счел нужным заметить:

– Вы забываете про то, что один наш солдат стоит пятерых турецких. Да и князь Кобулов со своим отрядом, я слышал от подполковника Циммермана, где-то уже на подходе.

– Дай бог, чтобы все обошлось, – ответил генерал Ковалевский. – Да! Смотрите, не попадите под мои орудия. Видимость с фронта у меня будет никудышная…

4

…В 7 часов утра войска начали выходить из крепости. Было время, когда ночь еще не ушла, и темно-фиолетовое небо низко нависло над округой, а утро только рождалось где-то далеко за отрогами Наванет-Дага.

Холодный хрустально чистый воздух с гор невидимыми волнами накатывался в долину реки, превращаясь в густой туман.

Миновав старый город, сплошь построенный из низких каменных домов, войска вышли на исходный рубеж.

Князь Андронников еще раз напомнил начальникам колонн их задачу. Выглядел он спокойным, даже шутил, словно, и не предстоял бой с неприятелем, который почти в три раза превосходил числом.

Поручик князь Эрисов, командир Горийской дворянской сотни собственного конвоя Андронникова, указывая на восток, сказал:

– Иван Малхазьевич, скоро начнет рассветать…

Князь Андронников обернулся и некоторое время пристально вглядывался в кромку слегка посветлевшего неба, на котором появились розоватые проталины – предвестники утренней зори.

– Пора, – сказал он генералу Ковалевскому. – Начинайте!.. С богом!..

…Колонне войск генерала Ковалевского предстояло, по возможности, быстро преодолеть неглубокую лощину и занять высоты на левом берегу Посхов-чая на расстоянии не ближе пушечного выстрела из селения Суплиса, где на окраине стояла артиллерия противника.

Турки заметили движение русских батальонов и открыли огонь из орудий, когда они уже прошли лощину.

Ковалевский тут же приказал выдвинуть вперед все 14 орудий и открыть огонь по турецким батареям, которые просматривались как на ладони. Через полчаса артиллерийской дуэли турецкие батареи ослабили огонь, и штурмующие батальоны двинулись вперед.

Пока гремела артиллерийская канонада перед селением, войска генерала Бруннера выдвинулись к реке, преодолели ее вброд, и оказались в сотне саженей от садов с другой стороны селения.

Генерал Бруннер приказал развернуть батарею горных орудий и открыть огонь по селению.

Появление русских в тылу было для турок полной неожиданностью, как и выход их из крепости.

Услышав артиллерийский огонь за селением, генерал Ковалевский распорядился начать штурм Суплиса. И сам пошел впереди наступающей колонны егерей.

Адъютант генерала Ковалевского штабс-капитан Посальский и знаменщик прапорщик Шестерников попытались остановить его, но генерал Ковалевский с обнаженной саблей продолжал идти впереди шеренги, не обращая внимания ни на уговоры, ни на град пуль.

Когда до селения оставалось не более сотни шагов, батальоны с криком «Ура!» рванулись вперед.

Генерал Ковалевский увидел, как упал капитан Посальский в трех шагах от него. Затем упал знаменщик прапорщик Шестерников. Знамя тут же подхватили, не дав ему коснуться земли.

Рукопашная схватка началась сначала на позиции турецкой батареи, затем кровавым бесформенным комом покатилась дальше, наполняясь отчаянной матерной бранью, криками раненых и беспорядочными выстрелами.

В самый разгар схватки генерал Ковалевский почувствовал сильный удар в плечо. И тут же жгучая боль пронзила предплечье. Он на ходу ощупал рукав, который стал влажным от крови. Однако не остановился. За ним были батальоны.

Опрокинув неприятеля на окраине селения, разгоряченные схваткой, батальоны егерей на плечах противника ворвались в Суплик. В центре селения у мечети генерал Ковалевский увидел толпу турок, среди которых было много солдат. От толпы отделился мулла и пошел навстречу генералу Ковалевскому, что-то выкрикивая и, возводя руки к небу.

– Ваше высокоблагородие, что он хочет? – обратился к генералу Ковалевскому один из егерей.

