Читать книгу Эльнара. В объятиях короля. Первый русский любовно-эротический роман - Кора Бек - Страница 7

Увлеченный своими сердечными делами, Генрих VI ни сном – ни духом не ведал о разыгравшейся в стенах его гостеприимного дома любовной драме. Удивившись скорому отъезду родни, он, однако, не стал удерживать гостей и даже нашел для себя некоторое утешение в том, что герцог Филипп Арагонский теперь уже не скоро посетит Ланшерон, так как почувствовал, что младший брат короля Франции не на шутку увлекся графиней Ангалесской, а ему нельзя было доверять.

И вот через день после бала ланшеронский королевский двор вдруг враз опустел. Все предыдущее время, занятый сначала подготовкой к празднику, потом – общением с гостями, Генрих, оставшись в своем доме один, внезапно ощутил, как гнетущее, безмерное одиночество взяло его в крепкие тиски, безжалостно сдавливая грудь и пригибая к земле, словно хотело отнять у него всякую волю к жизни и надежду на спасение в этом огромном холодном мире.

Вспомнив об обещании, что он дал накануне герцогине Шепетон, Его Величество направил коня в сторону загородного дома, где в последние годы большей частью жила Кристина, дабы иметь возможность беспрепятственно принимать у себя коронованного любовника, так как строгие правила тех давних лет накладывали негласный запрет на многие вещи, из – за чего, в том числе, тайная любовь была для всех особенно сладостна и притягательна.

Однако, к удивлению Генриха, знакомый ему до мелочей и радушный до приторности дом, вдруг оказался наглухо заперт. При этом в одном из окон второго этажа мелькнуло на мгновение лицо Кристины, но тяжелая портьера тотчас вновь была плотно задернута чьей —то невидимой рукой: любовница явно не хотела его видеть по каким – то ей одной известным причинам. «Видит Бог, я пытался быть любезным кавалером, но моя любезность отчего – то нынче пришлась не ко двору», – сказал сам себе государь, приготовившийся к упрекам со стороны без сожаления отвергнутой им фаворитки, и теперь испытывавший определенное облегчение от несостоявшейся встречи.

Не задерживаясь более у высоких запертых ворот, король развернулся и, пришпорив верного скакуна, без промедления направился туда, куда всегда рвалась его, жаждавшая чистой и искренней любви, душа. Ведь с того самого мгновения, когда он впервые увидел Эльнару, его безумно, просто нестерпимо влекло к ней. Быть может, оттого, что своей изумительной женственностью и трогательной хрупкостью графиня Ангалесская напоминала ему покойную мать, королеву Генриетту, Генриху VI казалось, что он знает ее целую вечность. Эльнара была ему дорога и очень сильно нужна.

Стоило только государю отъехать от дома герцогини Шепетон, как в окне второго этажа показалась Кристина. Уже не таясь, она стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу, и слезы ярости прозрачными горошинами медленно стекали по ее лицу, покрытому красными пятнами, когда она собственными глазами наблюдала за тем, как в нетерпении пришпоривая коня, неверный любовник направлялся к замку графини Ангалесской. Но остановить его от этого шага Кристина никак не могла.

Позабыв обо всем на свете, хозяйка дома долго с тоской смотрела в окно. Потом, взглянув на себя в зеркало, в отчаянии заломила руки, твердые розовые губы дрогнули и страдальчески скривились. Зеркало в угол полетело, вслед за ним отправился попавший под горячую руку небольшой германский сервиз. На шум прибежала фрейлина. Разгневанная от ощущения собственного бессилия, госпожа едва не надавала ей пощечин, но проворная служанка успела вовремя увернуться. Измученная герцогиня рухнула в ближайшее кресло и, немного помолчав, спросила:

– Где тебя черти так долго носили, бестолочь беспросветная? Курьер вернулся?

– Вернулся, госпожа, но, увы, порадовать вас мне нечем.

– Французский королевский двор, надо полагать, так далеко отъехал, что мой курьер его нагнать не сумел?

– Ах, если б в этом была вся беда!

– Значит, лейб – медик Карла Прекрасного совсем некстати отошел на небеса?

– Да он здоров, как племенной бык!

– Неужто разгорелась война между Ланшероном и Францией?

– Вы слишком хорошо думаете о Короле грез, хозяйка! Да если б не его брат – забияка Филипп, солдаты французской армии давно разбежались бы, как тараканы по всей стране. Уж кто только над ними нынче не насмехается, а ведь при жизни Луи Непобедимого такое и в самом страшном сне не могло бы присниться!

