Читать книгу Авось, Небось и Кабы (сборник) - Лев Кожевников - Страница 9

Пока то да сё, наш боярин думный возле бел-горюч камня во шелко́вом шатре на парчовых подушках прохлаждался. Сыт, пьян и нос в табаке. Только подошвы из шатра торчат, золотыми гвоздями подбитые. Лежит боярин так-то, винцо заморское попивает. Вдруг… чу! Никак едет кто? Да ещё песни распевает. Набросил боярин шубу на плечи, наружу выбрался. И впрямь… поёт! Уже и слова разобрать можно.

– Впрямь, Данило это. Его голос… Ишь, глотку дерёт! Знать, повезло дурачине, отыскал Жар-птицу.

Досадно боярину, но отлегло от сердца. Плаха ему теперь не грозит. А тут и Данило-охотник подъезжает. Да не один, а с Царь-девицей, с красой ненаглядной.

– Гей, боярин! И ты, брат, здесь? Вот славно-то!

Спешился Данило. Боярина обнял, по плечам охлопал. Слава Богу, живы оба остались. А боярин пуще того радуется.

– Здрав будь, Данило-охотник! Я уж и дождаться тебя не чаял. А это кто с тобой? Такой красавицы и во сне не увидишь!

Ссадил Данило красавицу с коня. Сам не нарадуется.

– Невеста моя, наречённая.

Отвесил боярин Царь-девице земной поклон.

– Царица, сразу видно. Не из простых. Ну, совет вам да любовь. Проходите, гостюшки дорогие, отдыхайте! – Но Данилу возле шатра придержал. – Жар-птицу добыл?

Отвязал Данило от седла золотую клетку. Коня по крупу хлопнул. Ступай, дескать, Сивко-Бурка, пасись до утра. Сам узорчатую накидку с золотой клетки сдёрнул. Гляди, боярин! И будто солнце в глазах вспыхнуло. Трава из-под земли в рост пошла, птицы зазвенели. Лето красное по всей степи наступило.

– Моей невестушки подарочек, – Данило говорит. – То-то князь обрадуется!

Закивал боярин, заохал.

– Князю радость, а нам вдвойне. На плаху князюшка теперь не отправит.

– Твоя правда, друг сердешный.

Уселись все трое во шатре на парчовых подушках. Боярин дорогих гостей от всей души угощает.

– А и выпьем мы, други милые, чару зелена вина за птицу Счастья, да за твою удачу, Данило. Наш Данило, девица, за что ни возьмётся, всё ему удаётся!

Улыбнулась Царь-девица.

– За жениха моего милого!

– За тебя, красное солнышко, – Данило отвечает.

Выпили дорогие гости за счастье, за удачу, себя не забыли. Один боярин тайком от гостей выплеснул свою чару вина наземь. Тут Царь-девица за гусли взялась, за звончатые. Грустно, говорит, мне что-то, Данилушко. Запели гусли, заиграли. Голос бархатный душу тоской щемит:

Выпали гусли звончаты у девицы из рук, и заснула она на парчовых подушках, будто мёртвая. Один румянец на щеках играет. Данилу тоже в сон клонит, но пока винцо заморское, все припасы не припил, до конца держался. Наконец, и его сморило. Вскочил боярин на ноги. Радуется:

– Подействовало сонное зелье! Вот и ладно. Спите, голубчики. – Ногой Данилу толкнул, не просыпается. – Удачлив ты, Данило-охотник, не в меру. Ну да поглядим теперь, чья возьмёт.

Схватил боярин Царь-девицу и на своего коня поперёк седла перебросил.

– Твоя Царь-девица мне самому сгодится. А тебе, Данило, нож булатный в ретивое…

Будто тать[16] ночной, вытащил боярин из-за голенища ножик вострый и трижды Даниле-охотнику в грудь по самую рукоять вонзил. Клетку золотую с Жар-птицей забрал, на коня вскочил и – был таков. Только злой ветер вокруг шатра с мертвецом сугроб наметает.

Почуял Сивко-Бурка неладное, к шатру бежит. Голову вовнутрь просунул.

– Эх, хозяин, опять ты меня не послушал. Зачем ел-пил боярское угощение? Теперь мёртвый лежишь. Хорошо, хоть фляжку с живой водой боярин не унёс.

Отгрыз верный конь кожаную фляжку у Данилы с пояса и всю воду до капли на грудь хозяину вылил. Приподнялся Данило-охотник на локте, зевает.

– А славно я поспал! Правда, сон дурной приснился.

– То не сон был. Зарезал тебя боярин думный насмерть. А Жар-птицу забрал. И невесту твою увёз, сонную. Она теперь у боярина в подвале за семью замками слёзы горючие точит, по тебе убивается.

Вскочил Данило на резвы ноженьки. Шатёр в гневе надвое разорвал.

– Ай, да боярин! Ну, да я до тебя доберусь, друг сердешный!

Сел на коня и вслед за вором помчался.