– Просит пощады, – ответил тот. – Говорит, что солдаты сдаются в плен и призывает в свидетели Аллаха.

Егерь с сочувствием посмотрел на мулу.

– Ишь ты… Рай на том свете обещает, а смерти, видать, и сам боится.

…Совсем по-другому сложилась обстановка на другой стороне селения. Здесь турки бились отчаянно и даже потеснили подразделения генерала Бруннера к реке.

Князь Андроников приказал связному офицеру скакать к генералу Ковалевскому с приказом направить один батальон егерей на помощь генералу Бруннеру. Однако не прошло и четверти часа, как князю Андроникову доложили о скоплении турецкой конницы на правом фланге у соседнего аула.

Князь Андронников подозвал к себе начальника штаба подполковника Циммермана.

– Что у нас осталось в резерве? – спросил он.

– Три сотни казаков…

– И горийская дворянская сотня, – добавил князь Андронников. – Передайте мою просьбу поручику князю Эристову, пусть немедленно берет казаков, свою сотню и хотя бы на время сдержит турецкую конницу под аулом.

Турки, завидев казаков, не рискнули их атаковать и укрылись за аулом.

Вскоре к аулу подошли и егерские батальоны, и турецкая конница вместе с пехотой стала отступать к высотам, находящимся верстах в трех от селения Суплис.

– Ваша светлость, – обратился к князю Андронникову подполковник Циммерман, – нельзя допускать, чтобы турки закрепились на высотах!

– Вы правы, – согласился тот. – Пока войска воодушевлены успехом, надо атаковать. О!.. И Кабулова я вижу! Прекрасно!

…Стянутыми к высотам батальонами князь Андроников поручил командовать генералу Бруннеру.

Подполковник Циммерман попросил у князя Андроникова разрешения сходить в бой во главе передовой цепи стрелков.

Князь Андроников согласился.

Однако турки стали покидать высоты, как только выстроенные колонны русских батальонов с конницей на флангах двинулись на них.

К князю Андроникову на разгоряченном коне подскакал начальник гурийского конного отряда милиции князь Кобулев.

– Разрешите догнать турок? – попросил он.

– Не возражаю, – ответил Андроников и добавил: – Только вместе с казаками.

…Было около 12 часов, когда генерал Бруннер доложил князю Андроникову о том, что неприятель отступает, однако часть его войск все же закрепилась на высотах в пяти верстах от селения Памач.

– Сколько их? – спросил князь Андроников.

– Не более трех батальонов. Будем атаковать?

Князь Андроников на мгновение задумался.

– Будем, – решил он. – Где подполковник Циммерман?

– Мне сдается, ваша светлость, он уже там…

– Ну и хорошо. Отдайте приказ атаковать и гнать их до самой границы.

…Ночью выпал обильный снег. Дороги, горный хребет, соседние высоты и крыши домов – все покрылось пушистым белям саваном.

Дремотно-сонная загустелая тишина окутала серую глыбу крепости и только изредка голоса разводящих, меняющих караулы, нарушали этот хрупкий покой.

…Утром подполковник Циммерман положил на стол перед князем Андрониковым доклад о результатах боя. В нем значилось, что у турок отбито 11 орудий, 9 зарядных ящиков, две фуры со снарядами, 5 знамен и два артиллерийских склада с зарядами, патронами и бочонком с порохом.

Захвачен также был и турецкий лагерь с канцелярией командующего турецкими войсками Али-паши.

– … Я не стал писать о захваченных складах с мукой, ячменем и прочим, а также табуне лошадей. Полагаю это не столь важно… – сказал подполковник Циммерман.

– Но почему же? Для нас все важно, – поправил его князь Андроников. – Надо думать с таким запасом они собирались после захвата крепости идти дальше. Потери наши подсчитали?

– Да, ваша светлость. Убито 3 офицера, 48 нижних чинов и 29 милиционеров. Ранены генерал Фрейтаг, ему оторвало пулей палец на левой руке, и генерал Ковалевский получил ранение в предплечье. Также ранено 2 штаб-офицера, 2 обер-офицера, 193 нижних чинов и 48 милиционеров. Всего наши потери вместе с контуженными составляют около пятисот человек.

