Читать книгу Далёкие туманы вечности. Лёсик и Гриня. Книга 3 - Марина Важова - Страница 7

Ещё в аэропорту, когда Аи бросилась к нему, и он поймал её, распахнув руки, невесомую, всё в той же дутой камуфляжной куртке, с выбившейся косой – с ним в ту же минуту что-то произошло. Что-то до боли и беспамятства хорошее. Вдруг всё, чем он недавно жил, что так тщательно планировал, так убедительно доказывал, – всё потеряло значение. Только это лёгкое, светлое создание, узкая рука в его руке и голос, совершенно особый, проникающий в сознание даже при давящем шуме автобана. Но сначала они чуть не потеряли её сумку с бедными пожитками, а потом долго не могли найти машину, потому что Стас совершенно забыл, где парковался.

Всё, баста! Никаких продуманных планов, никаких дурацких идей с двойниками! И паспорта выкинуть – нет Анны Турчиной и никогда не было! Есть Аи Тоба, его будущее. Вот вернутся в Питер – и начнут новую жизнь. Он оставит клинику – пусть Гнессер прибирает к рукам, а они уедут в Штаты. Нет, лучше в Париж. К чёрту мифические обязательства перед семьёй Лилонга! Он достаточно для них сделал, и пора оставить этот кусок его жизни в прошлом.

Только что он скажет Аи? Она ведь полна решимости… спасать… помогать… подменять… Ничего не боится, смотрит притихше-восторженная, готовая на всё. Ведь он был так убедителен: Жанна больна, надо создать иллюзию, работать в клинике до её выздоровления. И про финал рассказал: как они обе появятся, держась за руки, а вокруг репортёры, ведущие пластические хирурги, звёзды кино.

Но не это её вдохновило, ей шумиха – нож острый, а то, что нужна кому-то! Что она, безвестная, одинокая сирота, может вытащить из беды так похожую на неё девушку, помочь её отцу. А теперь выходит, что никому помогать не надо, и лучше поскорее смыться, бросив их на произвол судьбы. Хорош, всё продумал! А того, что эта ангелица переполнена добротой и жаждет излить её на других, недоучёл, дубина!

Когда ехали по узкому перешейку, соединяющему остров с материком, у него ещё было намерение: как только выберутся на трассу, повернуть не налево, в сторону Хельсинки, а направо. И тогда, по пути до границы, всё ей рассказать. Но это «всё» постоянно меняло и смысл, и формулировки, а когда уже подъезжали к развязке, Аи вдруг тихонечко засмеялась и произнесла: «Вот, в детстве мечтала стать артисткой. Теперь, выходит, моя мечта сбудется?». И Стас, потрепав её по колену, криво улыбнулся и свернул налево…

Бывший военный госпиталь под Хельсинки был создан в период сотрудничества финнов с фашистской Германией. После войны он продолжал числиться за Оборонительными силами Финляндии, а в 90-е годы перешёл под крыло комитета безопасности и получил статус повышенной секретности. Эта информация, сообщённая Гнессером, походила на текст энциклопедии, но Стас готов был поклясться, что ни в одном справочнике этого объекта нет.

Они ехали по лесной грунтовой дороге без указателей. «Семнадцать километров по шоссе Поринти после пересечения с Турунвяйля, правый поворот – не проскочить, зарос ельником – и дальше до озера», – вспоминал Стас указания Питера.

Клиника Лилонга изначально отпадала по всем параметрам, финский госпиталь был ближайшим, а главное – там работал бывший однокурсник Стаса и Короля, рыжий балбес Жека, Жаконя, который всегда паясничал, любил розыгрыши и рискованные шутки. Однако со слов Гнессера, Евгений Жук имел репутацию лучшего пластического хирурга Скандинавии, причём в очень специальных кругах.

Пожалуй, более рискованной шутки Жаконя выдумать не мог – с его-то болтливым языком и склонностью к мистификациям! Стасу не верилось, что человек может так кардинально измениться, но Питер заверил, что Евгений надёжный, в плане утечки информации опасаться нечего.

Блокпосты, о которых его предупредили, остались позади, машина, следуя ленте серпантина, объехала лесистый холм и выехала к озеру. Справа размещалось белое приземистое здание бывшего санатория, производящее впечатление заброшенности. Но Стас уже знал, что нужно повернуть налево, «а там увидишь».

И они увидели. Тяжёлую дверь с бойницей окна, врезанную прямо в скалу. Аи испуганно улыбалась, Стас искал какую-нибудь кнопку и мысленно ругал себя, что не расспросил Питера подробнее. Прошло не более полуминуты, и металлическая плита плавно отошла за выступ скалы. Короткий каменный коридор с волной ионизированного воздуха, и вот они уже в холле со светящимся потолком и тяжёлой мебелью. Пожилой финн в форме то ли военного, то ли швейцара приветствует их, отъезжает ещё одна дверь в стене, и они едут на лифте вниз.

