Читать книгу Иронический человек. Юрий Левитанский: штрихи к портрету - Леонид Гомберг - Страница 15
Леонид Гомберг. Война и мир Юрия Левитанского[1]
13
ОглавлениеПоследствия «переходного периода», о котором постоянно твердил Ю. Левитанский, распространяются, по его мнению, не только на социальные процессы современного российского общества, но и в не меньшей мере на его культурное состояние, в особенности на литературу.
Обратная сторона свободы творчества явилась вдруг самым неожиданным образом: оказалось, что при наличии достаточных финансовых возможностей напечатать можно все что угодно… А поскольку деньги и талант совпадают редко, то возникли целые завалы бездарной литературы. Но и это печальное обстоятельство Левитанский трагедией не считал: если сегодня книжный рынок забит детективами, порнографией, просто бездарными стихами и прозой – то, значит, через все это надо пройти.
На то и «переходный период»… Неуверенность большинства общества в своем будущем, социальная и политическая нестабильность вызывают к жизни разные «шаманские страсти»: колдунов, предсказателей, целителей, экстрасенсов и прочих кашпировских и чумаков.
Для поэзии особенно характерно появление огромного количества шарлатанов: пышный расцвет «формалистических» течений – постмодернизма, метафоризма и даже какого-то метаметафоризма, а также так называемых неорганических направлений – например, постобериутов.
Ю. Левитанский никогда не верил в серьезность каких бы то ни было течений, направлений и группировок. В лучшем случае, он видел в них лишь повторение каких-то всем давно известных «сценариев» на манер Крученых, Хармса или раннего Заболоцкого, но только на гораздо более низком уровне.
И тем не менее нынешним любителям поэзии приходится иметь дело с очень молодыми и очень энергичными людьми, обладающими желанием и средствами печатать книги, издавать сборники, устраивать поэтические вечера и «болтаться на Западе». Вообще, «западные специалисты», по его мнению, не очень искушены и не очень хорошо информированы о текущем литературном процессе в России – имена А. Тарковского, Д. Самойлова, В. Соколова, самых значительных поэтов последней четверти века, говорят им не много. Кое-кого их этих стихотворцев уже нет в живых, но даже те, что работают и по сей день достаточно активно, не имеют ни времени, ни здоровья, ни желания, ни средств толкаться на модных тусовках. Зато нет-нет да и услышишь, что, скажем, в Голландии прошла презентация новой книги «выдающегося российского поэта Пупкина». Кто такой этот Пупкин – бог его знает!
Если же говорить серьезно, подчеркивал Левитанский, то вся история как русской, так и мировой поэзии свидетельствует о том, что уже вскоре после появления всех многочисленных «течений» от них ровным счетом ничего не остается.
К понятию (да и термину) «поэтическое поколение» Ю. Левитанский испытывал доверие никак не большее, чем к пресловутым «течениям». Среди поэтов «военного поколения», подчеркивал он, мы обнаруживаем стихотворцев самых разных уровней мастерства и таланта: с одной стороны – Самойлова или, скажем, Межирова, а с другой… Тактичный Левитанский никогда не позволял себе называть своих коллег с «другого конца горизонталей».
Даже «тематические совпадения» далеко не всегда очевидны: есть немало поэтов, как он выражался, «раз и навсегда чокнутых военной темой», а есть и такие, как он сам, которые о войне пишут мало и неохотно.
Впрочем, Ю. Левитанский не отрицал вовсе того огромного влияния, какое оказало военное прошлое на его сверстников.
Стремление обобщать, объединять поэтов в «течения», «поколения» и «обоймы» пришло к нам, по его словам, из времен «Краткого курса», где «в четвертой главе товарищ Сталин с соратниками» объясняет публике азы социалистического реализма. На самом деле задача литературоведения заключается не в том, чтобы «объединять и обобщать», а наоборот, показать, чем один поэт отличается от другого. Это и есть самое трудное, но и самое существенное и совершенно необходимое.
Ю. Левитанский не любил слова «элитарный»: оно казалось ему каким-то искусственным… Но он понимал, что миф про самый читающий в мире народ должен уйти в небытие. (Он смеялся над шуткой: «Россия – самая читающая в мире… Пикуля страна».) Настоящую литературу не станут читать многие, а поэзия – вообще для избранных. Их всегда будет меньше, чем, скажем, болельщиков футбола…
«Литература, и в частности поэзия, должна быть свободной (в идеале она всегда свободна) от политики, от идеологии, от конъюнктуры, – говорил он. – Но поэзия не может быть свободной… от самой себя! Поэзия не может быть свободной от мира человеческой души – наших страданий, горестей, страстей, любви…»