Читать книгу Далёкие туманы вечности. Лёсик и Гриня. Книга 3 - Марина Важова - Страница 9

Стас ехал в финскую клинику забирать Аи, Анну-Жанну. Месяц-другой ей придётся пожить в гостинице, пока всё окончательно не заживёт. А потом… Он уже и сам не знал, что будет потом, но не слишком беспокоился об этом. Для себя он давно вывел формулу, что никакая работа не пропадает даром. Тем более, что трещины уже наметились. Тембр голоса, порывистые движения, взгляды Жанны – с прищуром, из-за плеча – всё предвещало очередной срыв. Чуткими рецепторами, настроенными на былой опыт, Стас отмечал изменения, и это ожидание катастрофы роднило их больше, чем былая любовь.

Но катастрофа случилась с ним самим, лишь только он вышел в холл из подземного лифта и тут же увидел идущую по коридору девушку. Она двигалась в чересполосице света и тени, но даже походка, как бы слегка подпрыгивающая, отчего голова и плечи покачивались, как лист, запутавшийся в паутине, даже одна походка заставила Стаса остановиться и замереть. Это была ныряющая походка Жанны, Аи ходила чуть вразвалку, как пацан. И потом… Он запомнил это на всю жизнь, даже снилось временами: как из полумглы отчётливо выступила половинка лица, на котором всё-всё, начиная от устойчивой морщинки на лбу и заканчивая оттянутыми к вискам уголками глаз, было взято от Жанны. Разве что улыбка… Хотя зубки чуть набекрень свою роль мгновенно сыграли, но слегка запавшая нижняя губа явно отличалась от «образца».

Стас мгновенно обрадовался этому несходству и уже было кинулся с поцелуями – так хотелось прикоснуться к тому, что принадлежало только Аи, – но Жека его перехватил нарочито грозным окриком: «Но-но, собственность Суоми!», и добавил полушутливо: пока не расплатился.

Уже гораздо позже, когда эйфория новизны сменилась привычной болью с трудом проживаемой реальности, когда период врастания в обстановку был позади, Стас со стороны наблюдал, с каким нескрываемым любопытством смотрели на Аи в клинике Лилонга. Тогда она нарушила запрет и явилась туда самовольно, и ему ничего другого не оставалось, как подыграть, гася накатившую панику. Она даже пошутила любимой Жанниной шуткой, даже о чём-то пошепталась с новенькой Юлей, зардевшейся от счастья быть замеченной дочерью профессора.

Аи рвалась в бой и считала, что наконец-то пришёл её час. Но Стас твердил, что она ещё не готова к замене, не знает всего расклада. На самом деле он страшился провала, потому что был как никогда близок к цели. Каких-то пару недель, чтобы отработать все возможные версии, отрепетировать первый визит – и всё, можно было бы начинать!

Он, конечно, сам виноват: проговорился, что три дня назад отправил Жанну в Бостонскую наркологическую клинику из-за жёсткой подсадки на наркотик, которым она давненько баловалась, о чём Стас догадался ещё в последнем Парижском вояже. А вот о том, что для сотрудников клиники Жанна Викторовна уехала – с прежней легендой про учёбу – сдавать сессию в Кэрри-колледже, не сказал. Пришлось на ходу сочинить нелепую историю про путаницу с датами, Ромка с понимающей улыбкой отводил глаза, подозревая обман, но он и представить себе не мог, какого рода этот обман!

После удачного «дебюта» – удачного, что там говорить! – когда рабочий день кончился, и они вышли в моросящий сумрак, Стас мысленно ударил Аи: хлёстко, наотмашь. Если бы не молнией мелькнувшее: «нарушит пластику», непременно бы залепил от всей души, так он был взбешён! Едва успокоился и всю дорогу тяжело молчал.

Ночь не принесла разрядки. Засунув – от греха подальше! – руки в карманы, шатуном болтался меж сосен и выкрикивал грубо и зло: «Идиотка! Все же знают, что Жанна уехала, куда ты лезла?! Чуть не испортила всё!». Так и орал, чуть голос не сорвал, бесновался, а рядом шумел прибой, с треском разбивая волны о камни старого причала на том же островке у границы.

Потом они весь день провели, гуляя по весеннему взморью, валяясь на пахнущих старым деревом досках причала, но прошлое не сошло на Стаса целебным бальзамом, и обратно он ехал опустошённый, с ноющими рёбрами, будто его били ногами. Аи сидела рядом, улыбаясь своим мыслям, как противник, задумавший очередной ход. Стас больше не чувствовал, что они заодно, и невольно вспомнил слова Питера про «дубликаты, которые начинали вести свою игру».

