Читать книгу Параллельными курсами. Лёсик и Гриня. Книга 1 - Марина Важова - Страница 9

Когда родился Лёсик, Гриня был в деревне с бабушкой Антониной Львовной, матерью Сандро. В отличие от донецкой бабушки, Антонина Львовна к своему статусу относилась несерьёзно, жила кипучей творческой жизнью, проводя летние месяцы на гастролях с театром. И хотя ей приходилось выполнять всего лишь работу костюмерши, театрального патриотизма хватило бы на приму. Но в этот сезон на гастроли поехала новенькая, чья-то племянница, и Антонина Львовна вдруг вспомнила и про дачу, и про внуков, чему были все несказанно рады.

Гриня знал, что у него появился младший брат, но не проявлял к этому событию никакого интереса. В свои шесть лет он чётко разделял мир на то, что ему интересно – и тогда он просто брал это интересное, – и на то, что ему безразлично. Безразличное обходилось им или даже могло проходить сквозь него, не оставляя следа. Были ещё вещи и события неприятные, как, например, ссоры между мамой и отчимом или наказания. Но по большей части всё безразличное и неприятное не занимало его голову и воображение, пока не вставало перед ним непрошеной явью. Так, походы к зубному врачу и вообще все болезненные медицинские процедуры оставляли его равнодушным до самого последнего момента. Он никогда не плакал и не переживал заранее, не расспрашивал, как и что с ним будут делать. Этот эмоциональный аутизм всех вокруг озадачивал, даже некоторое время считали, что у мальчика не всё в порядке с психикой.

Как-то раз в приёмном покое больницы, куда его должны были положить на обследование для выявления аллергенов, он увидел за окном голубей и тут же вспомнил, что ещё неделю назад нашёл крыло голубя возле кустов и с предосторожностями – чтобы не отняли и не выбросили – принёс его домой. Он хотел улучить момент и исследовать это крыло и сделать что-то подобное, но размером больше, для себя. Но потом отвлёкся и забыл. А теперь обнаружил, что оказался вдали от припрятанного сокровища и долго ещё не узнает устройство крыла голубя. Именно это заботило Гриню всё время, пока на него заводили карточку, осматривали, взвешивали, переодевали в больничное. Он думал только о том, как бы поскорее получить своё крыло или добыть новое. О том, что находка может испортиться и навлечь на него очередную кару отчима, Гриня не думал совсем. Как и о том, что его впервые после приезда в Ленинград разлучат с мамой, что он целых две недели будет спать в чужой кровати, в одной комнате с чужими мальчиками, что ему ежедневно будут делать болезненные уколы, надрезы на руках и мазать их всякой дрянью. Всё это возникло потом и по факту вызвало соответствующую реакцию.

Так произошло и с новым братиком. Пока о нём говорили, Грини это не касалось. Он только-только освоил двухколёсный велосипед и проводил испытания, сажая сзади соседскую кошку, которую «для страховки», а вернее всего, чтобы не удрала, прицеплял к багажнику полосатыми резинками с крючками на концах, которые нашлись в багажнике папиного жигулёнка. Несмотря на крепёж, кошке удавалось быстро соскочить, и испытания приходилось начинать снова. Поэтому Гриня не сразу заметил, что папина машина стоит у калитки, что из неё выходит мама Даша и несёт в руках какой-то валик от дивана. И даже когда он догадался, что этот валик и есть его маленький брат, завёрнутый во что-то стёганое и голубое, занятия свои не бросил и продолжал закреплять кошку, уговаривая её не бояться и обещая за смелость колбасу.

Впрочем, на него тоже никто внимания не обратил, потому что заносили вещи, а потом устраивали малыша в зыбочке, прикреплённой к потолочной балке бельевыми верёвками. Эту зыбочку Антонина Львовна вытащила из глубины антресолей. Вещь крепкая, соседом-столяром выстроенная в незапамятные времена. В ней когда-то укачивали маленького папу, а до него – очень давно, ещё до войны – троих соседских детей в местечке Прудок под Гомелем, где родилась и провела свою молодость папина мама.

Лёсику только-только исполнилось две недели, и никто не собирался увозить его в деревню. Но у малыша ещё в роддоме началась крапивница, он постоянно плакал, тревожно спал и не набирал вес. Дома положение не улучшилось, несмотря на ванночки с чередой и ежедневные влажные уборки. Патронажная сестра посоветовала выносить ребёнка на прогулку только до семи утра и после десяти вечера, когда смог не такой вредный. А лучше уехать за город, если есть возможность. И они сразу поехали на дачу. В первую же ночь Лёсик спал глухо, до самого утра, хотя был мокрый по самые уши. И днём он почти всё время спал, просыпаясь поесть и немного «погулять», то есть полежать голеньким то на спинке, то на животике.

Дарина, воодушевлённая успехом и впервые после выхода из роддома наконец-то выспавшаяся, придумала поселить Лёсика в саду, чтобы он всегда был на воздухе. Зыбочка, несмотря на опасения и слабые протесты бабушки, была прикреплена к мощному суку старого клёна напротив окна спальни. Листья у клёна были такие крупные, а сама крона настолько плотная, что получился естественный шатёр. Покачивание зыбочки, колыхание и шелест листвы клёна создавали стойкий усыпляющий эффект. Так Лёсик стал жить на улице и заносился в дом только для кормления и в сильный дождь. Ночью он мирно спал в своей колыбельке, а рядом с ним – всего в каких-то двух метрах возле открытого окна спали в избе родители.

