Читать книгу Борис Сударов: человек, прошедший через эпицентр атомного взрыва… Встречи на берегу: диалог-путешествие - Мария Романушко - Страница 7

Пришла на бухту. Походила по воде, искупаться не решилась, повалялась на тёплом песке, помедитировала – как будто поконтачила со своей любимой далёкой Сахарой…

Сударова не встретила. Ну, не каждый же день он сюда ходит. Я ведь и раньше его не встречала здесь. Я вообще не знаю, с какой периодичностью он гуляет. Это я дала себе слово гулять каждый вечер. Вот и брожу по воде, вот и валяюсь на песочке… Вроде, трачу время впустую. Однако, работа над второй книгой про Украину ничуть не замедляется, а даже наоборот!

Возвращаюсь по аллее домой. Звонит мобильник – дочка Ксюша. Отхожу на газон, подальше от дороги, общаемся, она мне что-то весело рассказывает о Василиске, о дочке своей… Вижу, как по аллее в сторону бухты быстро идёт Сударов. Помахала ему. Он кивнул мне, продолжая думать о чём-то своём. Потом взглянул на меня ещё раз – и вдруг узнал! Подошёл.

– Вы уже там были? – спросил, указывая в сторону бухты.

Я, продолжая слушать Ксюшу, кивнула:

– Да.

– Идёмте обратно! – предложил он.

– Идёмте!

И мы пошли вместе в сторону бухты, а я продолжала слушать в трубке лепет Васёнки, а потом опять Ксюшу, пока всё и вся не заглушила поливальная машина.

– Ой, что это там у тебя? – удивилась Ксюша в Нижнем Новгороде.

– Поливалка!

Она рассмеялась, и мы попрощались.

– Кто это был? – спросил Сударов.

– Дочка Ксюша. Которая живёт в Нижнем Новгороде.

– Ксюша… какое хорошее, тёплое имя! А почему она там, а не в Москве?

– Вышла замуж и уехала в Нижний. Её муж из Нижнего Новгорода.

– Вот оно что. Ездите часто туда?

– Часто не получается. Но езжу, конечно. И радуюсь, что она уехала не в Израиль и не в Америку. Вот дочь наших друзей уехала в Америку, и они летают теперь туда, чтобы поглядеть на внучку.

– Кошмар! – сказал он.

– Кошмар! – согласилась я.

– А на чём ездите в Нижний?

– На скоростных поездах – на «Стриже» или на «Ласточке». Четыре часа – и ты там.

– Удобно, – сказал он.

– Да.

– А вы купались сегодня? – спросил он.

– Не решилась. Только походила по воде.

– Я тоже ещё не купался этим летом. В прежние годы купался каждый день. Утром, до завтрака. Вон на том мысу.

– Я тоже люблю тот мысок. Мы с Ксюшей, когда она была ещё маленькая, проводили целые дни на этом мысу. Там нежное песчаное дно, и есть где спрятаться от солнца.

– Вы с Ксюшей? На том мысу?

– Да.

– Почему же я вас не видел?

– Видимо, вы приходили на несколько часов раньше. Приходили, купались и уходили. А потом на это место приходили мы с Ксюшей…

– Надо же… Всё время по одним и тем же дорогам ходили. И не встретились… А у нас была целая компания – утренних купальщиков. Но в этом году что-то не вижу никого. Видно, поумирали уже все…

Мы прошли вдоль берега и дошли до волейбольной площадки, сегодня здесь играли у всех сеток. Не только у волейбольных, но и в промежуточном секторе, где устроено мини-футбольное поле, и здесь тоже две сетки, и здесь мальчишки играли в футбол. Вот какой у нас спортивный район! Пример всем другим.

– Посмотрим? – сказал Сударов.

– Посмотрим, – сказала я.

Сели на скамью. И он погрузился взглядом в игру…

Резко похолодало. Удивительно: после жаркого дня – вдруг – резко – как будто переключают рубильник на «холод».

– А вы опять без куртки, – сказала я.

– А это, наверное, для меня? – сказал он с улыбкой, кивнув на мой палантин, лежащий у меня на коленях. И мы засмеялись.