И подполковник Циммерман выжидающе посмотрел на князя Андроникова.

Тот поднялся из-за стола и молча заходил по комнате, которая служила ему и кабинетом и местом отдыха.

– Слава тебе, господи, – наконец произнес он. – Ангел хранитель был на нашей стороне. Для такой победы, которую мы одержали, это оправданные жертвы. – Потом остановился перед подполковником Циммеманом и поинтересовался: – А что у них?

– Пока трудно сказать, ваша светлость. Ночью выпал снег. Вчера было подобрано около тысячи раненых. Тех, кто в состоянии выжить, забрали местные жители… В плен взято 720 человек. Но в крепости держать их нельзя…

– Отпустите их, – неожиданно сказал князь Андроников. – Я думаю, после этого они разбредутся по своим горам, где их даже с собаками не сыщешь.

5

…Князь Воронцов дважды перечитывал Указ его императорского величества государя Николая I, полученный телеграфом, о награждении ахалцыхских героев и смахнул с глаз невольно набежавшую слезу благодарности. Милость его величества было щедрой.

Государь наградил князя Андроникова орденом святого Георгия 3-й степени, генералов Бруннера и Фрейтага орденами святого Станислава 1-й степени, подполковника Циммермана и штаб-капитана Пасальского орденами святого Георгия 4-й степени.

Нижним чинам государь соизволил выдать по десять военных Орденов на роту, батарею, эскадрон и сотню. И всем по рублю серебром.

Этим же Указом его величество пожаловал батальонам Брестского и Белостокского пехотных и Виленского егерского полков Георгиевские знамена.

В честь победы при Ахалцыхе в Тифлисе во дворце наместника был дан праздничный обед для местной знати.

За минуту до начала обеда князь Воронцов подозвал к себе генерал-адъютанта Барятинского и, глядя куда-то выше его головы, спросил:

– Скажите мне, милостивый сударь Александр Иванович, как получилось, что имя генерала Ковалевского не попало в наше донесение его величеству?

Генерал-адъютант Барятинский, нисколько не смутившись, ответил:

– Ваша святость, оплошность произошла. В первом тексте, который я вам дал на прочтение, имя генерала Ковалевского было вписано. Затем, после вашей правки текста, штабной писарь, переписывая текст, ненароком пропустил имя Ковалевского…

Князь Воронцов недовольно поморщился.

– Ну и что мне теперь прикажете делать? Извиняться перед генералом Ковалевским или как? Я не хочу, чтобы у меня над головой подушка вертелась!..

Барятинский промолчал. Он и сам понимал, что произошло непоправимое недоразумение.

– Ну, хорошо, – подумав, продолжил князь Воронцов. – Я знаю, как его отблагодарить. А вашего писаря за такую непростительную оплошность отправьте служить в Ахалцыхскую крепость. И не писарем, а в пехоту! – строго приказал он. И добавил: – Бог не Никитка, повыламывает ему лытки. Будет знать, как службу блюсти!..

…Князь Бебутов узнал о разгроме турок под Ахалцыхом через три дня и сразу загорелся желанием не отстать от ахалцыховцев. И такой случай ему скоро представился.

16 ноября утром из Александрополя вышел рабочий отряд под охраной полусотни казаков к селению Ак-Узюм на заготовку фуража и неожиданно столкнулся там с турецким разъездом. Селение Ак-Узюм находилось в 5 верстах от Баш-Шурагеля, и появления здесь турок никто не предполагал. В Александрополе были уверены, что все турецкие войска ушли в Карс.

Князь Бебутов тут же отдал приказ на выступление из крепости.

Александропольский отряд к этому времени состоял из десяти батальонов, двенадцати эскадронов, шести сотен казаков и одной сотни милиции. В распоряжении Бебутова было две конны и три пеших батареи. Всего 32 орудия. Зато все десятитысячное войско его состояло в основном из старых и опытных кавказских служивых, на которых он надеялся, как на самого себя.

