Читать книгу Фартовый. Остросюжетный роман… из цикла «Ворьё» - Леонтий Шергин - Страница 5

Начну повествование с пересылки Пскова. Очень значимового этапа «по жизни».

Пройдя «процедуры» ленинградского филиала Сербского, направленного туда, после второго побега, на этот раз из зоны, я, был признан вполне адекватным «сидельцем», но требующим постоянного внимания и контроля со стороны администрации, попал на Псковскую пересылку.

С чего бы это случилось, до конца не понимал. Да, особо и не задумывался. Псков, так Псков.

Как обычно, с самодельным вещмешком за спиной и увесистой кружкой в руке, замотанной в полотенце, утяжелённой двумя каблуками кирзовых сапог сокамерника по «психушке, отправленного на этап, босиком, поскольку через Землю, ощущал связь с Богом, вхожу в камеру, с одноэтажными нарами, человек на двадцать, закиданными шмотьем. Кружка нужна была как аргумент, если попаду не с ту камеру. В шестидесятые, если попадешь «не туда», например, к явным ссученным или «пидерам», что было обычным явлением, а тут, уж, ори не ори, тебя не переселят, расчёт мог быть, только, на свои силы.

Вижу распаренные, в летней жаре, физиономии «бродяг» и приветствовав «честнЫх» сидельцев, представившись, как положено, спрашиваю:

– Кто старшОй?

От окна, забранного в «намордник», оттолкнувшись от подоконника, направляется в мою сторону, среднего роста, лет сорока с небольшим, кавказец. В малескиновых брюках, в «напуск» и мягких хромовых сапогах, почти без каблуков. С приятной улыбкой, широко разводя руками, с «распальцовкой», он подходит ко мне, демонстрируя типичную тюремную походку. Толпа на нарах, как я понял, в ожидании «концерта», замерла.

– Да, дарагой! А, мы тебя, ждали. Проходи, дарагой! Я, «Дзюба»! Слыхал, надеюсь. Держи краба

– Погоди, дарогой, ты, с крабом. «Дзюба», наверное, уже, пару лет, во всю, как рулит на Кавказе? Свободная птица.

«Дзюба», широко улыбаясь, всеми тридцати двумя зубами, в золотых фиксах, «гортаня» русский слог, продолжает:

– Да вот, грехи наши тяжкие, не отпускают! Тут «мусора», меня, вытащили, на опознание трупа одного «бродяги». Не нашли ничего лучшего, как опять, меня, в кандалы «заковать». Они думают, что, я, в курсе, кто тут «беспредельничает». А, о тебе…, кацо, я слышал… от Гиви…. Вопросов, думаю, нет? Гиви мне родня. Он тебя не иначе как братом называл. А, родня моей родни – моя родня. Вот твоё место, отдыхай. «Базар» за жизнь, какими путями, ты, тут, это всё потом….

Я упал на нары и, уставший от узких деревянных скамеек автозака, уснул, вольготно раскинувшись, думая вдогонку, что:

– …где Грузия…, а где Псков…. И, то, как быстро распространяется слухи через «тюремное радио». Даже тут, за решеткой, не спрячешься…. Но, Гиви! Кажется, как давно это было. Сквозь сон, я, слышал, как «Дзюба» пререкался с «дубаками», пытавшимися поднять меня на вечернюю «поверку».

Нахлынувшие воспоминания, «в дреме», еще долго не давали заснуть.

Весна. Дурманящие запахи расцветающей природы. Разлегшись, на рубероидной, нагретой солнцем, кровле, одного из цехов промзоны, не просматриваемые со сторожевых вышек, авторитетные ЗЕКа, лениво поглядывали на жизнь, за забором. Колония находилась в центральном районе региональной столицы. Иногда, оттуда, снаружи, прилетали «грев» с сигаретами и плиточным чаем. Так, как – то незаметно, «без напряга», «скорешились» мы с Гиви, с Кавказа и Васей «Пузырем», из местных. Желание покурить хороших сигарет, полученных от грузинской диаспоры, «чифирнуть» чаёк, заботливо заброшенный на крышу, друганами «Пузыря», сближало. У меня, стезя была своя, как я считал, воровская. Обычно, я, рассказывал им расхожие, лагерные, байки и истории, ставшие уже легендами, а они, слушали, эту «баланду», широко открыв рот. Для них это было приобщение к касте.

