Читать книгу Далёкие туманы вечности. Лёсик и Гриня. Книга 3 - Марина Важова - Страница 2

***

Нет, всё-таки жизнь имеет цикличность развития. Не зря ведь, спустя двадцать лет, я вновь очутилась в этом отеле. Ещё бронируя номер через интернет – самый дешёвый, всего на одну ночь – почувствовала тень узнавания, но значения не придала: столько их было, этих отелей, в моих поездках! Даже подъезжая к входным воротам, я оставалась в неведении: виной тому была резко наступившая темнота – особенность экваториальных широт – и только в ярко подсвеченном вестибюле сердце ускоренно забилось, и даже слегка зазвенело в ушах. Это был тот самый отель, но как же он изменился за эти годы! Вернее, практически не изменился, просто сильно постарел, съёжился, потерял весь свой лоск. Ну да, ведь раньше он был пятизвёздочным и стоил безумных денег, а теперь я нашла его в категории «две звезды», но сразу стало понятно, что звёзды только на небе. Да, только на небе!

А я пока живу на земле и люблю её, чёрт побери, всю – от края до края. Теперь, когда свобода и одиночество то подменяя, то поддерживая друг друга, слились, наконец, в понятие «независимость», я запала на путешествия. Не спланированные туристические поездки, а спонтанные, рискованные срывы. Этим вирусом когда-то заразила меня Дарина, и теперь, спустя многие годы, я всё ещё чувствую его импульсы в токе крови. Они не дают мне жить планомерной и спокойной жизнью, пользоваться добротным и надёжным опытом – своим и чужим. Никаких историй с продолжением, каждый раз – всё по новой!

А ведь было, было время, когда дни и события сливались, неразличимо двигая лодку моего существования легчайшими прозрачными вёслами… Когда ритм жизни определялся не чередой событий, не всплесками эмоций, не трагизмом чёрно-белых полос фортуны, а сменой реставрационных объектов, выверенными с рабочим графиком театральными абонементами и даже банальным гриппом. Иногда с улыбкой и ностальгической грустью вспоминаю о тех безмятежных временах. Но жить так больше не могу – тут ничего не поделать!..

Забавно, но мой номер находится на том же втором этаже, правда его окна выходят в серенький забетонированный дворик технического назначения. В тот знаменательный приезд морская панорама за окном – с песчаным золотистым берегом, коралловым рифом, выступающим за линию прибоя, тростниковыми шляпками кафешек – произвели на нас с Кареном сильное впечатление. Этот первый совместный отдых на другой стороне планеты сам собой стал подразумеваться как свадебное путешествие. Никто этих слов не произнёс, но мы оба это почувствовали. Хотя никакой свадьбы не планировалось: год знакомства и осторожные попытки Карена подобрать ключики к угрюмо молчащему Ваничу, а впереди… Туда предпочитали не заглядывать.

Ах, как здорово, как восхитительно мы провели первые три дня! Были влюблены, дурачились и тратили наши жалкие сбережения на всякую чепуху. Да, мы резко поглупели, зато испытывали приливы неподдельного счастья! Интересно, что теперь должно произойти, чтобы накатили подобные эмоции?

Мой нынешний номер – сиротская спаленка с запахом плесени и неизменным цветком из свёрнутого полотенца на кровати. Правда, бельё безупречно чистое, а напор воды в душе сильный. Что ещё надо для того, чтобы выспаться?! Завтра, ещё до рассвета, меня встретит автомобиль с гидом. Шесть часов мы будем ехать по пустыне, чтобы в конце путешествия оказаться в самом красивом Файюмском оазисе, с озером и скалами, превращёнными художником-ветром в сказочные барельефы. А потом двинемся к горячим минеральным источникам, а потом… Кто знает, что будет потом?

И за всем этим я примчалась из Парижа, а конкретно из парка Фонтенбло, куда после сумасшедшей гонки перед сдачей проекта я иногда приезжаю покататься на велосипеде. Вырываюсь, так сказать, на лоно природы. И там, под нависшей кроной реликтового дуба мне просто рассказали про этот оазис и это озеро; как они заблудились, свернув не налево, к водопадам, а направо, и оказались перед фантастическими, будто неземного происхождения скульптурными громадами. Как купались в озере с огромными разноцветными лилиями-нимфеями, как лежали в скальных «ваннах», наполненных мутно-белой целебной водой горячих источников. А вокруг – никого, ни одного туриста!