В ночь на 17 ноября Александропольский отряд занял селение Баш-Шурагель, а на рассвете двинулся по Карской дороге по направлению к селению Пирвали.

В Баш-Шурагеле князь Бебутов узнал от местных жителей, что турецкая армия стоит не в Карсе, а в Суботане лагерем и со дня на день готовится на зиму уйти в Карс.

…Мглистое неприветливое солнце уже появилось из-за горного хребта, когда Александропольский головной отряд подошел к Пирвали.

Две казачьи сотни, идущие в авангарде головного отряда, захватили в Пирвали врасплох турецкий пост в составе сорока человек. Допросили. Выяснилось, что пост состоял из шестидесяти турок. На вопрос: «Где остальные?» турки отвечали одно и тоже. «Один Аллах знает…»

Стало ясно – успели ускакать.

Когда доложили об этом князю Бебутову, тот сразу помрачнел.

– Надо торопиться, – сказал он. – Через час в Суботане уже будут знать о нашем приближении.

От пленных турок удалось узнать, что в окрестностях Суботана находится 36 тысячный корпус под командованием Ади-паши.

Сам Ади-паша полагая, что боевые действия в связи с наступлением холодов уже окончены и русские не осмелятся вести в такое время года наступление в горах, 17 ноября выехал в Карс, чтобы на месте позаботиться о расквартировании своего корпуса в городе.

Начальнику штаба корпуса Ахмет-паши он приказал в 10 часов начать вывод войск из лагеря двумя переходами: сначала до селения Хадживали, что в 12 верстах от Суботана, затем в Карс.

Однако в 9 часов утра Ахмет-паше сообщили, что на пост в Пирвали напали русские и что их отряд движется по дороге к Суботану.

– Русские либо с ума сошли, либо упились своею поганою водкой! – раздраженно ответил Ахмет-паша. – Если это так, слава Аллаху! Приготовьте побольше веревок, чтобы я мог связать всех русских генералов. Я отправлю их в Константинополь, чтобы показать Сутану!

Через полчаса Ахмет-паше снова доложили, что русские уже переправились через Карс-чай!

Ахмет—паша, не сдерживая восторга, приказал поднять войска по тревоге и немедленно выступить с развернутыми знаменами, барабанами и музыкой.

…Этот день выдался на редкость солнечным. И хотя с раннего утра подмораживало, к 10 часам потеплело и вскоре все засияло в лучах яркого солнца ослепительным блеском.

Князь Бебутов в сопровождении своего заместителя генерала Индрениуса и командиров частей генералов Кашинского, Багратиона, Чавчевадзе и Багтовута под охраной казачьей сотни следом за авангардом переправился через неглубокую хрустальной чистоты речку Карс-чай и выехал на одну из высот, которые тянулись вдоль берега, и сразу перед ним открылась небольшая долина. Она еще сохранила местами яркий зеленый цвет и радовала глаз своей первозданной красотой.

Справа долина упиралась в подножье горы с пологим спуском и вершиной похожей на верблюжьи горбы, слева просматривался крутой спуск к реке.

С высоты как на ладони была видна Карская дорога с расположенным рядом селением, в центре которого стояла армянская церковь.

– Как называется это селение? – поинтересовался князь Бебутов.

– Угузлы, – ответил генерал Индрениус. И добавил: – В основном живут в нем армяне…

– Господа, турки! – прервал рассказ Индрениуса генерал Кашинский.

Все разом повернулись в ту сторону, куда указал генерал Кашинский и увидели, как со стороны дороги в долину входит колонна турецких войск.

Решение князю Бебутову пришло мгновенно.

– Господа, – обратился он к сопровождающим его командирам, – по-моему, втянувшись в эту долину, турецкие войска лишают себя простора для маневра. И этим грешно не воспользоваться!

Князь Бебутов распорядился построить войска в две линии. Генерал Кашинский возглавил первую основную линию. В центре приказал поставить две батареи. Для прикрытия батарей были выделены батальон Куринского и два батальона Ширванского полков и сводный отряд стрелков. На правом фланге линии посоветовал генералу Кашинскому поставить три дивизиона Нижегородских драгун с четырьмя конными орудиями. Подводы после того как будут разгружены ящики с боеприпасами вернуть к переправе. На левом фланге поставить два дивизиона Нижегородских драгун, батарею конных орудий и три сотни казаков.