Вася «Пузырь», получил свой срок, шесть лет, за то, что на грузовой машине, пьяный, сбил на дороге беременную женщину. Гиви, горячий кавказский парень, солдат – срочник, оставшийся в городе из-за горячей любви к русской девушке, подрался с местными «бакланами». А, поскольку был, то ли самбист, то ли каратист, то, приложил их хорошенько, и схлопотал четыре года. Так, тянулись дни, а за забором жизнь кипела и бурлила. Чем ближе к лету, тем короче становились юбочки у девчат. «Удручающее», в смысле, без надёжное, зрелище.

Однажды, Гиви, после «свиданки» с родными, категорически заявил, что сидеть, ещё почти три года, он не намерен. Убежит на Кавказ, сделает документы, и будет жить, как все нормальные люди. У него, якобы, всё там «схвачено». Родственники помогут. А, если, мы ему поможем, отсюда «сорваться», то, он, и нам поможет сделать документы. Мол, не век же тут, в этой дыре, «чалится».

Да, несколько лет несвободы казались нам, тогда, двадцатилетним, вечностью….

Через месяц все было готово. Несколько заточек, кастетов, коротких дубинок, запас сухарей, шоколадных конфет. «Пузырь» и Гиви решили, поскольку мне, по причине «красной полосы», за первый побег, не разрешалось выходить в промзону, во вторую смену, то, если, что, то, они рванут без меня. Выбрали, ползая ночью по крыше одного из цехов, что лучшее место, для «рывка», как не странно, район сторожевой вышки промзоны. Поскольку, именно там, один из « вертухаев», регулярно, встав « на пост», на час-полтора отлучался, то ли на свидание к «подружке», то ли для решения каких- то, иных, мертикальных, вопросов.

Короче, было определены: дата «рывка» – начало мая и время- 23 часа, перед «съёмом».

И вот, срок настал. Я, решился, всё же поддержать «друганов». И инициировав ремонт своего станка, доказал начальнику отряда, что, это, «требует» моего личного присутствия на этапе запуска, во вторую смену, и регулировки агрегата. Иначе производственный план цеха, где я «трудясь, исправлялся», не будет выполнен, и напросился выйти в промзону во вторую смену. Гиви и Вася, вторая смена, у которых, была по расписанию, пробрались, с подшитыми к робе карманами, набитыми снедью, инструментами и оружием, к намеченному месту «рывка», напротив выбранной сторожевой вышки. А, я, в назначенный час, присоединился к ним.

Природа благоволила, дул сильный, порывистый, ветер, заглушающий звуки.

Вышка стояла не на углу, а в несколько десятков метров от него, видимо для того, чтобы с неё просматривались «запретки» промзоны и, одновременно, примыкающей к промзоне участку центральной тюрьмы с воротами. Наконец решившись, «Пузырь» перекрестился и перекусил кусачками несколько струн внутренней «колючки», и мы подползли по мягкой, недавно вспаханной земле, «запретки», к деревянному забору. Расположение нижних гвоздей, на которых держались доски забора было определено заранее, и, «Пузырь» откусил их кусачками. Доски были аккуратно сдернуты с гвоздей.

Послышались какие- то звуки, женский смех и бубнящий голос мужчины.

Раздвинув доски, «Пузырь», достал из – за пояса дубинку из толстой арматуры и почти бесшумно скользнул наружу. Я за ним. В густой тени вышки, мы разглядели, что «вертухай», «пер» свою подружку то ли «р… ком», то ли «как… м», упершись в одну из стоек.

Вася сходу ударил солдатика дубинкой по голове. Тот упал на женщину. Она, не понимая, что же случилось, стала поворачивать голову с затянутым узлом волос на макушке в прическу, которая называлась «я у мамы дурочка». В полутьме сверкнули её глаза. «Пузырь» снова взмахнул арматуриной и они, оба, рухнули ему под ноги. Что-то булькнуло, хрустнуло, чмокнуло, и наступила тишина.