– Что за околесицу ты несешь, глупая женщина? Какое мне дело до французов?! Лучше приведи поскорее в порядок свои куриные мозги и вспомни, наконец, куда и зачем мы отправляли намедни курьера?

– Да не так – то уж, думаю, я и глупа, коль почтенного гробовщика сумела собой увлечь. Наверное, вы помните, госпожа, я вам рассказывала недавно, какая по молодости меня беда постигла. Эх, надо было сразу в его дом хозяйкой входить, а не крутить хвостом, как сивая кобыла, хотела себе цену набить и вот как неудачно все вышло!

– Зато ужасно повезло гробовщику! Ведь своей несносной болтовней ты не успела, Луиза, омрачить ему последние дни его жизни. А, впрочем, причем тут какой —то гробовщик?! Речь должна идти обо мне!

– Но о душе всегда полезно подумать, хозяйка! Никто не знает, когда пробьет его час, и он вдруг на небесах негаданно – нежданно окажется. К примеру, лично я надеюсь попасть в рай. Даром, что все свои прегрешения я заношу в купленную по такому случаю тетрадь, чтобы на Божьем суде сразу покаяться во всем и потом с чистой душой переступить порог нашего вечного дома.

– И много грехов у тебя набралось?

– Думаю, не больше трех.

– Неужто за тобой всего лишь три греха, дуреха? Да я никогда этому не поверю!

– Я имела в виду, госпожа, три десятка. Ну, может, четыре или пять, пока что я не пыталась сосчитать их точное количество.

– Ты хотела сказать, сорок или пятьдесят? Порой тебе скромность, Луиза, совсем – таки не к лицу. Ну – ка, быстрее сознавайся во всем!

– Грешу я, хозяйка, большей частью по мелочам, и уж настолько мои проступки мелкие, что их можно назвать «грешки». Посудите сами, какая беда, если кому – то взятых в долг денег я не вернула? Так на то у меня и память девичья, замужем – то я ни разу еще не была! Случалось бывало, что я кого – нибудь немного обирала, но ведь Господь сказал, что с ближними всегда надо делиться! Помню, в доме Брюшонов я частенько не доливала молока хозяйским кошкам, а сама его тайком выпивала. Однако меня на это толкала госпожа де Брюшон. Если бы она не была такой скупой, все ее кошки были бы сыты и слуги довольны!

– Это та самая графиня де Брюшон, у которой новый загородный дом сгорел прошлым летом? Говорят, что она тогда чуть с ума не сошла от горя.

– Представьте, как я оттуда вовремя ушла! Два года я служила ей верой и правдой, а хозяйка этого толком не ценила. Хотя я свое место всегда знала и, в отличие от прочих слуг, противных брюшоновских кошек тайком не пинала. Жалование она мне так и не повысила, а все только лишь обещала, и в один прекрасный день я эту скрягу, слава тебе, Господи, покинула!

– Мое терпение, Луиза, предупреждаю, подходит к концу! И, если ты сейчас же, не отвлекаясь на всякие глупые байки, не расскажешь мне, чем закончилась встреча курьера с лейб – медиком Карла Прекрасного, я пошлю за кучером с розгами.

– Уж так я не хотела вас расстраивать, госпожа, но, видно, никуда не деться от этого. Господин Дюпон просил передать, что, не видя вас воочию, он затрудняется сказать что – либо определенное о вашей болезни. По его мнению, остается лишь ждать, когда красные пятна, появившиеся у вас на лице и всем теле, сами собой сойдут. Лекарь ничуть не сомневается в том, что скоро вы вновь будете радовать окружающих своей несравненной красотой!

– Выходит, он ничем не может мне помочь?! Я должна просто сидеть и ждать, пока все встанет на свои места? О, Боже, что за чудовищная нелепица! Я хотела Генриха собой очаровать с помощью душистой воды, а сама сегодня даже не смогла его принять! Но все ли ты, Луиза, мне в точности передала, ничего не забыла?

– Ну, еще лекарь весьма любопытствовал по поводу того, как вы пользовались его водой? К счастью, курьер ничего толком не знал и лишнего как будто бы не сболтнул.

