Читать книгу Одегон – 03,14 - Лариса Харахинова - Страница 17

Еще Дашка пару раз попала на сеанс маркетингового исследования – более часа среди нескольких десятков человек надо было потратить на заполнение многостраничной анкеты, чтобы получить немного денег. Маркетологи, эти юные полубоги новой эры, создающие потребности, о которых общество до них и не подозревало, в костюмах с иголочки и агрессивным парфюмом, проводили исследования довольно часто – в разных залах, у разных метро, и репрезентативную выборку из народа многие из них организовывали частично за счет знакомых и сарафанного радио. Информация передавалась из уст в уста, и периодически, если совсем на мели, можно было попасть на подобное исследование и заработать нелишнюю копеечку.

У Ксюши, окончившей московский вуз, знакомых было море, и она частенько получала информацию о неплохих исследованиях с хорошим бюджетом – так, например, когда речь шла о марках автомобилей, могли за сеанс выдать и по триста рублей. Иногда Ксюша направляла вместо себя Дашку, и это всегда оказывалось весьма существенным подспорьем.

Возвращаясь как-то домой после очередного подобного заработка на исследовании шоколадных пристрастий населения, с небольшой суммой денег, Дашка, продрогшая до костей, решила зайти в ближайший магазин погреться и высмотреть укромное местечко, где можно было бы облегчить душу, приютившуюся в состоянии раздавленного желе под мочевым пузырем. Бесцельно блуждая среди отделов, рассматривая разные разности на предновогодних витринах, она случайно попала в отдел люстр. И застыла, как статуя зачарованного странника.

Это было фееричное зрелище – десятки самых разнообразных светильников висели над ней, сбоку, вдоль стен, прямо перед глазами. Огромные люстры из хрусталя, или бог весть из какого стекла, свисали с потолков, изящные настенные бра, всегда ассоциировавшиеся у Дашки с понятием уюта, усеивали стены, напольные торшеры стояли прямо под люстрами. Почти все они были включены, и этот мощный световой хор изливал свое стократ-стоваттное светоизвержение на всех, кто проходил мимо. То было сияние рая, праздник радостного света, несущего тепло и любовь в каждом своем фотончике.

Дашка, замерев, стояла посреди ликующей вакханалии света, всей кожей впитывая его энергетику, любуясь слегка подрагивающими подвесками, рассеивающими свет, дробящими его на тысячи лучиков и зайчиков, отражающихся от зеркал, от стен, друг от друга. Они сверкали и слепили, и грели, и ласкали душу согревающими потоками. Дашка простояла бы так целую вечность, ни о чем не думая, просто наслаждаясь выпавшим моментом. Ей, пригревшейся в лучах рая, совсем не хотелось выходить в декабрьскую темень. Прикрыв глаза, она сквозь ресницы смотрела на мириады световых осколков, снопов, вспышек, отражающихся от каждой хрустальной подвески, от зеркал, от витрин, – веселый, беззаботный свет раннего детства.

Таким интенсивным он был только в июльский полдень, на земляничной полянке, куда её впервые вывез дедушка в 2 года, и это было так давно, что она не умела ещё искать ягоды, и только сидела на травке, у распряженной телеги, посреди залитого солнцем леса, пока все остальные собирали землянику. А она, безмятежный младенец, жмурясь, подставляла солнцу то одну щеку, то другую, и слушала жужжание пчел и стрекот кузнечиков, рассматривая оранжевые крылатые создания, порхающие от цветка к цветку, и одинокие белые барашки облачков, невозмутимо плывущие по ярко-синему небу.

Эта любимая картинка из кладовой памяти всегда являлась Дашке, когда ей хотелось бежать от тоскливой реальности и погрузиться в беспечную негу, как теперь, стоя в центре морозно-слякотной вечерней Москвы, она наслаждалась льющимся на неё со всех сторон светом. Закрыв глаза, подставляя то правую, то левую щеку навстречу земляничной полянке памяти, она почти впала в транс, стоя посреди зала, как сомнамбула, с легкой улыбкой и прикрытыми глазами.

В потоках света, сквозь полуопущенные веки, она увидела приближающийся силуэт со светящимся нимбом и крыльями за спиной. «Это ангел, – ангел света», – пригрезилось Дашке, и она шагнула навстречу распахнутым объятиям небесных крыл.

«Вас что-то интересует?» – спросил ангел дружелюбным голосом. Дашка, открыв глаза, увидела девушку с угасающим ореолом вокруг головы. Ангел на глазах превращался в земное создание, с безучастно-внимательными глазами и бэйджиком «Анжела» на груди.

