Читать книгу Сонница. Том второй - Макс Бодягин - Страница 7

Када правильные пацаны бухали в подвале дома номер двацать восим, а неправильные стремились в кмосомол, патамошта там были тьолочке и путьовке в разные артеки, мы с Кромом были не пришей к песде рукаф. Карочи, ни в синие бригады с партаками, ни в красные бригады с их кмосомольскими богаслужениями итти мазы не видалось. Мой друган Кром ваще был такой перетс, что его как выпиздили из пеонеров за историю с топором, так потом им тока детей можно было пугать. Это было классе штоле в восьмом. Был у нас злобный хуй под названием Волдым, тока дембельнулся из стройбата и там ему, походу, кто-то добрый пагнул чику лопатой или в ноздрю бетону наебенел, незнаю, но вопщем вместо мозга у него был брусок цемента. Волдым приходил к школе бухой фгавно и там начинал верещать про духов, ловить малолетних школьников и раздавать пацрачники с щедростью барина, бросающево мелоч в толпу нищех.

Все нормальные люди в такой страшный период пряталесь, кто куда, потомошта Волдым был здоровый, как сын лося и мидведицы, а в руках он вечно вертел какую-нибудь страшную поебту типа арматурины. А Кром ваще был пацан слегка… какгбе не то, шотбе припизнутый. Пацан он был зыканский, просто ни с кем не разговаривал. Даже када ево писдели разныи хулеганы, которех в окалодке было как камаров душнем летам. Проста палучал в шбан, молча падол, молча фставал и молча смарел в атвет. Хулеганы чудка удевлялесь и гавориле, да ну тибя ибанутый. Мама у нево кони двинула ищо когда они только-только с Казахии приехали, а папа у нево был геолог, поэтому Кром рос сам как получица. И ни с кем не разговаривал, ваще. Совсем. Со мной, правда, разговаривал, потому что мы вместе ходили из лука стрелять во дворец пионэров. И как-то возвращались, на нас чота человек пять наехали, мы кое как отмахались, пошли в кафе-морожыное потом и так началась наша децкая друшба.

Так вот. Волдым. В опщем, Волдым опять ужалился полиролью или другой какой страшной палёнкой и распрастраняя страшный арамат ацетона пригонзал к школе со сваими вечными криками «Душары! Зачмарю!». Кагебычно, когда Волдым шол по нашей цвитущей улочке среди сиренивых кустов и охуенно пахших чирёмух, кто-нибудь добрый уже издалека начинал кричать «Валды-ы-ым!», типо как вахтеный на мачте кречит «Земля-а-а!», чтобы все знали и щемились по нычкам, пока этот ибанутэй солджер оф фочун не начал крашить наши децкие чирепа. А Крому папа привёз плеер откуда-то из своей геологической поездки. Што такое тогда плеер? Ну это как сиводня майбах или порш. Тогда на полутормилеонный город у нас было этих кассетных плееров штук… Да не знаю ваще. Может, тока у Крома и был. И вот Кром сидел на заборе возле футбольнава польа и нихуя предупреждающего сигнала не вкурил, потомошта у нево в ушах завывала группа «Кено», слаткоголосые серены нашей страшной йуносте. Волдым как шол, так ему с ноги и уебал прямо между наушников. И плеер забрал.

Трибуны притихли. За каждым немытым школьнем акном десятки носов сплющилесь о стьокла, размазывая по ним сваи любопытнэе сопле. Кром лежал. Выживет или пойдьот вслед за безвремено почившэй мамой – четался на каждом лице трагическей вопрос. Кром встал, поблевал и пошол домой. Через питнацать минут, когда бухой Волдым всьо ищо бушевал вокруг школы, Кром вернулся с тапором и пошол к Волдыму. И ничево, кагебычно, не говорил. Волдым там чевото опять свойо орал про душары-зачмарю, но Крому было кагбе похуй, он просто шол-шол и пришол. Даже топор не поднимал, просто подошол к Волдыму и уебал ему по жырному бедру неострой частью тапора, непомню, как она называеца. Как внизу держал, так и уебал. Волдым сделался бледный и слеха пресел, диржась за раниный окорок с лицом умерающей медузы. Кром сильно махнул топаром вверх и попал опять неострым концом в Волдымовую бороду, неровныме колючкаме покрывающею ево нихуя неголливуцкий подбородог. Волдым взмахнул рукаме и упал по красивой дуге, швакнув всем своим жыром об асвальт, как очень большое желе. Кром забрал плеер, потом сел на всьо ищо жевова Волдыма, положыл топор ему на шею, и сказал: «В следущий раз буду тебя расчленять». Думаю, в слове «расчленять» Волдым понял тока про член и это иво напугало до усрачки. Больше он к школе не ходил.

Патом Крому ибали мозг все контрольные и надзорно-позорные органы от инспекции по делам малолетних бандитав до тощей и пахожей на башню электропедерач ведьмы из горано. Кром кагебычно молчал как труп отца Гамлита, а когда ибота достигла своево апогейа и ево уже начила сношать целая комисея, которая ради этава нодругательсва собралась в спортзале за длиным пустым сталом, под красным флагам и партретом Илича, вздохнул, словно идущей на казнь смердник, и скозал: «Я, между прочим серота, и если вы не пойдьоте мне навстречу, то толкньоте миня на кривую дорошку. Вместо таво, штобы протянуть мне свою педагогическую руку помощи, вы бросаете миня в объятия криминалитета». Кворум с леганца падохуел, потамошта раньше Кром был тихим троешником и дажэ мухи никада не тронул. Чота мы перегнули, товарищи, скозал чуваг из горано. Патом приехал папа-Кром, заслуженный мировой геолог и ковалер геологических арденов, и скозал, шта удивлён до немоты тем фокус-покусом, когда уголовник безнаказано фланирует вакруг школы как чайный клипер норезая свои хищные круги, а педагогический коллектив ссыца принять меры, вместо чево пытаеца сожрать нищасную сероту, которую отец изо всех сил воспитывает вадиночку.

Пидагогический коллектив из одних тёток охуел от такова ацовскава подвега и Крома оставил в покое. Правда для проформы ево выгнали из пеонеров, поскоку уже всё равно восьмой класс и надо уже в комсомольцы итти. На том и остановили свой бижжалостный маятник репресий.