Читать книгу Раннее позднее - Лазарь Соколовский - Страница 15

Кончалась Тобольском волна декабризма,

оставив нетронутым царственный зал.

Наивный, далекий от будничной жизни,

последний российский романтик сгорал.

Небесные хоры… мистерия духа…

и александрийский классический стих…

Ревела пурга. Было страшно и глухо.

«Зовите Ивана…» —

«Допрыгался, псих!»

Так было всегда: одинокая скрипка

рвалась, словно пульса спадавшего нить.

Он сам понимал обреченность попытки

удушье свинцовое духом пробить.

Романтик – романтиком, но отдаленно

провидя: с восстаньем дела не ахти,

он встал под крамольные эти знамена,

поскольку не мог никуда не идти.

В мороз, с пистолетом, слепой, неуклюжий,

мечтая добраться – чудак! – до царя…

И вот безнадежно теперь занедужил,

но шепот упрямый:

«А все же не зря!

Конечно, когда бы узнали солдаты,

зачем их в то утро на площадь вели…»

Минуты свободы – года казематов,

кандальный трезвон вдоль великой земли.

«Зовите Ивана…»

Пустая бабенка,

которая как-то случилась женой,

ответила резко: «Послала девчонку.

Чего разорался! Лежи, коль больной!»

Чадила лампада, и под полом мыши

скреблись не к добру. Раздражал даже звук.

«Нашелся работник! Все пишет да пишет,

бумагой набухал аж целый сундук.

А проку-то: нищий, к тому же опальный,

и мне не мужик, и малым не отец…»

Уныло поддакивал сонный квартальный,

обязанный справить законный конец.

Дверь настежь – ворвался взволнованный Пущин:

«Ну, что он? Ужели никак не спасти?»

Гнусавил дьячок:

«Грех гордыни отпущен,

с надеждой, душа, в мир терпенья лети.»

Какая ирония – слово прощанья

добило, поэт не стонал в забытье,

уже не подсуден, границу страданья

уже миновал и российский Шенье.

И Пущин заплакал: «Так скоро и все мы…

и та же немая Россия окрест…» —

«Иван! – как сквозь тьму. – Там стихи и поэмы,

возьми!»

И застыл указующий перст…

«Еще хоть минуту! Куда же ты, Виля!..

Прощай, брат, я сделаю все, что смогу…»

Он низко склонился. А тучи спешили,

лиловые гривы трепля на бегу,

где Русь потихоньку силенку копила —

на что? Кабы знать, как она не проста…

Романтик сгорел, придавила могилу

чугунная, как с той картечи, плита.