И вот уже через три дня я в Хургаде, хотя должна была бы ночевать в Каире. А я-то ещё злилась, что нет билетов на Каирский рейс, оттуда короче и безопасней путь. Значит, мне необходимо было оказаться именно здесь, в том самом отеле, чтобы… Чтобы всю ночь вместо отдыха, необходимого перед броском по пустыне, ворочаться на влажных простынях, прокручивая в проекторе сознания то первое, судьбоносное кино выпуска тысяча девятьсот девяносто седьмого года, в котором главными героями были мы с Дариной и её сумасшедшим спутником, около полусотни туристов и исламские террористы.

Что существенно: Дарья Батищева была инициатором всего, что произошло, начиная с тех самых горящих путёвок на два двухместных номера, полученных в результате её бартера с каким-то турагентством, и заканчивая моим разрывом с Кареном. Это всё её затеи. Прошло пятнадцать лет, а я, как сейчас, слышу снисходительно-понукающее: «Да брось ты, отпусти себя хоть раз в жизни, ведь практически даром, Красное море, всё включено, потратимся только на экскурсии».

А потом так и пошло одно за одним: и срок сдачи Кареновского спектакля перенесли, и моя путёвка сорвалась, и Ванича с Лёнчей удалось на весенние каникулы отправить с гимназией в фольклорную поездку. Когда мы с Кареном в результате всех утрясок оказались в аэропорту, меня ещё преследовало чувство, что старания Дарины небеспочвенны. И дело не в дармовом бартере и даже не в привычной для неё роли благодетеля. Что-то должно быть, непременно должно!

Но как только они появились – вырастая из ленты эскалатора, поднимающего пассажиров рейса Санкт-Петербург-Хургада в зал отлёта – я всё сразу поняла. Этот её новый дружок, этот Стани́слав – ударение непременно на «и» – даже на расстоянии излучал сумасшедшую энергетику. Или энергетику сумасшедшего, до сих пор не уверена, что точнее. Мощное излучение завораживало звуками голоса, интонациями, манерой обнимать не касаясь, приближать одним взглядом, уместно молчать и почтительно внимать. Он мог видеть и слышать абсолютно всё и тут же фильтровать, отсеивать и пускать в дело.

По-моему, им просто двигало желание отхватить по максимуму порцию адреналина. Оно толкало его во все заварухи, он в буквальном смысле ходил по краю пропасти. Потом он нам много чего порассказал: как в молодости был альпинистом, долгое время работал спасателем по линии МЧС, опять же лазал по горам, разыскивая следы поселений тибетских монахов в Бурятии, и там чуть не замёрз, но выжил, только в горы уже не лез. По намёкам Дарины я догадалась, что бывал он и в горячих точках, но с деликатными миссиями, а потому героем не числился.

Я поняла, не сразу, но поняла, что Дарина пошла на огромный риск. Она решилась связать свою жизнь с человеком, заведомо не пригодным ни для какой совместной жизни. Все предыдущие её мужчины – включая «талантище бескрайнее» Сандро – были разумными обывателями, милыми пусями рядом с этим чудом… где она его только откопала? А вот то, что она боится, я почувствовала сразу. Поэтому, отправляясь в экзотическую поездку с экзотическим другом, она решила подстраховаться и взять нас с Кареном как самых осторожных. Или самых наивных?

Только гораздо позже до меня стали доходить многие «совпадения» и «случайности», я осознала с абсолютной ясностью, что ничего бесплатного, никакого её бартера не было. И что Стаса она до последнего нам не показывала тоже не случайно, а фольклорную поездку в Карпаты для наших мальчишек – и ещё для двадцати трёх гимназических гавриков – лично оплатила со счёта своей архитектурной мастерской.

