Читать книгу Идущие навстречу. На перепутье - Мария Борисовна Хайкина - Страница 6

– Ты читаешь эту книгу?

– Да.

– А я часто думаю о том, что было между нами. А ты… ты думаешь?

– Нет.

– Я все помню…

– Ты что-то хотела?

– Я только… Ровина просила передать, что обед будет через десять минут.

– Скажи ей, что я сейчас спущусь. У тебя все?

– Д-да… Так мы… ждем тебя?

Элиса поворачивалась на каблуках так, что подол ее платья закручивался, и выплывала из комнаты. Хорвин отшвыривал книгу, которую читал, и мрачно смотрел ей вслед. Все опасения его оправдались: как и в былые времена, она пыталась с ним заигрывать. Элиса не упускала ни одной возможности продемонстрировать ему свою привлекательность. Когда она шла мимо него той чуть раскачивающейся плавной походкой, от которой так соблазнительно колышется пышная ткань подола, когда она склоняла набок свою очаровательную головку, и черные глаза ее искоса смотрели на него из-под приспущенных ресниц, когда она, устроившись напротив, принимала изящную позу, выгодно подчеркивающую ее точеную фигурку, он знал, что она проделывает все это для него только одного. Ни малейших сомнений не вызывало значение этих обращенных к нему двусмысленных улыбок, завлекательных взглядов, многозначительных просьб. Когда он возвращался со службы, она, как бы невзначай, встречала его еще на улице, и, состроив на личике очаровательную гримаску, просила довести себя до дома. Она норовила оказаться с ним наедине, и, едва ей это удавалось, принималась оживленно болтать, стараясь и его заразить своим весельем. И во всем, о чем бы она ни говорила, об объединяющих их в прошлом событиях, о своих былых победах, о своих интересах, во всем звучала одна мысль: посмотри на меня внимательно, оцени меня по достоинству, разгляди, наконец, как я хороша. И всегда, и везде его преследовал ее настойчивый взгляд, в нем был призыв, в нем была мольба, и в нем не переставала биться тревога.

Ибо за его внимание сейчас боролась не та молодая женщина, которую он знал когда-то. Она не была уже завоевательницей, триумфально шествовавшей от одной победы к другой. Вокруг нее больше не кружились отдававшие ей дань восхищения поклонники. Она не была хозяйкой роскошного особняка, в котором легко было бы осыпать милостями любого гостя.

Она была теперь просительницей. Она сама просила крова, она просила заботы, она просила участия. Она просила внимания у человека, который когда-то уже предпочел ей другую.

И все-таки Хорвин не мог понять, осознает ли она безнадежность своей борьбы. Она не выглядела несчастной проигравшей. Молодая женщина, пытающая вызвать его интерес, прекрасно знала себе цену. Знала цену своей внешней привлекательности, своему умению подавать себя, знала цену исходившему от нее ощущению жизненной силы.

Но, главное, он видел в Элисе человека, никогда не сдающегося, не привыкшего и не умеющего отступать. И это вызывало у него тревогу.

…

– Эта девица просто не дает мне прохода.

– Она такая. Ей все время нужно кого-нибудь завлекать.

– Не кого-нибудь, а меня.

– Ты что, боишься не устоять?

– Нет, но… меня беспокоит ее настойчивость. Я не знаю, чего еще от нее ожидать.

– Не стоит так тревожиться. Она просто не умеет по-другому. В конце концов, она была когда-то влюблена в тебя.

– По-моему, не только когда-то.

– Ну, так пожалей ее. Не каждому повезет полюбить взаимно.

– Ты можешь жалеть ее?

– Я же – счастливая соперница.

– И все же я боюсь того, что может придти к ней в голову.

…

Так, бархатное вишневое с кружевной отделкой. Очень мне идет. К нему лучше всего подходят гранатовые серьги. Шелковое темно-синее в золотистую крапинку. Эффектно смотрится с желтым кушаком. Зеленое, расшитое темно-красными розами. Это я не слишком люблю, напрасно его прислали. А вот это, из яркой желтой парчи, с пышным шлейфом, мне очень нравится. Когда граф Ройтон увидел меня в нем на балу, сразу сделал мне предложение. Может, стоило согласиться? Была бы сейчас графиней, ни о чем не беспокоилась… А, впрочем, он – такой скучный, с ним бы я истосковалась. Ладно, пошли дальше. Белое муслиновое с рисунком из мелких васильков. Оно мне понадобится летом. Боже, неужели через полгода я буду все еще здесь. Не хочу думать! Что там еще? Бархатная черная амазонка, люблю ее, она выгодно подчеркивает мою фигуру. Помню, именно в ней я была на той прогулке с Хорвином. Боже, как с ним было интересно! Но куда я ее одену теперь, здесь же не держат лошадей? И как я размещу все это в моем шкафу? Разве в нем хватит места? Ну-ка, посмотрим… Так я и знала! Ровина! Ну, где ты? Ровина!

Элиса высунулась в коридор.

– Что ты шумишь? – быстрой, легкой походкой Ровина шла к ней. – Тебе нужна помощь?

– Конечно, нужна! – Элиса обиженно надула губки. – Я просто с ног сбилась, пытаясь разобрать одежду, что прислали из дома.

Зайдя внутрь комнаты, Ровина уставилась на ворох платьев и накидок разноцветной грудой валявшихся на элисиной кровати. Шарфы, шали, ленты, перчатки и прочие аксессуары, призванные дополнить и украсить женский туалет, были разложены на кресле, стульях, туалетном столике. Комната пестрела всеми цветами радуги, и среди этого беспорядка в растерянности стояла ее хозяйка.

