Читать книгу Театр и жизнь. Записки старой провинциальной актрисы - Маргарита Анатольевна Оконечникова - Страница 16

ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
29 ноября 2014

Оглавление

Смерти в блокаду начались почти сразу. Сначала умер дядя Костя (папочкин старший брат), чуть ли не в конце сентября – начале октября. У него уже начался голодный понос, а он пошел в военкомат записываться в добровольцы, потому что военным выдавали паек не в пример лучший, чем блокадникам, и даже хлеб почти настоящий, а не из опилок и целлюлозы с примесью мучной пыли. Он надеялся, что это поможет ему не умереть… но тут же в очереди в военкомате и скончался.

Мужчины не выдерживали, быстрее умирали. Как первого покойника в нашей семье, отец повез его труп на Девятую линию, угол Большого, куда под навес свозили покойников. Их потом грузили на машину и везли далее. Грузчик потребовал 300 г хлеба – а где он у нас? «Везите назад!» Хлеба нет, назад везти сил нет! Так вот отвезли подальше и… оставили. Царствие ему Небесное, красавцу! Ух, красив был! Даже я в своем возрасте это понимала.

А в квартире у нас лопнула фановая труба, и все ее содержимое вытекло в нашу комнату (т.к. наклон пола был к нам). Пару ночей мы спали дома, пока родители добивались того, чтобы нам временно дали другое жилье. Ходили по льду из замерзших нечистот.

Но такие дела быстро не делаются, и (как пишет отец) пошли пожить на Вторую линию к тете Марии (сестре отца, матери Игоря, которая потом тоже умерла, а Игоря взяли в детдом). Но хоть убейте, не помню я такого. Помню, как переехали пожить к тете Кате – родной сестре бабушки, которая тоже впоследствии, уже после нашего отъезда, умерла. Вот и весенний прибавочный паек не помог. Она им свою доченьку Люсеньку подкармливала, которую Господь спас от голодной смерти, но сердце ее уже было надорвано и умерла она от этого уже в 1990-е годы. Царствие ей Небесное!

Наконец нам дали комнату (лучше нашей) с парадного подъезда на первом дворе, наша же была на лестнице, куда выходил черный ход этих квартир.

Никогда не забуду… перед Седьмым ноября выдали праздничный паек. И вот… как родители не спрятали его от голодных детей? Я точно помню, что тушенку сложили в большую голубую кружку, а торт-пралине лежал на красивой мелкой тарелке. Сначала я попробовала одну волокнинку тушенки, и… вот уже тушенку переложила в мéньшую синюю кружку… все краешки у торта пообрезала…

Господи, никогда не забуду! Наказывать меня мама категорически не разрешила. Даже позволила съесть студня, который отец соорудил из остатков в синей кружке и своего кожаного ремня. Он его нарезал на кусочки своим сапожным ножом и варил чуть не два часа. Это варево он потом залил столярным клеем. Вот и праздничный обед.

(Помню, как-то много лет спустя Николай решил приклеить ножки у деревянных стульев и растопил столярный клей. О ужас! Я от этого зловония убежала из дома. А в голод мы чувствовали только наслаждение от лакомства.)

Ах да, еще забыла. По-моему, еще в пору горчичных блинов: крыс и кошек уже в городе съели, а у бабушки был шикарный кот. Полушутя-полусерьезно отец уговаривал его зарезать и показывал, смеясь, как это делают черкесы. И вот, когда уже и кот был на грани голодной смерти, бабушка самолично его принесла, попросив отца это сделать.

Всех выгнали из комнаты – но ведь отец не живодер, боюсь, что и кур никогда не резал, да и кот – не курица. В общем… недорезанный кот летал по стенам, визг, крик. Всем гуртом поймали его, и папа завершил дело. В одном из пакетов, принесенных «с машины», оказалось немного гречки. Ели и абсолютно все повторяли: «Ах, ну прямо как кролик!» Не помню, ела бабушка или нет. Родной ведь кот все-таки. А мамочка после этого всю жизнь кроликов есть не могла.

Да! И еще одна смерть. Когда мы переехали в комнату в первом дворе, как-то утром к нам прибежала тетя Маруся (жена умершего дяди Кости) с криком: «Умер Леня!» А он уже несколько дней не ел, растянулся на полу во весь рост – и не войти в кухню, где он жил после смерти матери (она умерла в 1938 г).

Да, еще. Отец рассказывал: когда дядю Костю «оставили», навстречу шел мужчина и нес хлеб на всю семью, и какая-то женщина вцепилась в хлеб, еле ее оторвали все вместе. А еще – я лично свидетель. Напротив тети-Катиного дома была булочная, где я стояла за хлебом. И вот… очередь чуть не забила до смерти мальчишку в ремесленной форме, который воспользовался тем, что продавец отрезáла талоны от карточек, отставив на весах лежать довесок, схватил этот довесочек и в одно мгновенье сунул в рот. Вот так!

Театр и жизнь. Записки старой провинциальной актрисы

Подняться наверх