Читать книгу Иронический человек. Юрий Левитанский: штрихи к портрету - Леонид Гомберг - Страница 16

Год 1995-й, наверное, должен представляться сегодня «звездным часом» поэта Юрия Левитанского, торжественным актом его запоздалого признания соотечественниками и финальным действом растянувшейся драмы – выходом на поклон перед благодарной публикой… В самом деле, в мае ветеран Великой Отечественной отметил 50-летие победы, а в июне был удостоен звания лауреата Государственной премии России за поэтическую книгу «Белые стихи».

После долгих лет несправедливого и глухого молчания пресса, казалось, взорвалась целым фонтаном статей, интервью, рецензий и публикаций: газеты вдруг дружным хором запели осанну «поэту-фронтовику», «поэту и гражданину». Были, конечно, среди этих публикаций заметные удачи, были просто «датские» отписки – но дело не в этом. Попытка прессы сделать Ю. Левитанского «модным поэтом» была заранее обречена на провал: поэты такого масштаба заведомо находятся вне существующей сегодня конъюнктуры.

Левитанский покорно встречался с журналистами, мягко, но настойчиво произносил провидческие слова, облаченные в простую, а порой и в банальную форму – естественно, пролетавшие мимо ушей нашей читающей публики в той политической чехарде, – и все оставались при своих интересах, довольные друг другом: журналисты – Левитанским, публика – журналистами, а Левитанский – просто возможностью всерьез высказаться публично, может быть впервые в жизни.

Перелистывая сегодня те, уже изрядно пожелтевшие газетные страницы, убеждаешься в том, что Ю. Левитанский оказался настоящим кладезем для фрондирующей, но слегка заторможенной демократической прессы. Для начала выяснилось, что, так сказать, в наличии имеется лишь один, последний, крупный российский поэт, из тех, кто участвовал в войне: несколько лет назад ушел из жизни Д. Самойлов, А. Межиров пребывал за границей… Самый младший оказался самым старшим и вообще – единственным… Органическая неспособность Ю. Левитанского лицемерить и лицедействовать (при том, что как истинный интеллигент он выбирал слова помягче, порой просто стесняясь называть вещи своими именами) часто приводила к тому, что обычная вроде бы журналистская беседа помимо чьей-то воли вдруг обретала оттенок почти исповедальный, а иногда – сенсационный.

Особенно это касалось его оценки итогов прошедшей войны, которая резко контрастировала с ура-патриотической риторикой большинства российских средств массовой информации, в том числе и «демократических»… Его раздражение проявлялось тем отчетливее, чем больше он прислушивался к «грохоту грозненской канонады» – на этом фоне все запланированные на май торжества выглядели и циничными, и нелепыми.

Тем не менее в один из праздничных дней он надел парадный костюм и отправился в военкомат, где ему была вручена юбилейная медаль. Концерт армейской самодеятельности он посмотрел (представляете, какой-то сержант из музвзвода играл на баяне – но уйти было неудобно!), но от бесплатного обеда все же уклонился; вернулся расстроенный, ворчал и глотал пилюли…