Читать книгу Сто дверей - Лена Барски - Страница 19

Не знаю, как у вас, а у меня самые любимые домашние тапочки фирмы «Биркеншток». Да, те самые немецкие «Биркеншток», которые вызывают неконтролируемый ужас у всех французов. Кстати, «Биркеншток» – один из признаков, по которому сразу видно настоящего немца.

Представьте себе, например, немецкого шпиона. Его забросили в тыл врага, прямо в российскую глубинку. Он заселяется в какую-нибудь убитую избушку, открывает чемодан, достаёт оттуда аккуратно сложенную шинель образца 1945 года, брюки защитного цвета с отутюженными стрелочками, голубые кальсоны цвета «поздравляю, у вас мальчик» с кармашком для свободного входа и выхода и – домашние тапки «Биркеншток», крепкие такие, солидные, настоящая вещь, из толстой кожи дикой свиньи, собственноручно забитой на охоте в баварских прериях и выдубленной под жёстким солнцем пустыни.

Закрытый носок с анатомической стелькой, создающей ощущение, что под вами песок, комфорт для дома и за его пределами, качество, которое всегда с тобой, идеальная посадка для здоровой походки и для прямой осанки, жемчужина ортопедической мысли, поддержка пальцев ног, углубление в области пятки, внутренний рельеф. Ну и сразу понятно, что никакой он не русский. С домашними тапками «Биркеншток». А простой немецкий парень. Да к тому же шпион. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Да, кстати, впервые я увидела «Биркеншток» в поезде, ехавшем в направлении Киев—Берлин. Стояло жаркое лето 2004 года. Я ехала к себе на свадьбу, которая должна была состояться третьего июля точно по расписанию. Там меня уже ждали. В купе со мной ехал молодой немец. По его бесприютному и беспризорному виду я решила, что он студент. Точнее, придурок.

Из одежды на нём были шорты и шерстяные носки в стиле «привет от бабушки из далёкой Сибири». И поверх носков – домашние тапочки «Биркеншток» из ценной необработанной кожи. Мы уже четыре часа стояли на границе с Польшей. Поезд наш мучительно долго и основательно переводили на другие рельсы, как будто вставляли ему искусственную челюсть.

Все туалеты были закрыты. Перед туалетами стояла грудью проводница и недрогнувшим голосом с металлической, как звон наручников, ноткой повторяла: «Санитарная зона». Воздух в купе так нагрелся и сгустился, что по нему можно было ходить. Я смотрела на студента в шортах и думала: «Придурок, сними носки. Прошу тебя. Ну, сними. А то я за себя не отвечаю». Но придурок носки так и не снял. Поезд вздрогнул, крякнул, как после стопочки на посошок, и покатился дальше. В Европу. Так произошло моё первое знакомство с домашними тапочками «Биркеншток».

А потом Яцек подарил их мне на день рождения. Случилось это не сразу. На первый день рождения после нашей свадьбы он мне подарил зубную щётку. Электрическую, конечно, чтобы вы ничего такого не подумали. Мама спросила меня: «А что он тебе подарил на день рождения?» А я ей ответила: «Зубную щётку».

На второй мой день рождения после нашей свадьбы Яцек подарил мне домашние тапочки «Биркеншток». Мама меня снова спросила: «А что он тебе подарил на день рождения?» А я ей ответила: «Домашние тапочки». На следующий раз я запретила ей спрашивать. И отвечать тоже перестала. А зачем мне дополнительные проблемы? Ведь реальность жизни в другой стране не объяснишь. Сказала: молчи и не спрашивай. Не вмешивайся не в свои дела. Ты всё равно ничего не понимаешь. Как там у нас в Германии.

Я теперь на все остальные домашние тапки смотрю свысока и только в сравнении с «Биркеншток». У меня даже развился снобизм «Биркенштока». Ещё лучше – расизм «Биркенштока», как у высокородной английской аристократии. Все эти тряпичные с прэлестным шерстезаменителем, или скромные, но с начёсом, или блёстками посередине, типа звёздная пыль, в клеточку или полосочку в стиле «как я соскучилась по бабушке в Шотландии», а то и облепленные цветущими розами со всех сторон, как навозными мухами, – поносишь пару недель, стелька залоснится, местами скукожится, свернётся в катышки, как вывалившийся геморрой, так что при одном виде становится как-то не по себе. Или резиновые какие-нибудь, которые с каждым шагом хрустят, как свежий непрополотый снег. Всё это не для меня. Я теперь фанат «Биркенштока». О-ле-е-е, о-ле, о-ле, о-ла-а-а.

Хотя принципы у меня тоже есть. В отличие от махровых немцев, которые любят носить «Биркеншток» не только дома, но и на улице, особенно обожают пройтись в них по Парыжу и сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни, до такой степени безумия я ещё не дошла. Париж я люблю. И Париж любит меня. Я дорожу теми, кто меня любит. И стараюсь лишний раз их не разочаровывать. Поэтому в Париж надеваю только розовые угги. А «Биркенштоки» как верная собака в это время сидят и ждут меня дома.

Они знают, что никуда я от них не денусь. Я обязательно вернусь. Ведь я их люблю, мои домашние тапочки «Биркеншток». И очень надеюсь, что это взаимно.