Но в тот раз, выхватив глазом возникшую над лентой эскалатора рыжую шапку её волос и тут же – параллельно – чёрную с ярко-белыми мазками седых прядей гриву спутника, я лишь почувствовала огромный прилив радости. Улыбалась как дура и была довольна тем, что Карен тоже рад, тоже улыбается. Значит, всё получится, значит, впереди две недели потрясающего отдыха. Именно в этот момент я себя «отпустила», оставив за бортом заботы, запоздалые непродуктивные сомнения. Для того, чтобы окунуться в другие, несоизмеримо более сильные переживания…

***

А теперь мы едем по пустыне, но в отличие от той, первой поездки, не бултыхаемся, а мчимся по вполне цивильному асфальту. Барханы из песка не затрудняют наш путь, мы не вязнем и не буксуем. Поэтому дорога в Файюм, как пообещал гид Фарух, займёт те же шесть часов, что когда-то мы ехали до Луксора на джипе и в сопровождении автоматчика. Правда, посты с вооружёнными людьми – зато в белых костюмах! – попадаются и сейчас, но, похоже, больше для формальности и успокоения туристов, чьи автобусы мерно волокутся по правому краю дороги, а мы их обгоняем.

Сейчас, когда я знаю, почему оказалась в Хургаде, меня не раздражает ни долгая поездка, ни навязчивый в своих объяснениях Фарух, который учился в Москве в начале девяностых и представляет современную жизнь России в том самом вздыбленном состоянии. Перевожу разговор на Луксор, события девяносто седьмого года, и Фарух минут десять неохотно поддерживает тему, а потом и вовсе замолкает. Меня это вполне устраивает – ведь фильмы о прошлом нужно смотреть в тишине…

Тогда наша компания просто искрилась, мы постоянно находились в центре внимания, и всё из-за Стаса и Дарины. Больше, конечно, из-за Стаса. Если остальные отдыхающие мирно паслись у бассейнов с подогретой водичкой, либо плавали возле облагороженного кораллового рифа в компании прикормленных рыб, будто взятых на время из фильмов Жан-Жака Кусто, то Стас ввёл мораторий на всю скучнятину, и мы отрывались. Понятно, что финансовая составляющая развлечений была обеспечена Дариной, в руках у Стаса ни разу не возникла даже мелкая купюра. Но то, что он придумывал и немедленно осуществлял, оценке не поддавалось.

Откуда, откуда он всё это брал, уму непостижимо! Причиной, скорее всего, была его поразительная способность сходиться с людьми. Для него незамедлительно открывались сердца, глаза, двери, а главное – информация. Он первым среди туристов всё узнавал, и мы всегда были чуть впереди остальной толпы. Лёгкость, с которой он получал помощь от гидов, обслуги, соседей по отелю и даже бедуинов, просто поражала.

Как сейчас помню тот вечер в пустыне – с громадой звёздного неба, млечным путём, как будто нарисованным белилами… Тогда, отработав обязательную программу с чаепитием, песнями и плясками, племя берберов двинулось к своим тростниковым жилищам. Но вдруг резко остановилось, закрутилось вокруг светящейся зелёными и белыми сполохами фигуры, дружно ахнуло, потом послышался смех и весёлые крики. Вся толпа подалась назад, увлекаемая сияющими одеждами – Стаса конечно! Он захватил какие-то баллончики с фосфорными красками и незаметно напшикал ими свой белый костюм. И веселье продолжилось, а наши гиды вынуждены были достать заныканные было под шумок бутылки с водой, лёд, снедь, незатейливые подарочки для бедуинского табора.

Поездка в Луксор не была его оригинальной идеей, туда все ездили посмотреть на храм женщины-фараона Хатшепсут, выточенный из самой горы. Скорее, об этом мечтала я, полагая, что смогу увидеть и сфотографировать сохранившиеся фрески, чтобы сравнить их с найденными под Самаркандом и… Короче, даже за тыщи километров я продолжала думать о своём реставрационном объекте. Зато Стас настоял ехать на арендованном джипе вместо экскурсионного автобуса. К тому же не в объезд по асфальту, а напрямик, по бездорожью пустыни. Правда, нам пришлось взять и сопровождающего с оружием, но без него машину не выдавали.