– Если нет вопросов, действуйте. Не теряйте времени! – сказал князь Бебутов, обращаясь к генералу Кашинскому.

Кушинский сразу же поскакал к батальонам, которые уже выстроились на равнине.

– Вторая линия, – князь Бебутов обернулся к генерал-майору князю Багратиону. – Иван Константинович, возглавите ее вы. В ваше распоряжение поступают 3 батальона Эриванского полка, батальон Грузинского гренадерского полка, батарея из 6 орудий. Выстроите свои войска за первой линией на удалении не более трехсот саженей в готовности не допустить прорыва турок в тылы. Все, Иван Константинович. С богом. Теперь ваша задача, господа, – обратился Бебутов к генералам Чавчевадзе и Багтовуту. – Быть в готовности при первой же возможности нанести удары во фланг неприятеля. Генерал Чавчевадзе – на правом фланге, генерал Багтовут – на левом.

Князь Бебутов перекрестил Чавчевадзе и Багтовута.

– Все, господа. За дело.

Не прошло и получаса, как войска заняли свои позиции. А турецкие колонны все подходили и подходили, разворачиваясь в тесной долине в плотные боевые порядки на расстоянии пушечного выстрела от передовой линии русских войск.

Генерал Кашинский тут же решил воспользоваться оплошностью турок и распорядился всем орудиям первой линии открыть шрапнельный огонь по противнику, не успевшему закончить построение.

В ответ со стороны подножья горы с двумя округлыми вершинами загремела турецкая артиллерия, но сразу же смолкла после сильнейшего взрыва на позиции батареи, с которой к небу поднялся огромный черный столб дыма. По всей видимости, там взорвался пороховой склад.

«…Для начала неплохо, – отметил про себя князь Бебутов, наблюдая в подзорную трубу за происходящим».

С высоты хорошо было видно, как турки расположили свои войска, выдвинув правый фланг вперед и выставив там около двух десятков пушек. В центре выстраивались, невзирая на сильный огонь русских батарей, несколько пехотных батальонов и не менее полка кавалерии. На левом фланге просматривался овраг. Он был естественной защитой и не позволял неприятелю провести здесь быстрое наступление.

Мысль нанести удар по неприятелю в центре и по правому флангу и, таким образом еще больше стеснить его действия пришла в голову князя Бебутова сразу, как только он увидел построение турецких войск.

Князь Бебутов подозвал к себе генерала Индрениуса и поделился с ним своими соображениями. Тот согласился, однако добавил:

– У меня есть предложение, Василий Осипович. Для надежности дела поставить в центре ещё и гренадеров князя Орбелиани. Они и начнут атаку.

…Получив приказ атаковать неприятеля, князь Орбелиани вывел свой полк на исходную позицию. Впереди была неглубокая ложбина с пологими склонами и местами заросшая низким кустарником. На какое-то время она могла скрыть из поля зрения неприятеля наступающие батальоны гренадеров. Этим и решил воспользоваться Орбелиани.

Командирам 1-го и 2-го батальонов майору Турчановскому и майору барону Врангелю князь Орбелиани сказал:

– Господа, вы начинаете первыми. От того, как вы начнете, зависит успех не только нашего полка, но всего дела. Поэтому я прошу вас быстро сблизиться с неприятелем и атаковать его так, чтобы у него не оставалось даже малейшей надежды, что он уйдет отсюда победителем. За вами пойдут остальные батальоны. Я пойду с батальоном майора Турчановского.

Последние слова князя Орбелиани слегка смутили майора Турчановского.

– Ваша светлость, извините меня, однако первая линия несамое удобное место для командования полком, – сказал он.

Князь Орбелиани усмехнулся.

– Спасибо за совет, однако, со мной ничего не случится. А иду я вместе с вами для того, чтобы у солдат не было сомнения в успехе.

