Читать книгу Авось, Небось и Кабы (сборник) - Лев Кожевников - Страница 16

Жили-были старик со старухой. Бедно жили, иной раз и вовсе впроголодь. Детишек Бог им не дал, вот и маялись одни-одинёшеньки на белом свете.

Однажды, чуть свет, старуха ведро воды в избу принесла. Кое-как на лавку взгромоздила, а сама отдышаться не может. До того умаялась. Потом на лежанку глянула, возле печи: пора, думает, старика будить. Хватит ему на постелях прохлаждаться.

– Эй, старый! Вставай уже… светает на дворе!

Старик и ухом не повёл. Не пошевелился даже. Забеспокоилась старуха: не помер ли, упаси Господи?! Посидела, послушала… вроде нет. Храпит в углу. Поднялась с лавки и к лежанке прошаркала. Да как закричит деду на ухо:

– Ку-ка-ре-ку!!!

Старик закряхтел, закашлялся. Кое-как с лежанки поднимается.

– Э, старая курица! Туда же… петухом запела. Кхе-кхе!

Пока вставал, пока одевался-обувался, старуха из сеней моток верёвки принесла и серп. В руки старику суёт.

– В поле идти надо. Пшеницу жать. А тебя, из пушки пали, не добудишься.

Старик не слышит будто. За стол сел. Да как стукнет деревянной ложкой по столу.

– Не евши, какой из меня работник? Корми, старая!

Всплеснула старуха руками. Запричитала:

– Чем кормить? В доме ни зёрнышка. Из глины, что ли, пирогов тебе налепить?

– Как это, ни зёрнышка?..

Не поверил, короче. Заглянул в один горшок, в другой… в третий. Вверх дном перевернул. Пусто! Правда, из последнего горшка горошина выкатилась, одна-единственная. Попрыгала, попрыгала и остановилась посреди стола.

– Это всё?

Старуха только руками развела.

– И печь у нас три дня не топлена. Дров нету, ни полешка.

Почесал старик в затылке. Но делать нечего. Отыскал в дровянике ржавый колун[27]. Чурбак выкатил. Да как вдарит со всей силы! Но колун от чурбака, будто мячик, отскочил и за пару сажен в стороне упал. Едва руки не вывернул. Чертыхнулся старый и – снова за колун. Над головой-то поднял, а железяка тяжеленная! Назад его повело. Пятился, пятился, да на старуху налетел. Так оба и повалились на землю. Лапти кверху!

Забранился старик: мол, така-сяка, не видишь… дрова колю! Чего под ногами зря путаешься? И в избу ушёл. Сердитый.

Посидел, повздыхал… тоскливо на душе. Взял в руки жалейку[28]. Заиграла жалейка, заплакала, на судьбу вроде как жалуется. У старухи от такой музыки слёзы на глазах, ревмя ревёт.

– Хватит, старый, тоску нагонять. Сыграй чего повеселее.

Заиграл старик плясовую. Да так ловко наяривает, у старухи ноги сами собой ходуном ходят. Сидела, сидела, не вытерпела и – пошла в пляс. Вдруг, глядит: горошинка на столе тоже вроде как подпрыгивает. Половицы, что ли, ходуном под ногами ходят? Остановилась возле стола, старика тычет: смотри, дескать. И впрямь, горошина-то пляшет. Старик даже привстал от удивления. Но играть играет… для горошины. А горошина прыг-скок, прыг-скок и всё больше, крупнее становится. Сначала с орех величиной, а вот уже с яблоко, как мячик, подпрыгивает. Вдруг на яблоке глазки прорезались, и ротик появился. Улыбается. Щёки румянцем горят. Прыг-скок. Откуда ни возьмись, косички задорные в стороны торчат. Сарафанчик… ручки, ножки появились. Прыг-скок, прыг-скок.

Вот те на! Девочка, самая настоящая, на столе выплясывает! Только очень маленькая.

Старуха от удивления так на лавку и хлопнулась, а старик жалейку из рук выронил. Остолбенели оба и молчат, будто языки проглотили. Девочка тоже плясать перестала. Глазки синие, лукавые. То на деда, то на бабку поглядывает, улыбается. Да вдруг как расхохочется, будто серебряный колокольчик зазвенел. Старуха, наконец-то, опамятовалась.

– Ну-ко, старый, ущипни. Может, я сплю?

Дед ущипнул, постарался. Охнула старуха, а всё равно глазам не верит.

– Деточка, милая, откуда ты такая взялась?

– Из горошины, – девчонка отвечает. А сама улыбается.

– Ай-яй! И чья же ты будешь?

– Я – ваша внучка. А вы – мои дедушка и бабушка.

Охнула старуха, руками всплеснула.

– Радость-то какая! Знать, увидел Бог наши слёзы, внученьку нам послал. Да такую красавицу! – И на старика набросилась: – Ты чего, старый, пеньком стоишь? Поздоровайся хотя бы!

Старик в затылке почесал.

– Дак это… из горошины, значит?

– Из горошины, из горошины! Не видел разве?!

– Тогда назовём нашу внучку… Горошинка. Вишь, какая кроха?

Обрадовалась девочка, в ладошки захлопала.

– А мне нравится! Горошинка! Я – Горошинка!

Ну, тут ахи, охи пошли. Обнимаются старики с внучкой, целуются. А старуха на радостях и вовсе расплакалась. Девочка Горошинка утешает её, по голове гладит.

– Не плачь, бабушка, не плачь, милая. Всё у нас хорошо будет.

– Э, старая? – спохватился дед. – А нам нашу внучку и угостить-то нечем.

– Ох, и впрямь… – засуетилась старуха.

– Это не беда, – говорит Горошинка. – Я сейчас схожу в поле, нажну пшеницы. Заодно хворосту наломаю. Вечером, дед, баба, мы с вами пирогов напечём полное решето.

Ухватила Горошинка серп, моток верёвки на плечо да ещё жалейку с полу подобрала.

– Это чтобы идти не скучно было!

И убежала. Только жалейку и слыхать за околицей. Старик со старухой слова сказать не успели. Вышли на двор, из-под руки вслед глядят. Вздыхают оба.

– Не надо бы такую кроху одну отпускать. Да разве за ней угонишься?