Поначалу новый братик Гриню мало интересовал, а возникшее любопытство было чисто исследовательского свойства. Он попытался поставить малыша на ножки, как ставят новорожденных телят. Но поскольку ему это запретили, интерес был потерян. Гриню больше занимал, к примеру, соседский петух, с которым у него шла борьба за влияние над курами. Пока побеждал петух, ведь куры – дуры, но со временем он надеялся их приручить кормлением в определённые часы детскими витаминами, которые сам очень любил.

Появление маленького братика вносило в привычное существование Грини одни неудобства. Нельзя было, к примеру, испускать боевой клич, когда Лёсик спал. А спал он почти всегда. Ещё надоедало постоянно мыть руки, хотя к брату Гриня старался не прикасаться. Чтобы успокоить взрослых, а заодно и провести ряд опытов с мылом, Гриня то и дело тёрся возле умывальника, разбрасывая по сторонам клочья пены.

Но как только младенца поселили под клёном, его статус в глазах Грини сразу вырос. Эта крошка, эта личинка, этот беззубый, с незаросшим родничком и бровями домиком, ещё никакой не человек – и на тебе! – живёт прямо на улице, спит один в саду, под огромным небом, ничего не боится! И за него взрослые не беспокоятся – как такое возможно? Значит, он не обыкновенный человек, а может, и не человек вовсе. А вдруг он инопланетянин? И ночью телепортирует на свою звезду: всё в порядке, я свободен, прилетайте за мной. То, что мама Даша его родила, ровным счётом ничего не значит. Гриня читал, и вроде кино такое есть, что инопланетяне специально выбирают земных женщин для продолжения рода, чтобы избежать мутаций. Что такое мутация, Гриня не знал, но понимал, что дело гиблое, мутное.

С того дня, как Гриня осознал, что его братишка вполне может быть инопланетянином, все остальные дела были заброшены. Петух безуспешно пытался вызвать Гриню к барьеру, то бишь, к забору, а кошка мирно спала на багажнике велосипеда, который успела за время тренировок полюбить. Руки аж скрипели от постоянного мытья, и Григория наконец-то допустили до «присмотра за братом». Первым делом он напросился на купание, поддерживал головку Лёсика в ванночке и следил, чтобы пена не попала в глаза. Пена, несмотря на старания Грини, всё же попала младенцу в глаз, но Лёсик не заплакал, а только забил ручками по воде, поднимая брызги. «Конечно, ему не щиплет, ведь глаза наверняка с защитой».

Всё лето Гриня не отходил от братика ни на минуту. Он качал его зыбку, держал рожок, полоскал на озере пелёнки, помогал купать, возил в коляске по деревне. И добился-таки – безмолвно проливая потоки слёз и умоляюще глядя на главную защитницу Дарину, – чтоб ему тоже разрешили спать под окном, постилая на широкой скамейке надувной матрац. Бабушка была в ужасе. Она говорила, что никогда такого не видела и людей стыдно, что малые дети, как бездомные, спят на улице. К счастью, стоял прекрасный жаркий июль без единого дождика, дома было очень душно, и Сандро с Дариной тоже перебрались на ночь под развесистый клён, расстилая полосатый матрац прямо на земле.

Конечно, Гриня не просто так возился с братиком, он ставил эксперименты, стараясь обнаружить признаки сверхчеловека. Таковых поначалу не находилось. Но Гриня упорно вглядывался, вслушивался, и со временем получил подтверждения, что брат его – не обычный человек. Излюбленным занятием Грини было чтение вслух маленькому Лёсику «Из жизни животных» Брема – его настольной книги. Дарину душил смех, когда она наблюдала, как Гриня, торопясь и глотая слова, увлечённо читал Лёсику про древесных лягушек, то и дело разворачивая перед лицом брата страницу с картинкой. Поразительно, что Лёсик ни разу во время чтения не заплакал, никаких признаков неудовольствия не проявлял, правда, иногда кемарил. Гриня этого не замечал и продолжал читать и показывать картинки. А то, бывало, Лёсик в ответ на показанную картинку начинал гулевать, да так разнообразно, что Гриня бросался к взрослым с криком: «Он сам научился читать!».

Гриня гордился своим братом. К концу лета он убедился в его нездешности. И то, что Лёсик совсем не плачет, даже если лежит мокрый, и совершенно осмысленный взгляд при чтении Брема, и бровки домиком, что безусловно означало работу мысли. Даже если брат не был инопланетянином, то состоял с ними в связи, за ним явно велось наблюдение с дальних звёзд. Порой по ночам Гриня просыпался от шорохов и шелеста крыльев рядом с зыбочкой. И он видел, сам видел, что Лёсик лежит с открытыми глазами, а над его головой летают маленькие человечки с собачьими мордочками и ультразвуком подают малышу условные знаки. Ни папе, ни Дарине, а тем более недоверчивой бабушке он об этом не стал рассказывать. Взрослые не верят в инопланетян, обязательно скажут, что по ночам гуляют ежи, а в саду полно летучих мышей – тоже ночных жителей. Ещё, чего доброго, погонят спать в скучную избу, чтобы умерил свои фантазии, как говорит мама.

Так продолжалось до самого отъезда в Питер. По возвращении Гриня вскоре заболел, долго не появлялся в папиной квартире, а когда, наконец, его привезли ещё кашляющего и укутанного, никакого интереса к братику не проявил. Всё возился с пластилином, лепил нервными, напружиненными пальцами страшноватых чудищ с разинутыми, кричащими пастями. Напрасно Лёсик, мгновенно узнав брата по голосу из прихожей, засмеялся, загулил – Гриня как будто не слышал и не видел, как будто забыл про всё, что его так занимало летом. Дарина пыталась вернуть интригу об инопланетянах, но Гриня не реагировал и лишь пощипывал, потирал пальцами, вылепляя очередное чудовище.