– Зато я теперь, наконец, поняла, по чьей вине эти пятна противные у меня появились! Лейб – медик ведь предупреждал, что душиться его водою нужно дважды в день, а что ты, курица безмозглая, мне насоветовала? Ты же с этим флаконом от меня почти не отходила, Луиза, и так усердно поливала, как будто надеялась на моем теле вырастить цветок. К тому же, сия душистая вода на деле оказалась какой – то вязкой и дурно пахнущей жидкостью. Столько неприятностей я с ней претерпела, и чем все обернулось?

– Я ведь ради вашего блага, госпожа, старалась! Хотела, как лучше…

– Ах, зачем я только тебя на службу взяла, да уж лучше бы ты в доме Брюшонов сгорела, несчастная дуреха! Ну, что уставилась на меня, как будто покойника вдруг увидела?

– Да я подумала о том, как здорово, что ваш дом не сгорел, госпожа!

– Типун тебе, дура, на язык, ты хоть понимаешь, что говоришь?!

– Еще как понимаю, хозяйка! Ведь душистая вода, при помощи которой вы надеялись Его Величество приворожить, относится к черному колдовству. А за такие дела небеса всегда наказывают людей!

– Не пойму, к чему ты клонишь, Луиза?

– Все очень просто, госпожа. Наверное, вам доводилось слышать, что жизненный путь каждого из нас прописан в Книге судеб и тот, кто пытается свою судьбу изменить, прибегая к силам колдовства, подпадает под праведный гнев Господа? Между прочим, за примером не надо далеко ходить. После пожара мою бывшую хозяйку, графиню де Брюшон, еще одна большая утрата постигла. От нее вдруг супруг ушел, заявив, что ему до смерти опротивел кошачий дух. Правда, я этих тварей тоже терпеть не могла, даром, что в доме их было тогда штук двадцать, но ведь целых пятнадцать предыдущих лет граф этих кошек терпел! Неужто не мог потерпеть еще десяток – другой годков, дождавшись, пока его, слабая здоровьем супруга, на тот свет не отправится? Потом – то он мог спокойно жениться на молодой, оставив себе все, что с прежней женой нажил. А между тем, кухарка в доме Брюшонов мне как – то, помнится, говорила, что хозяйка наша водила дружбу с разными колдунами, надеялась с их помощью молодость свою сохранить, да не тут – то было! А вам, считай, повезло: за вашу ворожбу лишь тело и лицо оказались немного подпорчены. Скоро эти пятна сойдут, и, уверена, вы вновь будете всех своей красотой радовать!

– Посмотрела бы я, Луиза, как ты запела, если б с тобой такое случилось! Что же ты не вспомнила про все эти жуткие поверья, когда я на встречу с лейб – медиком ходила? Между прочим, ты рядом со мной тогда была!

– Каюсь, я виновата! Но слишком велико было мое желание видеть вас супругой Его Величества, хозяйка. Теперь свою ошибку хочу исправить.

– Вряд ли тебя сильно терзает чувство вины, дуреха! Лучше признайся, что с жизнью за столь ужасную ошибку расставаться не хочется? Чем теперь проступок свой намерена искупить?

– Конюх с королевской конюшни мне давеча сказал, будто он слышал разговор государя нашего с Карлом Прекрасным накануне отъезда из Ластока французского двора, в котором Генрих Бесстрашный очень сетовал на то, что у него нет наследника до сих пор. Еще они о какой – то войне вели речь, значит, Его Величеству тем более надо будет жениться скорее! А, скажите на милость, как он может пойти в бой, зная о том, что за спиной у него никого нет?

– Наконец, Бог наставил Генриха на путь истины, и он всерьез заговорил о наследнике престола! За такую поистине добрую весть разрешаю тебе, Луиза, поцеловать мою руку. Да хватит, хватит лобызать, с тебя довольно и одного поцелуя! Теперь надобно подумать над тем, как сделать так, чтобы Генрих возжелал увидеть меня, а не кого – нибудь другого хозяйкой в своем доме? Ты даже не представляешь, Луиза, какая же это беда – женить на себе короля!

– Первым делом с графиней Ангалесской надобно, госпожа, разобраться. Если эта чужестранка не будет смущать государю его светлый разум, Его Величество непременно обратит свой благосклонный взор на вас. Ведь он уже далеко не тот безрассудный юноша, что, очертя голову, рвался в бой. Теперь, прежде чем на войну отправляться, он должен ввести в свой дом хозяйку.

