Читать книгу Сирокко меняет цвет снега - Марина Абрамова - Страница 9

БРОКА И ВЕРНИКЕ
8

Оглавление

Я вернулся после курса немецкого в свою палату, которую должен был очень скоро покинуть. Нойман подыскал мне маленькую квартиру-студию на юге Берлина. Я мог заселиться туда уже на предстоящих выходных. Квартира располагалась на шестом этаже девятиэтажки, если считать по-русски. В немецком варианте нумерация начиналась со второго этажа, так что по берлинским меркам я должен был проживать на пятом этаже. Мне не терпелось покинуть стены крепости Ш. и наконец-то почувствовать себя свободным. Свободным от больничного запаха, бесконечных анализов, от пробуждений под крики сумасшедшего из дальней палаты. Свободным от прошлого и себя самого.

Поля написала мне пару раз. Нойман помогал с переводом. Мне пришлось попросить сестру рассказать Мартынову всю правду. Он, конечно же, согласился вести мои дела и дальше. Я рисковал навсегда потерять своих лучших клиентов, за которых боролся годами. Они не простят мне исчезновения.

И по-прежнему я не мог себя заставить открыть учебник по русскому на немецком, который мне выдал Нойман.

После обеда я сел за своё первое домашнее задание с курса немецкого и с головой нырнул в чужой язык. Такой трюк был мне хорошо известен: с таким же усердием я проглатывал учебные материалы в институте, забывая о безразличии отчима, скандалах дома, своих неудачных свиданиях и обо всём остальном мире, которому Дмитрий Погодин был малоинтересен. Я обещал себе, что как только получу диплом, всё изменится и я заживу на полную катушку. Но после диплома была аспирантура, а потом первые шаги по карьерной лестнице…

В палате было невыносимо душно. Смутные мысли рождались в голове, но тут же рассыпались, как металлические шарики. Наверно, я тоже умер. Нет, не этой летней ночью в Ш., а ещё там – в Пензе от инсульта. Я зажмурился и вновь открыл глаза. Я сидел на своей койке в берлинской клинике, и завтра ко мне должен был прийти психолог.

О чём мы будем говорить? О чём он будет меня спрашивать? Может быть, это вовсе и не психолог, а следователь? Да, они отправят ко мне следователя, и он будет меня допрашивать. Допрашивать и составлять список моих грехов. А потом меня станут судить. Да, это будет настоящий суд. Я должен буду защищаться. Но как? Что я могу сказать? Пару предложений на корявом немецком с акцентом?

Cуд всё стерпит. Даже моё бессвязное мычание.

Как же блестяще я умел говорить… Уверенно, пафосно, мощно. А как иначе в моей профессии? Своей речью я пробивал себе дорогу вперёд, выигрывал дела и блистал в глазах клиентов. Поначалу я брался за любое дело, потом стал выбирать, капризничать. Но всегда был ненасытен: я жаждал славы, денег, власти. В суде я становился полубогом, который всегда оказывался на полшага впереди.

Я был одним из лучших молодых адвокатов в городе. И всего добился сам. Пятнадцать лет упорного труда. Как всё начать заново? Сколько лет нужно, чтобы выучить русский с нуля? А что потом? В моей профессии столько терминов… На них ещё лет сто уйдёт. А здесь… Учить немецкие законы? С моим-то В2?

Я открыл адвокатское бюро с однокурсником Евгением Мартыновым, который сдал квалификационный экзамен только со второго раза. Его отец-предприниматель оплатил нам помещение, ремонт и даже подыскал первых клиентов. Я вёл свои дела и тащил партнёра. Несколько месяцев хозяйничал один, когда Мартынов решил попытать счастья в столице. Я работал так, что света белого не видел. Ничего не видел, а жизнь неслась на всех парах: сестра залетела от женатого профессора, мать увлеклась прозаком, Дашка от меня сбежала в Москву. А мне всё было некогда – очередной суд.

Мартынов приехал обратно в Пензу вместе с женой – моей Дашкой, которой, видимо, тоже наскучила столица. Она бегала за мной, хотела вернуться, говорила, что вышла замуж, чтобы мне насолить. Моя бывшая приходила ко мне по вечерам, как раньше, но теперь не оставалась на ночь. Я взял Мартынова обратно в партнёры, потому что чувствовал себя виноватым. Но этим поступком я лишь запутал всё ещё больше. А теперь Мартынов заполучил всех моих клиентов.

Перед глазами закружились цифры: 178, 1, 395, 3, 323, 14 – это были номера законов и статей. За цифрами следовали даты, когда эти законы были приняты. Все они были живы в моей памяти, они не исчезли! Но как назвать их, как сформулировать? Как достучаться до них? Как отпереть запертые двери, ведущие к русским словам? И успею ли я справиться с этой головоломкой до того, как все мои профессиональные знания и навыки обратятся в пепел? Может быть, Нойману следует вместо русской классики читать мне кодексы и комментарии к ним? Вот так, начать с Конституции РФ и дальше по списку. Наверное, тогда я точно лишусь рассудка.

В одно мгновение я стал нищим, подбирающим родные слова, как подаяние. Но не за горами была и настоящая нищета. Кем я теперь смогу работать? Как? Зачем мне теперь жить?

Я слышал стоны своей души и понимал их без слов.

Если бы он вернулся… Если бы я завтра проснулся и стал таким, как прежде. Пусть забирают немецкий – он мне совсем не нужен! Уже завтра я бы улетел обратно в Россию и вернул свою жизнь. Своих клиентов. Я бы сумел им всё объяснить. Всё стало бы лучше. Я бы стал лучше. Или нет. Мне было бы достаточно стать прежним тридцатидвухлетним Дмитрием Погодиным, преуспевающим адвокатом, у которого была впереди целая жизнь.

Утром меня разбудила медсестра – принесла завтрак. Оставшиеся дни, проведенные в палате Ш., я вставал по будильнику.

Сирокко меняет цвет снега

Подняться наверх