– Конечно, для вас. А для кого же? – сказала я и, смеясь, накинула на него палантин.

– Да я пошутил! – сказал он, отбрыкиваясь от утеплителя.

– А я вовсе не шучу. Не хочу, чтобы вы простудились.

И нам обоим почему-то смешно от этой повторяющейся ситуации. Господи, как давно у меня не было такого чудесного друга, который понимает всё так, как надо, с которым легко! (Хм, я уже называю его другом?..) Сегодня он мне очень сильно напомнил Валерия Каптерева. Вообще, в Сударове как будто соединились все мои любимые друзья: Шнеер, Каптерев, Кнорре, Залетаев… Он их как будто всех аккумулировал в себе. И Антонио Бареша, конечно. Все мои друзья живут теперь в одном хорошем человеке – Сударове. И то один мой друг из него проглянет, то другой проявится… И голос у Сударова с лёгкой, приятной, тёплой хрипотцой, как у Саши Милитова…

Мы беседуем, и при этом он внимательно следит за игрой на волейбольной площадке. Играют одновременно четыре команды у четырёх сеток.

– Любите волейбол? – спрашиваю его.

– Да.

– Смотреть или играть тоже?

– Играть из-за моего роста не очень получается. Хотя люблю. Любил. А сейчас нравится смотреть.

К нам выкатился мяч, и Сударов кинулся его отбивать.

– А вы как к спорту относитесь? – спрашивает он меня.

– Хорошо отношусь. И кое-каким занималась в жизни.

– Каким? – живо спрашивает он.

– Спортивная гимнастика, коньки, лыжи, велосипед. Но не профессионально, конечно, а для души. Хотя по гимнастике был даже разряд. Но я не люблю спорт ради спорта – ради достижений. Я люблю спорт ради удовольствия. А вы чем занимались?

– Я большим теннисом всю жизнь. А зимой – лыжи. По каналу ходил на 15 километров.

– Ничего себе! Я тоже по каналу ходила. Но не так далеко.

– Но уже не ходите?

– Только этой зимой не ходила почему-то.

– Я тоже этой зимой не ходил. Но, может быть, будущей зимой мы сходим вместе? – сказал он.

– Почему бы и нет? С удовольствием.

– А то мой друг умер, с которым я ходил… Мы с ним доходили до того места… знаете?

– Нет.

– Ну, это известное злачное место… Вы должны знать.

Мне стало смешно. Это он так шутит?

– Борис Иванович, почему вы решили, что мне должны быть известны злачные места? Неужели я так выгляжу, что обо мне такое можно подумать?

– Ой, нет, простите, я ничего такого не имел в виду. Просто там ресторанчики всякие. Есть где отдохнуть и перекусить. Летом мы туда на корты ездили, там хорошие теннисные корты. Ездили или на моей машине, или на машине друга. А зимой доходили туда на лыжах, обедали. И возвращались на электричке.

– А что за место?

– Ну, вы должны знать… известное место.

– Водники, что ли?

– Нет, не Водники.

– Подрезково?

– Подрезково?.. (думает, вспоминает). Вроде, нет… Ну надо же, забыл название!

– Ничего, вспомните. Не думайте особо сосредоточенно на эту тему – и оно само вспомнится, всплывёт из глубин памяти…

– А что у вас нового? – спрашивает он, внимательно следя за игрой на площадке.

– Нового?.. Новая Деревня. Собираемся с сестрой на днях съездить в Новую Деревню, которая за Пушкино.

– А зачем?

– Там, у маленького деревенского храма, – могила великого человека – Александра Меня. Хотим поклониться ему. Я давно там не была, а сестра ещё никогда.

– Вы знали Александра Меня?

– Он был моим духовным отцом.

– Да что вы говорите? Надо же… А я часто проходил мимо его дома в Семхозе. Там жил мой двоюродный брат Игорь, и я бывал у него. И он всегда говорил: вот дом Александра Меня. Они жили совсем близко друг от друга.

– А вы общались с отцом Александром, заходили к нему?

– Нет, этого не было, к сожалению, – сказал Сударов. – А почему он похоронен в Новой Деревне?

– Так он там служил – в этом маленьком деревенском храме. Там и похоронен.