…Было около двух часов дня, когда батальоны егерей майора Турчановского и майора барона Врангеля ускоренным шагом спустились в ложбину.

Турки обнаружили движение русских егерей уже на выходе их из ложбины и открыли огонь из пушек. Однако снаряды их ложились на середине между егерями и первой линией турецких батальонов, до которых было саженей триста.

После нескольких залпов турки прекратили огонь, видимо опасаясь попасть по своим войскам. Зато по егерям открыли огонь штуцерные.

Князь Орбелиани выхватил из ножен саблю и, не оборачиваясь, крикнул:

– Братцы, за мной!..Ура!..

Сначала, грозное «Ура!» подхватили гренадеры. Затем оно загремело слева и справа, и позади тысячекратным разноголосием, идущих навстречу смерти людей.

Невзирая на убийственный огонь турецких стрелков, гренадеры, неся потери, сблизились с неприятелем и коротким штыковым боем заставили турок попятиться.

– Ай да молодцы! – в запальчивости повторил князь Орбелиани, пробивая саблей себе дорогу. Он только один раз оглянулся, чтобы увидеть майора Турчановского.

– Где командир батальона? – спросил он у пробегающего мимо него рослого гренадера.

– Убит, ваша светлость, – на ходу ответил тот.

Турки, опешив в первые минуты от яростной атаки гренадеров, вскоре опомнились и, подтянув резервные батальоны, оказали гренадерам ожесточенное сопротивление.

Подход еще двух батальонов, следовавших за гренадерами, тоже не принес успеха. Турки вводили в бой все новые и новые войска.

К князю Орбелиани пробился командир первой роты, взявший на себя командование батальоном вместо майора Турчановского. Он подтвердил, что Турчановский действительно убит и сообщил, что тяжело ранен и майор Врангель.

– Что делать? – обратился командир роты к князю Орбелиани.

– Атаковать! – ответил тот. Он хотел еще что-то сказать, но не успел. Совсем рядом разорвался снаряд, выпущенный из батареи, стоящей в глубине турецкой обороны.

Князь Орбелиани почувствовал сильный толчок в грудь и упал навзничь. Попытался подняться, но не смог…

…Бебутов, наблюдая с высоты за атакой гренадерского полка, заметил, что на какое-то время среди атакующих появилось замешательство.

Взяв из резерва 2 роты Эриванского полка и 4 пеших орудия, князь Бебутов сам повел их на помощь гренадерам.

Весть о том, что князь Бебутов в рядах сражающихся, мгновенно облетела полк. Гренадеры усилили натиск на неприятеля.

Одновременно князь Багратион с двумя полными и одним неполным батальонами Эриванского полка второй линии скрытно прошел по дну оврага и ударили туркам по левому флангу. Не выдержав яростного натиска русских, турки стали отходить в глубину своей обороны. Однако их отход был прерван атакой линейцев и драгун генерала Багтовута. Воспользовавшись замешательством турок, линейцы и драгуны зашли им в тыл и, установив сходу конную батарею, открыли огонь картечью с близкого расстояния.

Стремительная атака гренадерских батальонов и кавалерии генерала Багтовута принудила турок смешать свои боевые порядки и начать беспорядочный отход.

Тем временем и войска генерала Кашинского, потеснив турок в центре, стали охватывать их правый фланг.

Генерал Кашинский приказал развернуть знамена и ударить в барабаны.

– Вперед! – крикнул он. – За царя и за Россию! За мной!

Ощерившись штыками, батальоны егерей бросились вперед, увлекая за собой все наступающие войска.

После яростного штыкового боя турки не выдержали натиска русских батальонов и, опасаясь за свой правый фланг, отступили частью войск к селению Угузлы, частью по Карской дороге в сторону Суботана.

…Было уже около трех часов пополудни, когда турки полностью оставили долину с дымящимися рваными ранами, изуродованными телами убитых и ошалело мечущихся по ней лошадей.

Спустя полчаса войска Александропольского отряда подошли к селению Угузлы и взяли его в кольцо.

К генералу Бриммеру подъехал князь Бебутов.