– Ну, а куда же мне эту чертову чужестранку, скажи, девать? Краса Востока, понимаешь ли, тут нашлась! Да в Ланшероне есть дамы, ее намного интереснее и краше! Путается все время под ногами, так бы, кажется, и убила эту выскочку собственными руками! Мне, вон, даже свою бывшую фрейлину пришлось направить к ней служить, но пока ничего интересного Регина, увы, не сообщила. А ведь сколько денег пришлось мне заплатить прежней служанке графини Ангалесской только ради того, чтобы она отказалась от своего места! Впрочем, хорошо уже то, что за чужестранкой неусыпно следит наш человек. Надеюсь, скоро я буду знать о ней все!

– Это вы, госпожа, хорошо придумали! Но у нас нет времени ждать, пока чужестранка вдруг оступится, чем – либо уронит себя в глазах Его Величества, и он в ней, наконец, разочаруется. Ваша мечта стать королевой Ланшерона быстрее сбудется, если мы поможем графине Ангалесской отправиться на тот свет.

– За такие вещи, Луиза, грозит даже не каторга, а виселица! Мне же, признаться, еще не надоело на белом свете жить. Ведь никакая власть на земле не стоит того, чтобы из – за нее лишаться жизни. А, может, ты хочешь сделать благое дело и взять всю вину на себя, если тайна убийства графини раскроется?

– Сказать по правде, хозяйка, мне жизнь не меньше, чем вам мила. Я в это дело только из – за того и встреваю, что рассчитываю на вашу благодарность, поскольку, став супругой Его Величества короля, вы без особого ущерба для своего кошелька, могли бы увеличить своей верной служанке жалование в два, а то и в три раза! Да простятся, Господи, все прегрешения мои, уж так мне хочется хотя бы под старость лет пожить по – людски!

– В столь важном деле, Луиза, всякая благодарность должна стоять на последнем месте. Главное сейчас, чтобы я стала супругой короля, тебе это понятно? Лучше расскажи, что ты придумала для чужестранки?

– Чужестранку следует отравить, причем таким ядом, который никто не смог бы распознать! Так, чтобы в один прекрасный день она легла в свою постель, да так бы там и осталась, погрузившись в вечный сон. Что, здорово я придумала, хозяйка? Его Величество немного погорюет и успокоится. Уверена, госпожа, что вы, как никто другой, сможете утешить нашего славного короля!

– А где мы такой яд возьмем, не навлекая на себя лишних подозрений?

– За лейб – медиком Карла Прекрасного остался должок, поскольку он вам так и не помог своим хваленым средством и даже, можно сказать, причинил вашему драгоценному здоровью вред. Вот пусть теперь этот негодник и ответ, как положено, держит! К тому же, господин Дюпон живет довольно далеко. В Ластоке никто ничего, даст Бог, не узнает. А уж когда мы получим от него яд, придется Регине доказывать свою преданность вам не на словах, а на деле.

– Однако яд – не любовное зелье. От такого деликатного заказа лейб – медик может и отказаться. Да и за прошлую работу он, помнится, ни гроша от меня не получил. Как же мы теперь этого француза в наши сети заманим?

– Вам это лучше знать, хозяйка. Но более подходящего для этого дела человека, боюсь, нам будет трудно подыскать.

– А если мне взять его на испуг, Луиза? Ведь лейб – медик государя не имеет права пятнать свое имя, и быть замешанным в каких – то колдовских делах. Жаль, я не могу обратиться с жалобой к Карлу Прекрасному, поскольку тогда о моей встрече с лейб – медиком обязательно узнает Генрих и сразу поймет, что я намеревалась его приворожить, а этого он явно мне не простит. Однако я в неплохих отношениях с фавориткой Короля грез. Думаю, как женщина женщину, она меня поймет и поддержит.

– Кстати, я слышала, будто на недавнем балу по случаю Дня трубадура Карл Прекрасный увлекся этой старой грымзой – маркизой де Борду. Вряд ли теперь графиня Померанская откажет себе в удовольствии уколоть неверного любовника. Впрочем, до этого дело, быть может, и не дойдет. Сначала я пошлю лекарю письмо, и тогда мои дальнейшие действия будут зависеть от его ответа. Да, неплохую мысль, Луиза, ты мне подала! Иногда, кикимора болотная, ты бываешь довольно – таки не глупа, а сейчас пошла прочь и пусть никто не смеет тревожить меня!