Боже, какими исключительными особами мы чувствовали себя, проезжая мимо набитых туристами автобусов на мощном американском джипе, в компании с автоматчиком, не выпускающим оружия из рук! Он сидел сзади, и мы с Дариной иногда с улыбкой оборачивались, надеясь вызвать его ответную улыбку, но тщетно. Он был непроницаем, только крутил головой и что-то изредка бросал по-арабски водителю, на что тот меланхолично каждый раз отвечал «иншаллах1».

В тот раз я впервые рассталась с Кареном. Как впоследствии оказалось, навсегда. Он категорически отказался ехать, напомнив о теракте в Каире, произошедшем двумя месяцами ранее. На что я возражала: снаряд два раза в одну воронку не падает… где тот Каир, а где Луксор… и вообще нечего было ехать в страну, где разгуливают террористы… А он и не рвался… не привык одалживаться… если уж заманили, то избавьте от подобных рисков… Посмотри на Стаса, тот ничего не боится… Вот пусть Дашка и смотрит на своего Стаса, а ты моя жена… Пока ещё не жена, ответила я, а про себя подумала: и никогда ею не буду. Когда садились в машину, и Карен демонстративно не вышел нас провожать, прятался за портьерами в номере, я всё смотрела на наше окно и под конец всё же увидела его лицо с прикрытым ладонью ртом – жестом отказа от борьбы.

Дорога была тряской, и, если бы не пятиминутные остановки-разминки, измотала бы нас вконец. Где-то посередине пути мы подъехали к небольшому, полузаглохшему оазису, и наши сопровождающие под руководством Стаса мгновенно устроили пикник, разогрев ресторанную еду на умело сооружённом костерке из колючих шаров перекати-поля. Была выпита бутылка местного кисловатого вина, и мы снова двинулись в путь.

Как часто потом, рассказывая об этом, – первые интервью были даны, когда ещё наркоз событий не давал ухватить главное, – мы пытались припомнить, в какой момент почувствовали неладное. Оказалось, что Дарина начала тревожиться ещё до храма, когда, проходя через колонны Луксорского замка, увидела группу арабов без формы, но с оружием, а я до последнего ничего не ощущала. Что касается Стани́слава, то он постоянно находился в ожидании – или предвкушении? – чего-то невероятного, и, как правило, его чаяния оправдывались. А тогда? Предчувствовал ли он что-то подобное?

У меня, видимо, произошёл сильный шок, и часть предшествующих событий напрочь стёрлась из памяти. Например, совсем не помню, где мы оставили машину. Впоследствии мне казалось, что возле самого храма, но ведь это невозможно – там всюду камни. Зато в сознании чётко отложилось, как все туристы пошли вверх по пандусу, а мы – в обход верёвочных заграждений, невзирая на окрики охраны – двинулись к нижней колоннаде и начали, как дети, прятаться за колоннами.

Нас туда, конечно, затянул Стас, он никогда не позволял себе и нам идти за толпой, вечно свои маршруты прокладывал. И вот, когда мы возбуждённо хихикали в ожидании, что нас начнут выволакивать из этого запретного для туристов места, раздался резкий крик, грохот и потом – целую вечность – продолжались отчаянные вопли и треск автоматов, усиленные и умноженные эхом сводов.

Я сразу вспомнила опасения Карена, меня охватило позднее раскаяние и тот рефлекторный страх, который зарождается в животе и, минуя никчёмную голову, начинает отдавать приказания телу. Я метнулась к нише в стене, там была дверь, увы, запертая. И я впечаталась в теневую часть ниши, слилась с прохладной стеной. До сих пор моя спина помнит выступ каждого камня. Повернув голову, я увидела, что Дарина и Стас стоят на виду, взявшись за руки, как скульптура заглохшего фонтана.

Прошло каких-то полминуты, показавшихся вечностью, и я услышала быстрые шаги и гортанные отрывистые команды. К нам уже бежали. Дальше опять ничего не помню, только всплывающие обрывки: три фигуры в грязно-белом, клетчатые платки, автоматы в руках нацелены… не на меня, а на Дашу и Стаса… Опять выстрелы, крики, но это наверху, а пыльные фигуры уже с опущенным оружием и открытыми в изумлении ртами неотрывно смотрят… Я перевела туда взгляд и тоже обомлела. Стас с Дариной целовались, и было видно, что она просто висит у него на руках, а он пылающим ртом страстно вбирает её губы.