– Ну что, приказывайте батареям открыть огонь.

– С удовольствием, – ответил тот и поскакал на позицию батарей, установленных на дороге.

После нескольких залпов картечью из селения показалась группа всадников с белым флагом.

Князь Бебутов, уже давший приказ генералу Кашинскому на атаку, остановил его.

– Ну-ка, ну-ка. Подождите! – сказал он. – Что это за гости?

– Ясное дело, – ответил генерал Кашинский. – Парламентеры…

– Переговорщиков встречаете вы. Условие одно – сдача в плен. Других условий не будет, – заявил князь Бебутов и, крутнув коня, ускакал к расположению войск князя Багратиона.

Переговоры длились не долго. Генерал Кашинский предъявил парламентерам ультиматум: или в течение часа турецкие войска складывают оружие и выходят на дорогу, или начнется штурм.

Через час из селения начали выходить толпами турки, складывать оружие на обочине дороги и строиться в колонну под руководством своих офицеров.

Князь Бебутов со стороны наблюдал за происходящим.

Поручив прием пленных генералу Индрениусу, он оставил ему три сотни казаков, а сам с отрядом двинулся по дороге в сторону Суботана, где находился лагерь турецкого корпуса, выслав вперед авангард под командой князя Багратиона.

…Когда авангард подошел к лагерю, его встретила настороженная тишина. В лагере не было ни одной живой души. По всей видимости, турецкие войска, не заходя в лагерь, направились в Карс.

6

Известие о поражении турок под Суботаном и бегство корпуса Абди-паши в Карс долетело до Тифлиса быстрее, чем пришло донесение от Бебутова.

Князь Воронов ликовал.

С получением же донесения от Бебутова Воронцов облачился в парадный мундир, вызвал к себе начальника штаба генерала Барятинского и приказал:

– Садись, Александр Иванович, на мое место и пиши!

– Ваша светлость, я могу и рядом сесть, – смутился тот.

– Садись и пиши! – повторил князь Воронцов. – Готов? Вот и хорошо. Заглавие сам составишь на имя государя… Значит так – князю Бебутову Орден Святого Георгия 2-й степени, генералам Багтовуту, Багратиону, Чавчавадзе – тоже по Ордену святого Георгия 3-й степени и ходатайство о производстве их в генерал-лейтенанты. Генералу Кашинскому и Индерениусу по Ордену Святого Станислава первой степени. Нижним чинам по 10 военных орденов на роту, батарею, эскадрон, сотню. И просьбу выделить из казны серебром по 2 рубля на каждого человека. Ничего не пропустил? Чтобы не вышло как в прошлый раз! Теперь вставай с моего мета, а то еще понравится кресло наместника, – пошутил князь Воронцов. – Ну что, Александр Иванович? Разве не молодец Бебутов? – и он указал на донесение Бебутова, которое лежало у него на столе. – Взял лагерь Абди-паши, обозы, артиллерию! Шесть тысяч убитых, раненых и пленных! После такого поражения Абди-паша не скоро оправится. Мне думается, предстоящая зима доведет армию Абди-паши до полного развала. И что не менее важно: теперь ждать выступления против нас курдов, аджарцев и прочих туземцев нам не придется. Вот так, Александр Иванович. Одним махом двух зайцев ухлопали!..

Генерал Барятинский сдержанно кивнул головой.

– Я согласен с вами, Михаил Семенович, – ответил он и тут же добавил: – Однако с началом лета все может измениться…

Князь Воронцов вяло махнул рукой.

– До лета, может, и война кончится, друг мой!.. – сказал и тяжко вздохнул. – А, впрочем, ты прав. Такие войны скоро не кончаются. Не за земли. За веру. Тут никто и никому не уступит… Грозную тучу Бог пронес. Теперь нам остается молиться и молиться, – князь Воронцов вдруг как-то странно посмотрел на Барятинского, словно, намеревался выведать у него что-то потаенное. Немного подумал и неожиданно спросил: – Александр Иванович, скажи мне только честно, мог бы Бебутов еще решительнее действовать против Абди-паши?

