Читать книгу Идущие навстречу. На перепутье - Мария Борисовна Хайкина - Страница 4
На перепутье
Глава III
ОглавлениеВесь первый год брака Хорвина не оставляло ощущение, что все, что с ним происходит – это лишь сон, что вот-вот он проснется в своей холостяцкой комнатушке один, а женщина, что называла себя его женой, окажется где-то далеко, в другой жизни. Он никак не мог до конца поверить, она, это чистое, светлое создание, смогла полюбить его со всеми его страстями, сомнениями и страхами, с его жесткостью, со всеми ошибками, что он натворил. Он не просто любил свою жену, он ее боготворил, он благословлял воздух, которым она дышала. Одной из самых ярких черт Хорвина была способность сосредотачивать все свои помыслы на одной идее, и теперь весь смысл его существования составляло его чувство к Ровине. Сейчас, когда позади был уже не один год брака, на его мятежную душу снизошло успокоение, он больше не метался в поисках идеала, как во времена своей беспокойной юности, не терзался и не терзал других при столкновении с человеческим несовершенством, он стал снисходителен и умиротворен, он был удовлетворен тем миром, в котором жил.
Приезд ровининой кузины принес угрозу его спокойствию.
– Не понимаю, зачем было так спешно уезжать из дома? – повторял он с остервенением. Хорвин нервно расхаживал по комнате, мирно устроившаяся у камина жена возражала ему.
– Но ты же помнишь, что писал мой отец о тех переменах, которые произошли с тех пор, как элисина мать вышла замуж за этого Стаерса, – говорила она терпеливо. – И я ведь не сомневаюсь, что отец, щадя мои чувства, о многом умалчивал. Элиса рассказала мне о непрекращающихся дебошах, их дом заполнили какие-то гнусные личности, они не давали ей прохода, бедной девочке постоянно приходилось терпеть их грязные выходки. Ты представляешь, она не знала покоя в собственном доме! А мать ее на все закрывала глаза, страсть к этому прохвосту просто ее ослепила. И отец мой оказался не в силах приструнить этого мерзавца, ведь он не имеет настоящей власти, истинными владелицами всего имущества являются Элиса и ее мать, а отец лишь исполняет обязанности управляющего. Он прилагает огромные усилия, чтобы не дать растранжирить все состояние госпожи Котомак, и только. Ты ведь знаешь моего отца, он человек добрый и мягкий, а чтобы повлиять на этого проходимца, нужны твердость и жесткость. Хорошо еще, что отчим не имеет права трогать элисину часть состояния, он не может разорить ее, он может лишь сделать ее жизнь в родном доме нестерпимой. Я лишь благодарю Бога, что моей дорогой бабушке уже не суждено быть свидетелем этих бесчинств. Не удивительно, что бедная сестра поторопилась уехать оттуда.
Но высказанные ею доводы Хорвина не удовлетворяли, он продолжал кипеть.
– Да, но могла же Элиса написать, попросить приехать и забрать ее. Ни к чему было так срываться из дома, даже не собравшись в дорогу. Это просто выходка взбалмошной девчонки, которой наскучило в родном доме!
Встав против жены, он прямо посмотрел в ее в спокойные светлые глаза.
– А может, – спросил он, – ей захотелось снова попытать свои силы, играя с твоим мужем?
– Нет, не думаю, чтобы причиной приезда было это желание, – возразила Ровина по-прежнему тихо, ее лицо оставалось таким же безмятежным, предположения Хорвина никак не взволновали ее. – Элиса выглядит по-настоящему встревоженной. Ну, а такие скоропалительные поступки как раз в ее духе. Никому бы из нас в голову не пришло так просто, в чем была, сесть на дилижанс и уехать.
Ее спокойствие возымело, наконец, свое действие. Хорвин заметил уже тише:
– Что касается скоропалительных поступков, могу сказать, что ты на них способна не в меньшей степени, чем твоя кузина, – тут его губы тронула слабая улыбка. – Вспомни, как я отговаривал тебя от спешного тайного брака со мной, я уж не напоминаю о других твоих затеях.
Жена улыбнулась в ответ:
– Да, ты прав, и я бываю скора на решения. Видимо, у нас с Элисой эта черта семейная.
Несколько минут они смотрели друг на друга молча, объединенные общим воспоминанием. Худенькая, хрупкая девушка решительно идет навстречу незнакомцу. Серые глаза ее смотрят бестрепетно. Она идет навстречу своей судьбе, она бросила вызов, она решила завоевать сердце того, с кем сведет ее случай.
Хорвин снова принялся расхаживать по комнате.
– Ну почему Элиса приехала именно к нам?! – напряжение вернулось к нему.
– А ты подумай, к кому еще она могла обратиться. Ближе нас у нее никого нет.
– Да у нее сотни приятелей!
– Приятелей, но не близких друзей. И потом, идти к чужим, когда есть свои, родные!
– Я бы предпочел, чтобы она нашла кого-нибудь другого, – возразил Хорвин упрямо.
Его жена подняла голову.
– Хорвин, ты же не хочешь сказать, – тихо произнесла она, – ты не хочешь сказать, что откажешь ей в помощи?
Ее лучистый взгляд проникал в душу. Хорвин отвел глаза.
– Нет, конечно, – пробормотал он. – Я не собираюсь ее прогонять, просто… – присев на корточки перед женой, он ласково взял ее руки в свои, – просто… понимаешь, одно ее присутствие заставляет меня нервничать. У Элисы дар создавать вокруг себя напряжение, невозможно предугадать, что она вытворит в следующий раз.
– Она такая, ну что тут поделаешь! – сказала Ровина. – Относись к ней спокойно, не обращай на ее выходки внимания, и все будет в порядке.