Нет, он определённо был безумцем. Либо крепко верил в свою фортуну, которая всегда в последний момент подбрасывала ему точное решение или помощь небес. Что, наверно, одно и то же.

Как мы выбирались оттуда – не помню. Было много военных в чёрной форме и камуфляже, зелёные халаты медиков, носилки, всюду кровь, крики, причитания. Несколько раз осознавала, что куда-то еду, чувствовала на зубах фляжку: то с виски, то с водой, потом укол – и тут я совсем отключилась. Следующее воспоминание – лежу в шезлонге и смотрю на море. Повернула голову: с одной стороны Стас, с другой Дарина. Тоже лежат неподвижно и смотрят на море.

А потом – целых десять дней – мы втроём и ещё одна сильно выпивающая парочка жили одни во всём отеле. Почему-то не уехали, как все, а остались до конца, получив в своё распоряжение весь шведский стол, тренажёрный зал, пляж, массаж, дайвинг и ещё кучу бесплатных для нас развлечений – мы ведь были героями. Стани́слав почти каждый день давал интервью зарубежным репортёрам, а мы с Дариной служили молчаливым фоном – считалось, что мы ещё не отошли от шока. Да так оно и было.

Не помню, когда уехал Карен, но мне это было безразлично, я была обесточенной, как лампа с отрезанным проводом. Только оказавшись в своей питерской квартире, я ощутила чувствительное покалывание где-то в районе диафрагмы, тёплые волны побежали по всему телу и, добравшись до лица, разразились бурным потоком слёз, стекающим с подола юбки. И тогда я всё вспомнила, всё поняла и по-настоящему испугалась.

Перед моим взором заново пронеслись кадры той ужасной хроники. Я вновь услышала автоматные очереди, вопли ужаса и боли, гортанные команды, увидела бегущих, будто присыпанных мукой, арабов с нацеленным на моих друзей оружием, и как бы со стороны – свою загнанную в дверную нишу фигуру. И уже будто сверху – очень долго и кинематографично – пару, соединённую предсмертным поцелуем.

Впрочем, никаким не предсмертным, ведь мы остались живы. Мы – единственные из всех – остались живы! Хотя на родине к нашему чудесному спасению не проявляли ни малейшего интереса. Считалось, что россиян не было среди обстрелянных туристов. То есть весь мир о нас знал, а дома – ни сном, ни духом! Несколько раз Стас пытался выложить правду журналистам, те поначалу загорались – это же будет бомба! – потом резко обрывали контакт, и никаких публикаций, естественно, в прессе не появлялось. Да ведь и доказательств у нас не было.

Лишь через много лет, когда Стани́слав перебрался в Германию, он раздобыл у репортёров свои египетские интервью и принял участие в телешоу с рассказами о том, как наша тройка чудом избежала смерти. Тогда, расставшись с Джорджем, я уже переехала из Штатов в Париж, и Стас навестил меня, привёз пару кассет, на которых хронику так удачно скомбинировали, что получился потрясающий драматический сюжет. Стас упивался своей ролью, к тому же прибыл с очередной пассией, маленькой китаянкой Жанной, и работал, что называется, на публику.

Об этой Жанне я потом слышала от Дарины, там как-то был замешан её пасынок Григорий, который вроде бы отбил эту китаянку у Стани́слава, но, скорее всего, наоборот. Фиг что отобьёшь у Стаса! Хотя ему всё быстро надоедает. По крайней мере, ни разу впоследствии он не упоминал об этой девушке, а мы с ним тогда частенько виделись. Он приезжал по каким-то делам в Париж и останавливался у меня. Что-то он тогда затевал, но держал всё в тайне и лишь раз обмолвился о прорыве в медицине, то ли связанном с применением наркотиков, то ли, наоборот, для лечения наркомании. Его разве поймёшь! Всё афоризмы и метафоры, скрывающие суть. Года три он так курсировал между Мюнхеном и Парижем. Но потом вдруг пропал, исчез «со всех радаров», из чего я заключила, что на сей раз ему фортуна всё-таки изменила.