Генерал Барятинский даже растерялся от такого вопроса.

– Ваша светлость, Бебутова трудно упрекнуть в чем-либо. Вступить в бой с 36-и тысячным корпусом, имея у себя всего 10-ть тысяч и заставить неприятеля обратиться в бегство…

Князь Воронцов часто закивал головой.

– Да… да… Это верно, – согласился он. – Я имел в виду преследование турок до Карса.

Генерал Барятинский с легким недоумением посмотрел на князя Воронцова. Тот не мог не знать, что несмотря на большие потери у Абди-паши оставалось еще сильное войско. К тому же отряд Бебутова шел перед этим ночь и почти целый день, вел бой. Преследовать турок 40 верст до Карса было бы неблагоразумно.

– Михаил Семенович, я полагаю, князь Бебутов поступил правильно, – повторил Барятинский. – А если учесть, что у него было около пятисот человек раненых и столько же убитых…

Князь Воронцов сокрушенно вздохнул.

– Все верно, Александр Иванович… Это я размечтался по-стариковски, – признался он. И, словно, оправдываясь, продолжил: – Человек так устроен: если хорошо, то побольше. Ты не задерживай с донесением его величеству. Железо куй – пока горячо. Ну, ступай с богом, мне еще туземную делегацию принимать надо.

Воронцов посмотрел в спину удаляющемуся генералу Барятинскому и, вдруг, усмехнулся. На ум ему пришли его же собственные слова, которые он произнес только что в качестве шутки. «Теперь вставай с моего места, а то еще понравится кресло наместника…»

«…А что?.. Тоже князь… – подумал он. – И не известно усидел бы я в этом кресле, если бы великая княжна Ольга Николаевна вышла замуж за Барятинского…»

О влюбленности Ольги Николаевны в князя Барятинского, когда он еще служил в Петербурге, ходили легенды. Однако Николай I решил по-своему: выдал свою дочь Ольгу за наследника вертембергского престола, а князь Барятинский получил назначение на Кавказ под негласный надзор самого Воронцова. И, насколько было известно Воронцову, ни Барятинский, ни великая княжна Ольга Николаевна, не нашли свое счастье.

Став уже королевой, Ольга Николаевна так и не полюбила своего супруга, ибо король был падок на садомский грех. А князь Барятинский, женившись потом, так и не переставал любить Ольгу Николаевну…

Вспомнив сейчас об этом, Воронцов на какое-то время погрузился в невольное уныние. Что-то не то происходило вокруг…

«…Долго мы покоились в самодовольном упоении нашими прежними победами, славой и могуществом, – подумал он с тихой грустью. – И не увидели как Европа отвернулась от нас… и все потому, что мы сеяли добро силой… Но как поступить по-другому, ежели по Европе уже какой год летает дух бунтарства, непредсказуемого своеволия и революций?..»

Князь Воронцов был далек от мысли винить в случившемся государя Николая I. Он не просто уважал, он любил его.

Еще до восшествия на престол, Николай Павлович, будучи командиром гвардейской дивизии и исполняя обязанности инспектора по военно-инженерной части, успел много сделать для армии. Это при нем открылись военно-учебные заведения: ротные и батальонные школы, главное инженерное училище и высшая школа гвардейских подпрапорщиков.

В тоже время Воронцов не мог понять, как случилось, что войска по-прежнему были вооружены устаревшими ружьями и орудиями. Не хватало даже пороха, не то что снарядов…

И все победы добывались русским штыком, безудержной храбростью солдат и офицеров и их кровью.

Воронцов прошел в угол, где стояла на столике икона Божьей Матери в золотом обрамлении, подаренная ему на 70-летие офицерами Кавказского корпуса, с трудом опустился перед ней на колени и еле слышно прошептал.

– Святая Матерь-божья, дай мне силы с достоинством пройти до конца свой путь, не пасть духом и не убояться невзгод, кои еще предстоит пережить не мне одному, а всему русскому народу. И не взыщи строго с меня, твоего раба божьего, за то, что я проливаю людскую кровь не по своей воле, а во славу земли русской и ее веры вечной и нерушимой…