Читать книгу Борис Сударов: человек, прошедший через эпицентр атомного взрыва… Встречи на берегу: диалог-путешествие - Мария Романушко - Страница 18

Мы пьём чай, и Борис Иванович продолжает свой рассказ:

– Грузовик вёз наши вещи и продовольствие, а мы от станции шли строем в Илек. Человек пятьдесят нас было. Кто уже не мог идти, того подсаживали на грузовик.

– А вы шли?

– Шёл… до какого-то момента. А потом и я оказался в том грузовике, – смущённо сказал Сударов.

Видно было, что и сегодня, спустя 73 года, его смущает тот факт, что он не смог одолеть тот маршрут пешком. А я подумала, что он, наверное, был самым маленьким среди новобранцев спецшколы. Сын полка…

– Илек – городок на берегу Урала. Даже не городок, а село. И это уже почти Казахстан. Это как раз то место, где утонул Чапаев… Мы ходили купаться на Урал, и мне показывали это место… Я любил Чапаева, это был мой любимый герой, с детства. Ещё до войны вышел фильм про Чапаева, я его смотрел раз пять, или даже десять… Там, на Урале, очень сильное течение. Но он бы переплыл Урал, если бы его не подстрелили… Бабочкин прекрасно сыграл Чапаева. Очень люблю этот фильм. И другие актёры там тоже замечательные. Все хорошо сыграли.

– Борис Иванович, а вы давно видели этот фильм?

– Очень давно.

– Вот придёте к нам в гости, и я покажу ваш любимый фильм в Интернете.

– А это возможно? – изумился он.

– Конечно. Обязательно посмотрим «Чапаева». Любимые фильмы надо иногда пересматривать. Это как пообщаться с любимым другом. Борис Иванович, а вы захотели стать военным, благодаря Чапаеву?

– Скорее всего, да…

– И что было в этом Илеке?

– Нам сразу выдали обмундирование, мы все постоянно ходили в военной форме. А свою гражданскую одежду я продал на местном рынке, она мне была уже не нужна. И все вырученные деньги, (конечно, не очень большие это были деньги, но всё же), – я их все, до копейки, отослал родителям в Новотроицк.

– А что за ребята были в этой спецшколе? Друзья у вас среди них появились?

– Ребята старших классов, эвакуированные из Киева, были хорошие ребята, интеллигентные. Но старшие с младшими ведь обычно не дружат… А те, которых набрали в младшие классы, были шпанистые. Могли и приворовывать у местных.

– Еду?

– Да, еду всякую. Прямо из кладовых. Разработали такую методу: заходят вдвоём к кому-нибудь из местных в дом, и пока один о чём-то спрашивает, отвлекает внимание хозяев, второй что-то утаскивает из кладовой…

– Так это от голода, наверное? А не потому, что ребята были плохие.

– Ну, да. Всегда очень хотелось есть… А через год нашу спецшколу перевели в Бузулук.

– О, в Бузулук? Очень красивое место. Всегда, когда еду в Оренбург, любуюсь на зелёные холмы на окраинах Бузулука, они просто завораживают… Каждый раз хочется сойти с поезда и побродить там…

– Но я, честно говоря, не обратил внимание на красоту этих холмов…

– Вы были ещё мальчик, подросток, а подростки редко реагируют на такие вещи. У вас, наверное, были учения, тренировки, и вам было как-то не до того. Не до красот природы.

– Учений особых не было. Мы, в основном, в классах обучались всему. А в тире учились стрелять…

– И сколько вы там проучились, в этой школе?

– Два года. На первые каникулы я съездил в Саратов к Рите, они там были в эвакуации. Навестил сестру. А на вторые каникулы поехал в Новотроицк, где жили Ева и родители. Приехал. Вечер. Ева говорит: «Давай выйдем, погуляем». Вышли. Идём с ней по тёмной улице. Она молчит, я чувствую какое-то напряжение… Она говорит: «Я не хотела тебе писать, чтобы не расстраивать тебя, чтобы это не повредило твоей учёбе. Но нашего папы больше нет». У меня – шок! Хорошо, что было темно, и никто не видел моих слёз… Ева говорит: «Папа заболел, и его увезли в Чкалов, в больницу, Там он умер и там же его и похоронили – в Чкалове».

– Как всё печально… За войну – у вас две такие утраты: брат и отец. Бедная ваша мама… Одно горе за другим. А вы были на могиле отца?

– Нет, никогда. Не знаю даже, на каком кладбище он похоронен.

– Наверное, на Старом кладбище. Оно так и называется – Старое. Там же похоронен и мой друг Миша Бочкарёв. Я была на этом кладбище… Наверное, где-то там покоится и ваш отец…

Мы какое-то время молчим. Я чувствую, что Борис Иванович мыслями в Новотроицке, где они с Евой бродят тёмными улицами, и он с трудом вмещает в себя то, что сейчас услышал от сестры. Сырая, горькая тьма вокруг и в его душе, по его лицу текут слёзы, и он понимает, что домой, где их ждёт мама, он должен вернуться не слабым плачущим мальчиком, но мужчиной. Отныне – он единственный мужчина в их семье. Был самый младший – а стал единственный.

– Борис Иванович, и вы уехали опять в Бузулук?

– Да, я вернулся в Бузулук. А в 44-м году, летом, приехал на каникулах в Москву. Ещё шла война, но все уже постепенно возвращались из эвакуации. Сестра Рита с семьёй тоже вернулась. Они жили в районе Мещанской улицы – Глинистый переулок, 16. Она меня у себя прописала. Квартира у них была небольшая, но как-то все помещались. Я поступил в артиллерийскую спецшколу №5, учился и жил у Риты. Школа была на Велозаводской улице. Я ходил пешком до Каланчёвки, а оттуда уже ехал на метро. Окончил школу в 1945-м году. Это совпало с Победой.

– Борис Иванович, спасибо за ваш рассказ. Точнее – за целую серию рассказов о вашем детстве. В них много грусти, но и много света. У вас был замечательный отец, он вас любил. У вас была замечательная дружная семья. Мне кажется, я уже хорошо вас всех знаю…

Я ушла от Сударова вечером, не заметив, как пролетел длинный летний день. Мы пили чай с хлебом и казалось, что ничего больше не надо сверх этого. Потому что сверх этого была сама жизнь, далёкая, но при этом очень близкая, которая в рассказах Сударова вставала во всех удивительных подробностях.