Читать книгу Далёкие туманы вечности. Лёсик и Гриня. Книга 3 - Марина Важова - Страница 4

Потом эта фраза много раз вспоминалась Виктору Генриховичу. В частности, в тот памятный визит Стаса, когда Жанна с Катериной Сергеевной в четыре руки играли полонез Шуберта. Катенька сразу вспыхнула – профессор догадывался, что она неравнодушна к Стасу – а Жанна вроде даже не заметила его, поглощённая своей партией. Только слегка кивнула и потом весь вечер в его сторону не глядела.

Каково же было удивление и возмущение Лилонги, когда среди ночи он застал своего референта выходящим из спальни дочери. Стас и тут проявил хладнокровие. Вы хотите, чтобы было как с учителем пения? – спросил он, сидя в кабинете профессора в халате и шлёпанцах на босу ногу. Оказывается, Стас с первого дня знал, что Жанна была влюблена в учителя, этого несостоявшегося певца – она сама ему призналась и потом поверяла все свои душевные терзания. Перед отъездом на учёбу во Францию она зашла в его спальню и… не оставила ему выбора.

Но это ещё не было бедой. Жанне исполнилось семнадцать, а Стас, столько сделавший для благосостояния клиники, вполне подходил на роль зятя… Только с дочерью начали происходить истории, всё более ужасные. Первой пострадала Катерина Сергеевна. Преданная Тёкатё была с треском выдворена из дома. Какая-то глупость: якобы она надушила шарф Стаса своими духами, – ну, чушь полнейшая, к тому же, возможно, и неправда – только крику было, словно бедняжку уличили в воровстве.

Обливаясь слезами и хаотично собирая вещи, она металась по своей комнате, а Жанна, стоя в дверях, поливала её такой изощрённой бранью, что Катерина Сергеевна, побросав сумки, выбежала из квартиры, а за вещами потом прислала таксиста. Профессор не присутствовал при этом и, узнав подробности от старенькой Шу, пришёл в состояние крайней подавленности. Он заперся у себя в кабинете, на стук и призывы не отвечал. Жанна слегка напугалась и просила у отца прощения, а потом вдруг предложила пожениться парами: отцу с Тёкатё, а ей со Стасом. Тогда, мол, всё будет по-честному. Лилонга и пошёл бы на это, он знал подходы к Катеньке, но Стас готовности не проявил. Надо, мол, подождать совершеннолетия Жанны, да и подлечить её нервы. Чем обещал незамедлительно заняться.

Но ему это плохо удавалось. Вспышки ярости, рыдания, безучастный взгляд – в такой последовательности просматривался рисунок зрелой психопатии. Жанна где-то доставала таблетки, это обнаружили не сразу, и, когда вызвали доктора Карелина, она уже подсела на транквилизаторы и периодами была ко всему безучастна.

Доктор делал, что мог: устраивал чуть не спиритические сеансы, лечил по своей методе «стабилизация через эмоциональное возбуждение», для чего – с молчаливого согласия отца и Стаса – пригласил своего помощника Григория. Который в первый же визит сбежал, и, как ворчала старушка Шу, «хорошо ещё, что ничего не украл».

Стас повёз Жанну в Бостон, в созданную им клинику, где пока только проводилось тестирование чудодейственного средства. Ты ведь её не бросишь? – робко спросил профессор перед отъездом. После секундной паузы Стас улыбнулся своей обворожительной разбойничьей улыбкой и произнёс: «Куда ж я от вас?». Но эта пауза сказала Лилонге о многом, и не было уже у него прежней уверенности в своём помощнике. Что не помешало ему выдать Богуславскому Станиславу Юрьевичу генеральную доверенность на клинику, банковские счета… Да на всё на свете!