Вдохновившись очередным замыслом по взятию короля, Кристина без промедления села за письменный стол. В своем послании напористая дама безо всяких обиняков заявила, что в появлении красных пятен на ее лице и теле якобы всецело виноват господин Дюпон, не оправдавший возложенных на него лестных надежд, из – за чего теперь он обязан без сучка и задоринки выполнить ее новый заказ.

Получив это странное письмо, лейб – медик короля Франции испытал одновременно разочарование и тревогу. Уезжая из Ластока, он очень надеялся на то, что впредь ему не придется иметь никаких дел с герцогиней Шепетон, что он просто забудет ее, как страшный или неприятный сон. Но она не только вновь его нашла, но еще и потребовала исполнить новый, весьма сомнительный заказ. В письме Кристина ни словом не обмолвилась об оплате, как это мастерски умеют делать иные богачи, поскольку бедняки, стыдясь безмерно своей нужды, обычно стараются, если и не заплатить вовремя, то хотя бы пообещать вернуть долг при первом удобном случае, что уже отчасти утешает того, кто им волей или неволей помогает. Герцогиня Шепетон была богата и в помощи не нуждалась, она ее требовала.

Однако более всего господина Дюпона тревожило то обстоятельство, что Кристина каким – то невероятным женским чутьем сумела угадать его наиболее уязвимое место. Ведь если бы она пообещала пожаловаться на него Карлу Прекрасному, в этом случае опытный придворный служитель не обратил бы на слова герцогини почти никакого внимания, поскольку Короля грез по – настоящему волновали лишь собственное здоровье и внешность, на все прочие вещи монарх смотрел достаточно снисходительно. Конечно, он мог лейб – медика для порядка чуть – чуть пожурить, но вскоре бы об этом происшествии напрочь позабыл в отличие от графини Померанской, которая имела скверную привычку вмешиваться во все дела, если они каким – либо образом касались Его Величества. А к мнению фаворитки государь всегда прислушивался, и это могло иметь для лейб – медика весьма неприятные последствия.

Была еще одна серьезная причина – не оставлять без внимания письмо герцогини Шепетон, так как, уезжая на праздничный бал в Ласток, господин Дюпон в спешке допустил ошибку, перепутав флаконы, из – за чего маркизе де Борду досталась ненужная ей душистая вода, а Кристине – предназначенная маркизе мазь от радикулита. Об этой ошибке невезучий лекарь узнал, когда на обратном пути французского королевского двора в Париж его нагнал курьер с письмом от своей, в гневе пребывавшей госпожи, с ног до головы покрывшейся красными пятнами.

Только теперь лейб – медик догадался, в чем причина неожиданного увлечения короля госпожой де Борду. Видно, собираясь на бал, вдова решила впрок намазать мазью свое больное место, ну а поскольку содержимое флакона оказалось на удивление жидким, то старуха за раз все на себя и опрокинула, вызвав в государе, сама того не желая, столь сильные чувства, что они едва не повлекли за собой большой скандал. В свою очередь, нетерпеливая герцогиня Шепетон, мечтавшая, что ни для кого не являлось секретом, выйти замуж за Генриха Бесстрашного, день и ночь нещадно втирала в себя мазь, что в итоге обернулось для нее банальным раздражением кожи. Однако Кристина свою вину признавать не пожелала, а как это стало ясно из письма, начала донимать господина Дюпона нешуточными для него угрозами.

Да, за королевским лекарем водился грех колдовства, но он занимался этим исключительно ради того, чтоб прокормить свою семью, ведь жалование при дворе он получал довольно скромное. Правда, эта должность позволяла ему общаться с теми, кто ради удовлетворения своей прихоти, или просто из любопытства готов был выложить хорошие денежки за то, что для лекаря большого труда, как правило, не составляло.

В общем, господин Дюпон не жаловался на судьбу и никакого подвоха от нее не ожидал, как вдруг она ему нанесла такой жестокий удар! Ведь, если герцогиня Шепетон осуществит свою угрозу и пожалуется на него Элоизе Померанской, то лейб – медику с должностью при дворе наверняка придется попрощаться. Фаворитка была достаточно умна, чтобы сопоставить между собой два, связанных с балом в Ластоке, события. Разумеется, она бы ни за что лекарю не простила увлечения короля маркизой де Борду и даже, может быть, настаивала бы на его казни. Естественно, такой расклад дел господина Дюпона никак не устраивал, а потому он не посмел отказать Кристине, лишь попросил в ответном письме с исполнением заказа немного подождать, так как подобные вещи требовали к себе крайне внимательного и бережного отношения.