Хорвин смотрел на жену с сомнением.
…
Так… Туалетный столик, комод, камин, кресло, шкаф, стул, ширма, второй стул, кровать… Туалетный столик снова, зеркало небольшое, как следует себя не рассмотришь, и выглядит слишком просто, ничего эстетичного, затем комод, царапина над ручкой, неужели нельзя было привести его в порядок, ведь он и так старый, выглядит убого, камин, надо на него что-нибудь поставить, нечто оригинальное и изящное, потом подумаю, кресло, кресло удобное, кресло мне нравится, и эта обивка в желтый цветочек смотрится очень мило, шкаф, не слишком вместительный, для моей одежды одного шкафа мало, как же быть, стул, ширма, надо было написать, чтобы прислали ширму из дома, более элегантную, снова стул, кровать, узкая, никакого полога, покрывало старое и бедное, придется найти замену, и опять все сначала, туалетный столик, комод, камин, и так крутишься и крутишься в этом кольце, и нет выхода…
Элиса не осознавала, сколько времени она простояла, глядя на комнату, где ей предстояло жить. Глаза ее медленно переходили от одного предмета к другому, мысли заторможено скользили по все тому же кругу, и на ее прекрасном личике была написана тоска.
– Элиса, ты разрешишь мне войти? – сказал из-за двери голос Ровины.
– Входи, – вяло откликнулась Элиса.
– Уже начинает темнеть, я принесла тебе свечу.
Элиса чуть шевельнулась.
– А почему свеча только одна? Я привыкла… – заговорила она чуть более оживленно, но тут же снова сникла, – ах да, все время забываю, где я нахожусь. Ладно, спасибо, поставь ее куда-нибудь.
Она отрешенно следила, как ее кузина устанавливает подсвечник на каминной полке. Покончив с этим, Ровина неторопливо прошлась по комнате, подвинула стул, поправила покрывало на кровати.
– Как ты устроилась? Тебе удобно здесь? У тебя есть все, что нужно?
Элиса ничего не ответила, и Ровина поглядела на нее внимательней.
– Мне не нравится твой вид, ты кажешься усталой, – заметила она сочувственно. – Уже несколько часов ты никуда не выходишь, это совсем на тебя не похоже. Ты плохо себя чувствуешь?
Элиса провела рукой по лицу.
– Плохо себя чувствую? Нет, не в этом дело, – медленно проговорила она, думая о своем. – Я чувствую себя нормально, просто… Просто мне…
Внезапно встрепенувшись, она перешла к зеркалу. Нагнувшись к стеклу, всмотрелась в свое отражение.
– Ты действительно находишь, что я плохо выгляжу? – с беспокойством спросила она.
– Ты мне показалась какой-то бледной, осунувшейся.
– А больше ты ничего не замечаешь?
– Нет, но одно это уже необычно, ты всегда была такой бодрой, на щеках – румянец, вся пышешь здоровьем. Наверное, этот переезд тебя так утомил? Три дня одной в карете, без помощи и поддержки, это – тяжелое испытание.
– Конечно, переезд, – сразу согласилась Элиса. К ней вернулась ее обычная живость, и она принялась поправлять свою прическу. Не переставая возиться с локонами, Элиса быстро говорила, – ты не представляешь, как утомляет непрекращающаяся тряска, и эти постоялые дворы с грязью и тараканами, и ни одного приличного лица рядом, не с кем слова перемолвить. Мне казалось, дорога никогда не закончится, я еле дождалась, когда этот противный дилижанс доберется, наконец, до Хардона. Потом ваш унылый городишко, пустынные улицы, не у кого спросить дорогу, метель метет во всю, я продрогла до косточек. И обосновались вы в каком-то захолустье, я с трудом отыскала ваш дом. Не понимаю, как я не пропала совсем.
Ровина улыбнулась:
– Ну, не ворчи, все уже позади, теперь ты – под надежной защитой. – Элиса кинула на нее быстрый взгляд. – Конечно, для тебя наш тихий городок покажется скучноватым, но и у нас есть, чем заняться. Завтра же мы с тобой отправимся знакомиться с родителями Хорвина, потом я бы хотела показать тебе детский приют.
Элиса быстро обернулась:
– Детский приют? Почему ты заговорила о приюте?
– Потому что приют – одно из моих занятий, я часто бываю там, надеюсь и тебя заинтересовать. Понимаешь, эти бедные детишки…
– Ну что же ты замолчала? – Элиса не отрывала от кузины напряженного взгляда, но мыслями Ровина было уже далеко, она прислушивалась:
– Ты ничего не слышишь?
Элиса покачала головой:
– Нет, ничего. Так что же детишки?
– А я слышу, – глаза Ровины засветились. – Я всегда узнаю заранее, что Хорвин возвращается. Вот, слушай, это он заходит в дом.
Теперь уже и Элиса расслышала звук открываемой двери, и на лицо ее набежала тень. Ровина поспешила выйти, еще мгновенье назад она была здесь, рядом, и вот уже дверь за ней закрылась, прозвенели по лестнице легкие, стремительные шаги, и Элиса осталась одна. Она еще постояла, хмуря лоб и задумчиво накручивая на палец свой длинный локон, потом вышла за кузиной следом. Уже спускаясь по лестнице, она услышала их голоса. Слов она разобрать не могла, но каждая интонация свидетельствовала, как хорошо и покойно было друг с другом тем двоим. Губы у Элисы запрыгали, она остановилась, стараясь унять подступившие к горлу рыдания. Они не должны видеть ее такой, она не покажет им своего отчаяния, они не должны знать, что с ней творится. Вцепившись в перила, Элиса застыла на узкой лестнице, еле освещенной из маленького квадратного окошка, одна, в чужом доме, без помощи и надежды.