Читать книгу Заговор жрецов - Константин Петришин - Страница 55

К середине февраля погода устоялась, и даже заметно потеплело. Несколько дней кряду светило тусклое солнце, однако и этого было достаточно, чтобы Мукден ожил. Ярче засветились окна русских трактиров и китайских забегаловок. В центре Мукдена снова заработали публичные дома, у подъездов которых почти до утра дежурили коляски, развозя по квартирам засыпающих на ходу офицеров.

Куропаткин за две недели объехал почти все войска. Встретился с командирами дивизий и бригад, и везде говорил: «Терпение, господа. Еще немного терпения…» Что будет потом, он не говорил.

В Мукден Куропаткин вернулся к исходу дня 14 февраля. Не успел снять с себя шинель в своей приемной, как вошел начальник разведотдела полковник Пневский.

– Как съездили, Алексей Николаевич? – спросил он.

– Плохо, – сердито ответил Куропаткин. – Командиры дивизий жалуются на большое поступление старших возрастов…

– Это полбеды, Александр Николаевич, – слегка прищурившись, заметил полковник Пневский. – Я сегодня получил информацию о том, что передовые части армии Ноги подходят к Ляояну. Надо полагать, день-другой и они соединяться с главными силами армии маршала Ойямы.

Лицо Куропаткина застыло, словно маска. Затем стало покрываться матовой бледностью.

Он молча прошел в кабинет и тяжело опустился на диван, стоящий у окна.

– Значит, проморгали… – глухо произнес Куропаткин и поднял на вошедшего следом за ним начальника разведотдела полные растерянности глаза.

– Александр Николаевич, никто не проморгал, – спокойно возразил полковник Пневский. – Если бы нам с вами доложили даже неделю тому назад о подходе армии Ноги, ничего бы не изменилось. Вы же все равно не собирались наступать, как это вам советовали командующие армиями. Мы с вами предполагали такой вариант. Не Владивосток – значит Мукден. Так и вышло.

Куропаткин счел необходимым не спорить с начальником разведотдела. Полковник Пневский был прав.

…16 февраля начальник штаба генерал Сахаров доложил Куропаткину о том, что армия Ноги соединилась с войсками маршала Ойяма.

На следующий день японские войска повсеместно на протяжении 110 километров перешли в наступление. Первый ожесточенный бой произошел на левом фланге фронта, где стояли части 1-й армии генерала Линевича, однако все атаки японцев были отбиты. Это сразу успокоило Куропаткина. 19 февраля бои на левом фланге фронта разгорелись с новой силой.

В этот же день японцы предприняли попытку обойти правый фланг фронта. После двухчасового боя командующий 2-ой армией барон Каульбарс отдал приказ войскам отойти на вторую позицию за реку Нуньхэ.

Пока Куропаткин решал, что предпринять дальше, японцы вклинились между 2-ой и 3-й армиями. Образовались гигантские клещи, охватывающие войска барона Каульбарса и барона Бильдерлинга.

Когда Куропаткин это понял, было уже поздно…

24 февраля в результате трехдневного боя японцы прорвались и в центр обороны армии генерала Линевича у деревни Киузаня.

Куропаткину ничего не оставалось, как отдать приказ на отход своих войск к Телину и оставить Мукден.

…За несколько дней Куропаткин похудел и осунулся. Он мало разговаривал, много пил и разрешал входить к нему в вагон только генералу Сахарову и полковнику Пневскому.

– …Мы и здесь не устоим, – сказал он однажды генералу Сахарову, когда тот зашел к нему с очередным докладом. – Подготовьте приказ об отходе на Сыпингайские позиции. Там мы или умрем, или остановим их.

Куропаткин потянулся к бутылке с коньяком.

– Пить будете? – спросил он, не поднимая головы. – Если не хотите, не пейте…

Выпил и, вдруг, тихо засмеялся.

– Я не знаю, кто там… его величество или кто-то другой сказал: «Куропаткин – не Берклай-де-Толи…» Ну и что? Куропаткин есть Куропаткин. А за спиной Кутузова все были герои!..

Он снова потянулся к коньяку, однако генерал Сахаров убрал бутылку со стола и поставил ее в открытый сейф.

– Алексей Николаевич, я полагаю, пора брать себя в руки. Война еще не окончена. Мукден – это не конец света.

Куропаткин поднял голову.

– Что известно о наших потерях? – спросил он, не спуская с генерала Сахарова воспаленного взгляда.

– По тем донесениям, которые уже прислали, тысяч 60… Но, наверное, больше…

– Вот видите… – Куропаткин жалко усмехнулся. – 60 тысяч… А может, больше… Это я виноват во всем. Я не удержал резерв до необходимого часа. Доверился генералу Чинагову. Он убедил меня, что не выстоит без дополнительной казачьей дивизии. Он просто обманул меня. Ему понадобилась дивизия, чтобы прикрыть свой, извините, зад!..

А командир 6-го сибирского корпуса знаете, что отчебучил? В разгар боя передал свой корпус в подчинение командира дивизии 1-го армейского корпуса и уехал в село Тава отдыхать. Утром вернулся в корпус, а корпуса нет. Он даже не мог мне приблизительно назвать район, где находится его корпус!.. Это бог меня наказал за все мои грехи, – неожиданно признался Куропаткин. – 60 тысяч… В армии барона Бильдерлинга 60 тысяч штыков… Потеряна целая армия… Господи, прости меня за все мои прегрешения. Я знаю, что понесу наказание от его величества, но прости ты. Ибо душе моей не будет покоя и на том свете…

Генерал Сахаров слушал Куропаткина молча, не желая усугублять и без того тяжкое настроение Главкома. Он доложил ему, что в самый разгар боя, когда чаша весов уже могла склониться волею судьбы в сторону русской армии, командующий 3-й армии барон Бильдерлинг, по сути дела, уклонился от встречного боя с японцами на выходе их частей к Мандаринской дороге и дал возможность противнику вклиниться между подразделениями 2-й и 3-й армии. Не лучшим образом проявил себя и командующий 2-й армией барон Каульбарс. Он узнал об обходе его фланга японцами уже после того, как их передовые подразделения оказались у него в тылу…

– Алексей Николаевич, донесение его императорскому величеству будем отправлять? – спросил генерал Сахаров, когда Куропаткин выговорился и умолк.

Тот рассеянным взглядом посмотрел на генерала Сахарова.

– Будем… Конечно, будем, – ответил он и добавил: – Не забудьте упомянуть, что мы не только воевали, но и охраняли железную дорогу на протяжении почти 2 тысяч верст и держали там, ни много – ни мало, 14 полных батальонов пехоты и 24 сотни казаков, защищая эшелоны от шаек хунхузов и японской конницы. А впрочем, пишите, что хотите, милостивый сударь…