Ну, да, Питер говорил, что госпиталь подземный. А холл и шахта лифта вырублены, выходит, в скале. Можно пересидеть ядерную атаку при надобности, – размышлял Стас, сжимая в руке маленькую ладошку. Теперь, когда пути назад уже не было, он успокоился и даже слегка недоумевал, чего это его потянуло в отказ. Хорошо, что Анне не сказал про свои бредовые колебания, напугал бы только девушку зря. Он стал называть её Анной, Анечкой сразу после поворота на лесную дорогу, и оба поняли: игры кончились.

Из лифта вышли в точно такой же холл и сразу увидели мужчину в зелёном халате. В первый момент Стасу почудилось что-то знакомое в манере держать руки в карманах, высунув большой палец. Жаконя именно так любил закладывать руки в карманы пиджака, ещё этими большими пальцами крутил, как тогда казалось, неприлично.

И вдруг Стас понял – это Жека и есть. На улице бы встретил – не узнал. Где рыжая патлатая шевелюра?! Где узкая веснушчатая мордочка с толстыми губами, не скрывающими два передних зуба, будто выпрыгнувших изо рта?! Перед ним стоял седой бородач с квадратным лицом и ровно-объёмной фигурой, ничем не похожий на Жаконю.

Нет, всё же привычка – вторая натура, палец выдал! – усмехнулся Стас. Жека подошёл и без улыбки, буднично произнёс: «Думал, тебя не узнаю, а ты, подлец, ни хрена не изменился», – и весьма чувствительно хлопнул Стаса по плечу. На Анну взглянул кратко, но пристально, промолвив только: «Прошу ко мне», – и повёл их в свой кабинет…

Под землёй не замечаешь, как идёт время, – размышлял поздним вечером Стас, выезжая в свете фар на трассу Скандинавия. Прощаясь, Жека, а скорее уже Евгений Фёдорович Жук, буркнул: «Внедрюсь по минимуму, фактура удачная, – и совсем тихо добавил, ткнув Стаса пальцем в живот, как делал это в институте, когда собирался огорошить собеседника: «Для себя или для дела?». На что Стас уклончиво ответил: «Для своего дела».

До этого они беседовали втроём, рассматривали фотографии и домашнее видео, где была запечатлена Жанна в свои относительно хорошие периоды. Анна пыталась подражать, и Евгений то одобрительно гмыкал, то мотал головой. Потом они обедали в столовой клиники, где у Жеки был свой столик рядом с плоским, будто домашний кинотеатр, аквариумом, населённым флегматичными рыбами. Они выбирали из небольшого меню, Жека смешно комментировал, кидая на Анну изучающие взгляды. Пока обедали, попутно рассказывал: на подготовку берёт два дня, составляет «карту клиента», потом операция, несколько возможных коррекций, месяц реабилитации и далее – обучение. С тату придётся повозиться, но мастер есть на примете, художник-копиист… И хотя смотрел на Стаса, речь адресовал Анне.

«Попробуем уложиться в три месяца. Самое трудное – научиться быть объектом, на это уйдёт основное время. Задействуем психолога, фониатра, режиссёр один есть в резерве, но это уже для особых случаев…», – как бы вслух размышлял он, орудуя ножом и вилкой. Объектом называл Жанну, Анну – жемо3, при этом говорил о них в третьем лице, так что создавалось впечатление, что обсуждают посторонних, не известных людей.

Умно́, снимает страх. Стас въезжал в светящийся огнями Хельсинки, выстраивая в уме сценарий предстоящего разговора с Жанной. Завтра её выписывают, он приедет встречать и делать ей предложение «с особыми условиями». Но это будет только завтра, а пока можно отвлечься, вспоминать прошедшие дни на острове, до мелочей восстанавливая их с Анной, вернее, с Аи, – медовый месяц… Вернее, пять бесконечно счастливых дней…

Навигатор повёл машину кратчайшим путём, и вскоре Стас выехал на трассу, не замечая финских домиков, украшенных предрождественскими гирляндами. Он вспоминал железную дверь в скале, лифт, неслышно плывущий сквозь каменную толщу – не менее трёх этажей вниз – и сердце вдруг заныло: от тревоги ли, от предчувствий? – он сам не мог понять, только знал, знал уже точно – возврата нет.

Ночь Стас провёл в мотеле, а утром позвонил профессору и по его сырому, невнятному голосу – будто разговаривал со снятым протезом – сразу понял: что-то произошло. Лилонга ныл в трубку, что Жанну никуда нельзя увозить, что она зачахнет в глуши, а он умрёт – от тоски по ней. Никто о нём, старике, не думает… дочку отдать, а чужую в дом взять, да неизвестно на сколько… Хорошо, приеду, поговорим, отмахивался Стас, но профессор вдруг замолчал, будто вырубился звук, а потом громко и чётко произнёс, как по писанному: Жанна не пойдёт за тебя, не строй иллюзий. И отключился.

Вот и чудненько, вот всё и уладилось. Никаких двойников, никакой чёртовой женитьбы, заплатит Жеке за беспокойство и все дела. Прямо сейчас позвонит и сыграет отбой! Его, возможно, оставят работать в клинике. А если нет, переживёт, мало ли у него талантов! Аи объяснит, что всё само утряслось, «объект» вылечился. И косу резать не надо, такую прекрасную косу!