Читать книгу Параллельными курсами. Лёсик и Гриня. Книга 1 - Марина Важова - Страница 10
Часть 2. МЛАДШИЙ БРАТ
Без сознания
ОглавлениеВнезапная тяжёлая болезнь сына стала для Дарины первым испытанием. Даже после выписки ни одно из светил Педиатрического института не смогло однозначно поставить диагноз. Лёсику тогда было года три или чуть больше, он заболел каким-то вульгарным, не тяжёлым вирусом, который никак не проявлялся, если бы не подскакивающая временами до тридцати девяти температура. А в остальном мальчик был абсолютно здоров: ни кашля, ни насморка, никаких внешних проявлений. В кроватке лежать он скучал, и родители одели его потеплее и разрешили тихонечко, без беготни поиграть.
Лёсик любил тихие игры: вырезать что-нибудь, складывать, читать, переводные картинки в альбомчик клеить. И обязательно под музыку. Он слушал только-только появлявшуюся электронную музыку, сам навострился ставить пластинки, для чего с предосторожностями влезал на стул и аккуратно, почти не дыша, опускал иголку на чёрный бороздчатый диск. Если музыка нравилась, он мог ставить одну и ту же пластинку целый день и даже целую неделю, пока утомлённые однообразием родители не находили ей адекватной замены.
А тут он раздобыл где-то нитки-шнурочки, нацепил их на шею и ходил по своим делам от окна к кроватке, приговаривая что-то сам себе негромко. Сандро, работавший в литографской мастерской, которая находилась в полуподвале Дома Художников, зашёл пообедать, что он делал крайне редко, экономя время на всём. А тут явился, и обрадованная Дарина принялась разогревать борщ, резать хлеб и солёные огурчики.
Они уселись за стол на кухне, оставив открытой дверь в детскую, где Лёнча на два голоса сам с собой разговаривал под музыкальное сопровождение. И вдруг они перестали слышать его голос, а вскоре раздался негромкий стук, как будто упал стул с навешенной на него одеждой.
Первым спохватился Сандро. Он молнией влетел в детскую и сразу обнаружил бесчувственного Лёсика, лежащего у окна. Глаза его были закачены, ручки-ножки конвульсивно дёргались, он силился вдохнуть, но получался натужный сип. Дарине пригрезилось, что он задушил себя этими нитками-веревочками, она стала их сдирать, но быстро поняла, что причина не в этом.
Сандро тут же вспомнил правила оказания первой помощи при потере сознания, которые изучал в автошколе, и большим пальцем попытался открыть Лёсику рот. Малыш раскусил отцовский палец до кости, и Сандро понял, что у сына припадок, что он может задохнуться – если уже не задыхается – проглоченным языком, что нужна ложка – ложку! крикнул он Дарине, и та быстро принесла серебряную чайную ложку – что этой ложкой нужно прижать язык, а там уже зубы мальчика её сами удержат – не разожмёшь ничем.
Дальше всё плыло как в горячечном сне: Сандро с соседкой-врачом, правда гинекологом, но всё-таки… скорая едет безумно долго… Дарина отправлена её встречать, чтобы она своим воем не мешала поддерживать жизнь Лёсика до прибытия медиков. Потом врачи, уколы, малыш дышит, дышит – слава тебе Господи! – его сейчас увезут в больницу. И вот уже Дарина совершенно спокойная, с отмытым от рёва лицом и наспех собранным пакетиком необходимых вещей, и вот уже они в больнице, и она говорит своим особым доброжелательным голосом с проступающими стальными нотками, что никуда от сына не уйдёт, что поспит и на полу.
А потом были бесконечные капельницы, Лёсика увозили от неё в процедурную – нет, мамочкам сюда категорически нельзя – а она сидела под дверью и слышала металлические звуки, неуместный и оскорбительный для её уха смех и раздражённое: ну, разве это вены, как в них колоть! И всё же капельница была поставлена – до конца дня, мамочка, так что терпите – и бледное личико сына, обращённое к ней, появлялось после стука каталки, открывающей дверь. Лёсик точно знал, где она стоит, где находится её лицо с успокоительной асимметричной улыбкой, доставшейся ему по наследству.