Только ветер, по-прежнему, завывал, где-то уже в вышине.

Мы, прислушиваясь, замерли, поджидая, когда Гиви выпутается из «колючек», всё-таки, зацепившихся за его куртку.

Убедившись, что всё в порядке, двинулись по протоптанной нарядами тропинке, внутри внешней «запретки». На углу осмотрелись, ни каких движений, ни в районе КПП, ни у ворот в тюрьмы, не наблюдалось. Вырезав несколько ниток «колючки», выбрались на волю и, перебежав улицу, замерли, оглядываясь и прислушиваясь.

Тишина.

Даже ветер затих.

Быстрым шагом, с перебежками, мы прошли, сначала, подальше от проходной промзоны и, свернув направо, вскоре, вышли к площадке с «вечным огнём». Присев на скамейку в кустах скверика, как сказал Вася, городского морга и успокоившись от «мандража», решили, что разбегаемся тут и сейчас.

Вася, поскольку был местным, объяснил, как добраться до общаги университета, где учился, предупрежденный, брат Гиви, а мне как добраться до железнодорожной станции, шагая вдоль трамвайных путей.

Обменявшись, заранее заготовленными записками, «кого, где искать», мы разошлись.

Как, потом я узнал, Васю нашли на четвертый день. Его застрелил капитан, ДПНК, когда обнаружил того, у подружки. Сначала, «Пузырь» спрятался в бане, а потом, разъяренный, с криком, что ему «терять не чего», кинулся, с топором, на наряд. Дежурный помощник начальника колонии разрядил в него весь свой наган, но, Вася, помер, только в тюремной больничке, через два дня. Эдика, брата Гиви, чуть не выгнали из университета. Но, тот упрямо твердил, что ничего не знает о судьбе своего непутевого родственника и давно не поддерживает с ним связи.

Я, сначала, дойдя, вдоль трамвайных путей, до железнодорожной станции, доехал «товарняком» до Агрыза, пересел на крышу пассажирского поезда Москва-Иркутск, а поскольку поезд был скорый и не останавливался на нужной мне станции, то я решил сделать пересадку в Сарапуле.

Уже рассвело. Было раннее утро.

Железнодорожная станция была заставлена товарными составами. Пытаясь определить, который из них раньше тронется, я перелазил под вагонами, приглядываясь к наличию открытых вагонов и переходных площадок.

Выскользнув, из – под одного из вагонов, я чуть не столкнулся с обходчиком, грузным мужиком в промасленной расстегнутом ватнике и комбинезоне, с молотком, на длинной рукоятке, в руках. Тот, посмотрев на меня красными, видимо с похмелья, глазами, огляделся вокруг и мрачно спросил:

– Кто такой, что здесь ползаешь?

– Да, я, с Южного поселка, – ответил, я, спокойным тоном, хотя сердце выпрыгивало из груди, – иду на вокзал, тут ближе. Чо, те, надо, дядя?

– Странно ты, мальчик, как-то…, выглядишь! Спецовка, какая-то, на тебе не гражданская. Пошли, я тебя провожу.

– Пошли, – сказал спокойно я.

Мы неспеша пошли между двумя товарными составами. Он чуть позади меня.

Вдруг, состав справа, спустил воздух из тормозной системы и дернулся. А, я, увидев, на переходном пешеходном мосту через железнодорожные пути, двух солдат внутренних войск, которые, заметив нас, кинулись в разные стороны, к лестницам, резко нырнув, буквально перекатился, под вагоном, на другую сторону состава, который начал уже движение. Мужик кинулся за мной, прямо перед колесной парой. Его фуфайка была расстегнута и, что-то, лежащее у него в правом кармане ватника, застряло в углу треугольника, между колесом и рельсом. Застряло, как стопор. Он, с выражением ужаса на лице, задёргался, пытаясь освободить полу фуфайки из – под колеса, и, крутя головой, глядел, то на накатывающееся, на него, колесо, то на меня.