– Да, интересует, настольная лампа, – пришлось ответить Дашке. Конечно, она не походила на человека, выбирающего огромную двухметровую люстру, висящую с потолка почти до самого пола.

– А какая лампа вам нужна конкретно? – девушка не отставала.

– Ой, нет, мне нужна настенная. Бра с хрустальными подвесками, – ответила Дашка. Сама же подумала: «С бриллиантовыми тебе нужна, коза баянная! И всеми мушкетерами в придачу. Давай-ка делай отсюда ноги, пока не всучили какой-нибудь безумный торшер с бахромой».

– Все хрустальные в том углу, пройдемте, я покажу, – девушка пошла вперед, и Дашка, с заплетающимися ногами, направилась за ней, внутренне борясь с собой.

«Действительно, а почему бы не купить и не повесить над кроватью красивое бра, право имею или тварь я дрожащая? Деньги эти все равно в унитаз уйдут, а так хоть уютно будет, – плаксиво заныл внутренний голос. – Долгими зимними вечерами буду я смотреть на хрустальные подвески и вспоминать поляны детства. А то в комнате верхний свет какой-то сумрачный. И настольная лампа только для работы за столом годится. И вообще в Москве не хватает света, сплошной ноябрьский депрессняк. Света мне, света, и побольше!».

Дашке не хотелось выходить из этого зала. Но и делать вид, что выбираешь лампу, тоже было неудобно перед девушкой, которая натренированным взглядом видела её мучительные борения духа с кошельком.

Обычно, когда в салоне всяких красивостей к ней подходил менеджер, Дашкин кошелек, воюющий за свою неприкосновенность, неизменно побеждал, обзываясь «баянной козой», и обращал в постыдное бегство. Но иногда дух расточительства, выдавая себя за дух свободы и независимости, и вообще, прикидываясь духовным созданием, далеким от низменности кошелька, одерживал-таки обидные победы на самом, казалось бы, защищенном участке Дашкиного бюджетного лимита.

Однажды ей пришлось купить не предусмотренный статьей расхода флакончик туалетной воды «Трезор», при том весьма прозаичном факте, что Дашка никогда не была фанатом духов, более того, она терпеть не могла дам среднего и юного возраста, поливающих себя, как садовник куст сирени. У Дашки, как у большинства деревенских девочек, был довольно обостренный нюх, не убитый в детстве загазованным воздухом. И со временем даже выработалась аллергия на интенсивный парфюм, коим сплошь и рядом грешат российские гражданки, не стесняющиеся выливать на себя полфлакона зараз. Душные, плотной стеной стоящие запахи вызывали спазм где-то в глубине между бровями, и, если не убежать от источника сразу же и продолжать его вдыхать, дело могло закончиться сильнейшей мигренью.

В частности, это относилось и к духам «Трезор», само название которых рычало и лаяло в уши, что, тем не менее, не спасло её от цыганского гипноза обаятельной дамы-консультанта в салоне. Она Дашку фактически зазомбировала и всучила бутылёк с туалетной водой ей в руки, улыбаясь и что-то рассказывая доверительным тоном, так, что Дашка опомнилась только дома. Флакон долго стоял на самом видном месте как грозное предупреждение из серии «мементо мори». И, чтобы добро зря не пропадало, Дашка изредка наносила совсем капелюшечку за уши. В микроскопических дозах Трезор ей нравился, к тому же дамой было обещано, что шлейф этих знаменитых духов привлечет к ней рой мужчин её мечты. Увы и ах! Напротив, со временем Дашка заметила, что при использовании духов из этого флакона с ней всегда случалось что-то из ряда вон.

И после той нелепой покупки ненужного ей флакона Дашка боялась ввязываться в разговоры с менеджерами в салонах. А они были порой так навязчивы, как охотники, казалось Дашке, они бродили по магазину и выискивали себе жертву, которую затем доводили либо до публичной истерики, свидетелем чего она стала однажды, либо до кассы с товаром, который затем оказывался ненужным по большому счету.

Дашка вышла из отдела люстр с маленькой настенной лампой в форме колокольчика, внутренне приняв тот факт, что за состояние блаженства, охватившее её в этом зале, она заплатила и даже прихватила с собой, в серые сумерки, осколок светового счастья. И с тех пор, попадая в большой магазин, она первым делом искала отдел светильников и летела туда, словно бабочка к огню, помедитировать под сиянием вечности. Хотя бы несколько минут недвижного покоя под льющимися потоками света – и он словно смывал с неё всю коросту тоски и наполнял сердце искоркой предчувствия света в своей жизни. И даже когда ангел сияния, приняв обличье менеджера, изгонял её из рая своим появлением, ей хватало полученной порции света, чтобы не впадать духом в зимнюю спячку.