Впоследствии Лилонга уже не мог вспомнить, когда впервые усомнился в Стасе. Он вообще многое стал забывать после случившегося с ним удара. Жанна тогда ещё находилась в Штатах, Стас неделями отсутствовал – летал по всей стране, налаживая сеть представительств фонда «Будущее без наркотиков», – и профессору приходилось много времени проводить в клинике и даже оперировать, чего он в последние годы старался избегать. Тогда он понял, вернее, почувствовал, что при его появлении сотрудники ведут себя странно: затихают разговоры, люди украдкой переглядываются, а самые дерзкие спрашивают о самочувствии дочери.

Для всего окружения Жанна уехала в Бостон учиться изобразительному искусству в Кэрри-колледже, а заодно поправить здоровье. Именно так, в общих чертах – здоровье. То ли народ догадался, то ли Катерина Сергеевна проинформировала, точно не известно, но характер болезни Жанны, похоже, не являлся тайной.

Свою гражданскую жену профессор так и не смог вернуть, да, в общем-то, особо не пытался. С отъездом Жанны Виктор Генрихович полюбил одиночество, которое его нисколько не тяготило, а даже и успокаивало. Он сторонился любых известий, поэтому никогда не смотрел новости, а о состоянии дочери предпочитал узнавать от Стаса, который умел смягчить информацию.

Чёрт его тогда дёрнул позвонить в Бостон! Сначала звонок передавали по цепочке, а уже потом, узнав, кто звонит и кем интересуется, трубку взял главврач, с которым Лилонгу знакомили, но он не запомнил имени. Зато тот его прекрасно помнил и, не скрывая замешательства, признался, что пациентка находится в реанимации после попытки суицида, что случай не первый, но предыдущие были демонстративными, а этот едва не закончился трагически.

Помертвелыми губами профессор пытался задавать вопросы, главврач его успокаивал, но упорно уходил от разговора о способе, которым дочь едва не лишила себя жизни. Лилонга тогда так ничего и не выяснил, кинулся в Стрельну, страшно кричал в кабинете Стаса, умоляя и угрожая. Стас при нём же позвонил, узнал, что Жанна приняла смертельную дозу того самого препарата, которым её лечили – где и как достала, сейчас выясняется – что состояние стабильно тяжёлое.

Лилонга вдруг обмяк, сделался безучастным, Стас отвёз его домой, препоручив заботам Шу, но под утро профессор был увезён скорой, определён в сосудистый центр Мариинской больницы с инсультом. Там он пролежал больше месяца, речь постепенно нормализовалась, а правая рука, поначалу висевшая плетью, вновь задвигалась и была в состоянии держать ложку и даже писать кривыми буквами.

Удар стал водоразделом в жизни Виктора Генриховича. Он вдруг до пронзительной ясности осознал, что совершенно одинок. Это не имело ничего общего с прошлой тягой к одиночеству, когда ничто и никто не беспокоит, никаких звонков и посетителей, тишина и книги. Теперь он ощущал одиночество даже в толпе. Люди перестали для него существовать, и профессору стало совершенно безразлично, что о нём думают и даже вслух говорят. Про дочь никогда сам не спрашивал, и Стас заподозрил, что и Жанны для шефа не существует, но продолжал время от времени докладывать о положении дел, которое всегда оказывалось вполне удовлетворительным.

На самом деле так оно и было. Странная вещь: лишь только профессор в конвульсиях и блевотине свалился у дверей туалета, в тот же миг на другой стороне земного шара переключили невидимый тумблер, и подопечная психо-наркологической клиники Jeanne V. Lilonga неожиданно пошла на поправку. Буквально проснулась совершенно нормальным человеком и к вечеру уже была переведена в палату.

Выписка профессора совпала с настойчивым стремлением Жанны вернуться домой, и Стас метался между континентами, преодолевая за день какие-то уже немыслимые расстояния. Зато семейную встречу организовал блестяще и, сидя с чашкой чая в своём любимом кресле у окна, исподволь наблюдал за семейным счастьем, мысленно располагаясь между отцом и дочерью, одного обнимая за плечо, а другую прижимая к груди.