– Не представляю, куда это развесить, – сказала Элиса нервно.

Ровинино лицо осветила лукавая улыбка.

– Ну вот, теперь ты в своей стихии, не скучаешь больше, – она ласково обняла Элису за плечи. – А что делать со всем твоим имуществом, мы сейчас придумаем,

Она еще раз окинула комнату внимательным взглядом. Заглянула в шкаф, подошла к комоду, задумчиво потрогала стоящую возле туалетного столика ширму, потом повернулась к кузине.

– Думаю, можно отгородить тот угол ширмой и устроить здесь нечто вроде гардеробной. Мы поставим туда вешалку, даже лучше две…

Элиса взглянула на угол, что указывала Ровина, и лицо ее исказила недовольная гримаска:

– Я не привыкла, чтобы гардеробная занимала часть моей комнаты. Тут и так негде разместиться.

– Я понимаю, тебе трудно привыкнуть к новому месту, – сказала Ровина примирительно. – Когда-то и мне этот дом казался таким маленьким, и я не представляла себе, где расставить и разложить все необходимое. Но видишь, все прекрасно устроилось, и теперь мне здесь очень нравится. И ты привыкнешь.

– Вот еще. Даже не считаю нужным привыкать, – потянула было Элиса, но кузина, не обращая внимания на ее недовольство, ласково похлопала ее по руке:

– Давай лучше займемся делом. Я поищу подходящую вешалку, а ты попробуй рассортировать свою одежду.

Лицо Элисы сразу сделалось жалобным:

– Да я и не умею этим заниматься. Для таких дел есть прислуга.

– У Фелиты много работы, я не могу ее просить еще и об этом, – строго сказала Ровина, но, видя, что Элисино лицо совсем вытянулось, добавила, – не беспокойся, я помогу тебе.

Тут новая мысль зажгла глаза Элисы.

– Послушай, у меня появилась идея! – обогнув кузину, она стремительно выскочила в коридор. – Видишь! Вот, эту комнату видишь!

Ровина вышла за ней следом. Элиса указывала на дверь комнаты, находящейся напротив ее собственной.

– Она же не никому не нужна. Вы с Хорвином занимаете две комнаты, я – третью, а четвертая ведь пустует, – Элиса торжествующе посмотрела на кузину. – Почему бы ее не использовать? Мы можем разделить ее на две части, в одной мы устраиваем мне гардеробную, а в другую поселим мою горничную. Ты говорила, что для нее в доме нет места, но мы можем использовать эту комнату. Ведь так? Хорошо я придумала?

Ровина чуть заметно покачала головой.

– У этой комнаты уже есть предназначение, – она достала небольшой ключик, вставила его в замочную скважину и широким жестом распахнула дверь. – Смотри!

Элиса шагнула вперед. Глазам ее предстала самая светлая, самая радостная, самая милая комната в этом доме. Веселые яркие обои, нежнейшего тона голубые занавеси, очаровательный маленький столик и два таких же крохотных стульчика к нему, детская колыбель…

– Это – детская? – пролепетала Элиса ошеломленно. – Но ведь вы же… Но у вас же… у вас же… нет детей.

– Еще нет, – поправила ее Ровина, улыбаясь.

– Разве ты… ты ждешь…

– Да, я жду ребенка, – подтвердила Ровина. Глаза ее сейчас сияли тем светом, который дает только радость материнства. Оживление сползло с элисиного лица.

– Да, но ты же… Ведь вы уже достаточно долго женаты, и до сих пор… – пробормотала она. – Я и не думала…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – оборвала Ровина ее бессвязную речь.

Она вошла в комнату тем летящим шагом, каким спешат навстречу радости. Стремительно прошлась по детской, поправила стульчик, качнула кроватку, раздвинула занавеси, пуская в комнату больше света. Луч низко стоящего февральского солнца лег на светлый полог детской кроватки, заставляя его играть яркими красками. Волосы стоящей у окна Ровины, просвеченные солнцем, стали золотыми, казалось, она вся светится от переполнявшего ее счастья.

– Ты только подумай, как оживет это место, когда здесь зазвучит детский смех! – ровинин голос звенел.

Она обернулась к кузине, приглашая и ее порадоваться вместе с ней. Однако Элиса смотрела испуганно. Но Ровина уже ничего не замечала, волнение захватило ее, она торопилась вылить на кузину все, что давно стало главным в ее жизни.

– Ты вообразить себе не можешь, как я ждала этого ребенка! Долгие, невыразимо долгие четыре года. Казалось, все надежды бесплотны. Доктор даже предполагал, что это – последствия того времени, когда мы с Хорвином вынуждены были ночевать на голой земле, – Ровина стиснула руки, теперь в глазах у нее промелькнул след прошлой боли. – Ты представляешь, что мне пришлось пережить! Это тоскливое ожидание, эта пустота внутри, которую ничто не может заполнить. Хорвин легче переносил разочарование, ведь он мужчина, его не переполняла так жажда материнства. Я никогда не говорила ему о предположениях доктора, он стал бы винить себя, весь извелся бы. Все равно изменить ничего было нельзя… – Она глубоко вздохнула и тряхнула головой, прогоняя тяжелые воспоминания. – Какое счастье, что теперь все позади! Я жду не дождусь, когда возьму, наконец, на руки своего малыша.

На протяжении всего рассказа Элиса не отрывала от нее растерянного взгляда:

– А много еще тебе…

Ровина положила ладони на свой живот и радостно улыбнулась:

– Позади пол срока. Скоро уже станет заметно.