Хуже всего обстояли дела с профессором. Старик знал о существовании Аи, но прятался в свою рассеянность, никак не реагируя на попытки Стаса их познакомить. Последнее время он пребывал в том счастливом времени, когда Жанна была ещё ребёнком, и не замечал её теперешней неадекватности. Пожалуй, они оба – отец и дочь – были не в себе…

На трассу въехали молча, но, остановившись на заправке, просидели в машине битый час, препираясь на повышенных тонах.

– В гостиницу не пойду, – заявила Аи, дёрнув бровью, точно так, как это делала Жанна в моменты ссоры, – лучше уеду домой.

– Никуда ты не уедешь, у тебя договор с клиникой, между прочим, бессрочный.

– Это договор с Анной Турчиной, а я – Аи Тоба!

– Загляни в свой паспорт и успокойся, – сдерживая ярость, парировал Стас.

– Тогда я его расторгаю! – Аи уже рыдала, порываясь выскочить из машины.

И Стас решился. Хорошо, они едут домой. К ним домой – это понятно?

И как только двинулись в сторону Питера, Аи успокоилась, достала косметичку и ловко подвела на ходу стрелки глаз, тронула вишнёвым губы, брызнула любимыми духами Жанны (Кензо?) и бросила невозмутимо: «Ведь она не явится внезапно из Бостона? Тогда мне пора увидеться с отцом».

На удивление Лилонга встретил их появление спокойно, даже назвал «дочь» детским именем Тяджень, из чего Стас заключил, что старик крепко застрял в прошлом. За няню Стас не волновался: от старости она плоховато видела, и память уже давно переставляла местами людей и события. Поэтому был удивлён, когда, по обычаю поцеловав «Жанну» перед сном, она ворчала, уходя по коридору: «Как подменили, уже не та, не та…».

После этого они сидели ещё некоторое время втроём в гостиной, Виктор Генрихович смотрел на свои руки, будто разглядывал что-то интересное, и вдруг сухо произнёс, обнаружив понимание происходящего: «Пусть здесь живёт, а то абсурд полный. Только не у неё, а рядом». Там, где когда-то была спальня старшей дочери, догадался Стас, где обитает голем.

Они друг другу понравятся, усмехнулся он и не ошибся. Аи сначала испугалась, увидев куклу в человеческий рост, а потом так обрадовалась, словно встретила подругу детства. Даже норовила таскать её за собой по дому, но Шурочка запретила, она шибко боялась «мёртвой царевны», полагая, и не без основания, что дух умершей вселился в это чучело, «ведь не даром тот жених-то с испугу убежал».

А потом и «жених» проявился, словно выйдя из тени по знаку невидимого режиссёра. Но это случилось чуть позже, в начале мая. К тому времени няня Шу слегла от странной болезни, которая выражалась в апатии и сонливости и, скорее всего, была старостью. Так и угасла, держа Виктора Генриховича за руку своими птичьими лапками, до последнего бормоча: береги Тяджень… Тяджень… И профессор обещал.

После смерти няни Лилонга большей частью запирался в кабинете, где, раскуривая трубочку, уплывал на призрачном кораблике в те счастливые времена, когда маленькая Жанна наполняла квартиру своим искристым смехом и, забираясь к нему на колени, доверчиво прижималась к щеке. Та малышка и была его дочерью, его Тяджень…

Жанна вернулась из Бостонской клиники вскоре после похорон, но была так слаба, что почти весь день лежала на диване в гостиной и лила слёзы по бедной Шу. Бледная, со стрижкой ёжиком, как китайский мальчик, с голубыми припухшими тенями под глазами, тонкой шейкой и неуверенной походкой. Пожалуй, её никто бы не признал, появись она в клинике.

Стас заблаговременно перевёз Аи в Стрельну, на свою съёмную квартиру, и она продолжала работать в клинике, значительно расширив круг прежних обязанностей Жанны. Уже через месяц она стала правой рукой Ромки, и он скинул на неё всё общение с «постояльцами».

И вот тут Стас окончательно понял, какому риску подвергает себя и Аи. Нечаянный звонок, случайная встреча – и вся мистификация могла рухнуть. Приходя в клинику, постоянно находился на взводе, и, если ему такая заряженность придавала смелости, у Аи она вызывала тревогу и бессонницу. Ожидание неприятностей не отпускало обоих, омрачая и без того уже редкие минуты близости.

Как-то раз Жанна в поисках Стаса, который оставил мобильник дома, позвонила в клинику. Юля, минуту назад переключившая звонок на его кабинет, вдруг с удивлением увидела профессорскую дочку, входящую с улицы и отряхивающую зонтик. От Аи не укрылся её взгляд, а когда из-за дверей она услышала, как Стас разговаривает по телефону – с мягкими, заботливыми интонациями, предназначенными той, кого Аи заменяла – сразу всё поняла. И как Стас ни успокаивал её, она рыдала и всё повторяла: не могу, пусть она