Сын вроде шёл на поправку, начал есть, лицо порозовело и постепенно на нём проступило добольничное выражение, в зелёных глазах появились смешинки. Правда, с утра до позднего вечера Лёсик послушно лежал под капельницей, придушенно вереща только в момент её установки, но в целом положение явно улучшалось. Если бы не одно «но». Каждый вечер, в одно и то же время, опять резко подскакивала температура. Это случалось поздно, когда врачей уже не было, а сёстры ничего не могли сказать. Конечно, на другое утро Дарина брала в оборот лечащего врача, но сынок так прекрасно себя чувствовал, так хорошо и проказливо строил доктору уморные рожицы, что тот лишь пожимал плечами: «Делаем как положено… последняя методика… лучшие лекарства на сегодняшний день…».
Тогда Дарина стала всё записывать: что Лёсик съел, что и сколько пил, какая была температура, что вводили через капельницу. Последнее было труднее всего, потому что родителям было не положено уж так подробно знать о курсе лечения. Но тут у неё нашёлся помощник – тётя Маша со шваброй, знающая все названия лекарств. Уже через пару дней Дарина могла с уверенностью сказать, что температура поднимается буквально сразу после установки в капельницу последней, самой маленькой бутылочки. Та же тётя Маша, виртуозно выгребая парусом рогожистой тряпки мелкий сор из-под кроватей, сообщила, что на её памяти такие случаи происходили, у некоторых детей была аллергия именно на этот препарат.
Когда же наутро обрадованная открытием Дарина выпалила эту информацию лечащему врачу, тот с неудовольствием возразил, что такого быть не может, что это лекарство как раз от аллергии. Но Дарина упёрлась и запретила последнюю маленькую бутылочку. Запахло скандалом, пришла заведующая, потом главврач, они увещевали, стращали, провели внутреннее расследование, при котором была вытащена на свет огрызающаяся тётя Маша. Тут же выяснилось, что уборщица тётя Маша – это Мария Тимофеевна, в прошлом медсестра с большим стажем. Как только Дарина об этом услышала, она сразу успокоилась и предложила вызвать доцента с кафедры пульмонологии педиатрического института. Совершенно конкретного доцента Ираиду Сергеевну, у который постоянно наблюдался Гриня. А до тех пор – табу на маленькие дефицитные бутылочки.
Санчо мигом съездил, привёз Ираидочку, та внимательно осмотрела Лёнчу, прочла все назначения, а заодно и подсунутый Дариной дневник её наблюдений. Она подтвердила, что препарат действительно очень эффективен, но в двух процентах случаев даёт аллергические реакции, вот, видимо, к этим двум процентам и относится наш подопечный, а остальным девяносто восьми можно смело колоть. И похвалила мамочку, сказав, что если бы все родители были так внимательны к своим чадам, детская смертность бы резко понизилась. Все разошлись умиротворённые, порешив, что исключение только подтверждает правило, но бутылочку отменили. А с ней ушла и температура.
Лёсика пообещали дня через три выписать и вместо капельниц назначили уколы. Но стоило только медсестре появиться в палате со шприцем, Лёсик немедленно извергал из себя всё ранее съеденное. Это происходило и в том случае, когда уколы шли делать вовсе не ему.
– Заберите-ка мальчика поскорее домой, – посоветовала Ираидочка по телефону.
Так и сделали. Дома Лёсик стал быстро идти на поправку, да он, по сути, и не болел больше, ему было некогда: папа купил новую пластинку «Спейса», у них жила и хозяйничала бабушка Антонина Львовна, а главное – Гриня, Гриня тоже жил у них. Где уж тут болеть!