– Ей, эй, ей, – произносил он всё слабеющим, от безысходности, голосом.

Я, разведя руками, пожимал плечами, показывая, что ситуация безвыходная. Я, не чем, не мог ему помочь.

Колесо медленно переехало распластанное тело, ноги забросило под вторую пару тележки, раздался хруст костей. Верхняя половина тела, каким-то образом прилипшая к колесу, медленно подымалась по окружности, а его глаза, хлопая ресницами, все глядели…, и глядели на меня.

Состав набирал скорость и, через несколько метров, его тело, совсем размолотило.

Очнувшись, я, вспомнив про солдат, рванул поперек железнодорожных путей к тупикам. Там были разные склады, ремонтные мастерские и списанные вагоны.

Сходу наткнулся на лесопилку. Пилорама была разобрана, видимо, для ремонта. И, я, схватив какое-то рваньё, забился в самый дальний угол подпольного бункера и, зарывшись в опил, задремал. Потом слышал, как пришли работники, стали ворочать деталями пилорамы, как пришли солдаты с собаками, опрашивали их. Собаки обошли все доступные уголки цеха, но в массе запахов промасленного тряпья не обнаружили чужого.

Почувствовав себя в безопасности, я перекусил и залегся, вновь, спать.

По опыту первого побега, я уже знал, что солдаты, милиция, «бригадмильцы» несомненно, уже, расставлены по местожительству всех моих родных от Алма-аты до Киева и наибольшую активность будут проявлять в первые дни. А, тем более, меня ждут у родственников и друзей, в регионе и у родителей.

Потом, я узнал, что, на этот раз, всё было поставлено, горазда серьёзнее.

Для поисков и моего задержания было привлечено в общей сложности около полутора сотен милиционеров и несколько частей военнослужащих конвойной службы. Вооруженные автоматами, стражи порядка, проверяли рейсовые автобусы, грузовые автомобили и паромные переправы, въезды и выезды из Ижевска и Сарапула, а пассажиры местных поездов, так называемых «спутников», проходили, на перронах, через кордоны милицейских и военных патрулей. Контролировались также билетные кассы. Перед каждым кассиром лежала копия моей фотографии. Были они и на стендах «Их разыскивает милиция» с милицейскими ориентировками на «особо опасного и вооруженного преступника».

Решив, что через пару – тройку дней солдатиков снимут с поисков, а дело передадут в милицию и оно окажется на столе «озабоченного» оперативника, решил, что надо протянуть время, оно «работает» на меня: добраться до своей «Камбоджи», экипироваться и тогда, уже, «рвануть на югА». Попытаться найти Гиви. Может быть, он выполнит, своё обещание, по поводу «левых» документов.

С этими мыслями вечером, когда стемнело, выбрался из своей берлоги и поспешил на поезд. Как раз, успел на пассажирский Москва- Свердловск, останавливающийся «у каждого столба».

Через пару часов, я был уже в гостях, на «провожанах», у одного из своих друзей одноклассников – Грини «Серого», призванного в армию. Я, сходил в баньку, еще горячую. Меня переодели: приодели, переобули. Поскольку, все равно барахло сгниет, за три года службы.

Гуляли, пели, плясали и танцевали до утра. Потом мы с Гриней распрощались, остальные пошли провожать его до военкомата. На следующий день провожали Витьку «Бару», то же одноклассника. Потом, Ваську «Сало». А, там, еще кого-то. И, так целую неделю, напролёт. Пока шёл весенний призыв.

А, потом я опомнился.

На последних «провожанах», друзья меня предупредили, что посторонние люди интересовались мной и не только из-за любопытства. Городок наш небольшой, а личность моя заметная. Информация о побеге разошлась разом. Стукачей, разной масти, было предостаточно.

На «провожаны», я ходил собственно для того, чтобы видаться со своей школьной подружкой, Татьяной «Вьюгихой», которая была завсегдателем этих событий и её отсутствие дома, в такие дни, не вызывало подозрений у «мусоров», дежуривших, у неё, на кухне и у подъезда. Но, с сюсюканьем, пора было заканчивать.