– Божий человек был… И кому надо было его убивать? Кому он мешал? Столько лет прошло, а убийца ещё не найден? – сказал Сударов.

– 26 лет будет в сентябре. Думаю, что убийца давно известен.

– Тогда почему он не назван?

– Вот в этом и вопрос – почему убийца до сих пор не назван?..

– Жуткая история, – сказал он.

– Да, жуткая. Я с тех пор редко езжу в Пушкино и в Новую Деревню. А когда-то ездила часто. В хорошую погоду шла от станции Пушкино пешком к храму…

– Это же далеко.

– В молодости так не казалось.

– Мой сын Володя живёт в Пушкино, – сказал Сударов.

– Он работает в Пушкино?

– Нет, он работает в Москве. А живёт в Пушкино.

(Я подумала, что Володя, наверное, купил квартиру в Подмосковье, потому что там дешевле. Многие так делают).

– А в Тарасовке дача, – сказал Сударов. – Много лет езжу по Ярославской дороге. Точнее – ездил. Сейчас уже почти не езжу. Брат Игорь, который жил в Семхозе, умер. Его дети живут в Загорске. Дачу в Тарасовке Володя сейчас сдаёт.

– Я тоже часто ездила по Ярославской дороге. К отцу Александру ездила. Не только в Новую Деревню, но и в Семхоз, и не раз. Ездила и в Загорск – в Лавру. К Сергию Радонежскому. Одними путями-дорогами мы с вами ходили-ездили. В одних, можно сказать, электричках.

– И не встретились…

– Ну, всё-таки встретились. Как сказано в Библии: «Всему своё время».

Резко потемнело и ещё больше похолодало. Игра закончилась. Мы были последними зрителями.

– Пойдёмте? – сказал он.

– Пойдёмте.

* * *

Мы подымались на гору. Дорога на гору в рытвинах и колдобинах, а в одном месте мелким гравием вчера засыпали лужу, и Сударов пару раз чертыхнулся, когда его нога поехала на этих камушках. Было темно. Фонари на берегу не горели. Я боялась, как бы он не оступился во тьме.

– Борис Иванович, можно вас взять под руку?

– Да, конечно! Простите, что я сам не предложил вам. Держитесь крепче!

Так мы и шли дальше: я была уверена, что это я веду его во тьме по негладкой дороге, а он думал, что ведёт меня.

* * *

– А почему ваш муж не гуляет с вами? – спросил Сударов.

Я взглянула на него и поняла, что и на этот раз он не шутит. Или всё-таки шутит?.. Самая лучшая шутка – та, которая произносится серьёзно.

Но, может, и я не всё помню из того, что он мне рассказывал? Вот, забыла записать про его сестру Еву и его племянника Виталика, которые тоже жили в Пушкино. В Интернете, в «Семейном альбоме» есть их фото: Ева – яркая тёмноглазая красавица, и Виталик – ещё малыш, на руках у Евы, симпатяга. Только сейчас о них вспомнила. Кстати, когда мой Антон приезжает из очередного путешествия и много-много рассказывает мне нового, разве я всё помню потом из рассказанного? Это же просто не реально – усвоить много новой информации, и всё – с первого раза.

И я начинаю спокойно, не торопясь, рассказывать Сударову про мужа, который гуляет своим маршрутом, а вообще, он сейчас в лагере, где занимается с особыми детьми литературным творчеством.

* * *

Шли домой тёмной аллеей, и он рассказывал, как в 1965 году здесь, посреди поля, построили их дом – кооператив Всесоюзного радио. А вокруг не было ещё ни одного дома.

– Мы были первопоселенцами в этом поле! – с гордостью сказал Сударов. – Потом уже всё это понастроили. Но когда мы здесь поселились, вокруг ничего ещё не было! Вокруг был пустырь…

– А пятиэтажки?

– Да не было тогда ничего!

Рассказал, как за ними приезжал утром микроавтобус и увозил на работу – в Дом радио на улицу Качалова. А вечером привозил обратно. Хотя станция метро «Речной вокзал» была открыта незадолго перед этим, но ещё не было возможности свободно дойти до неё – по дороге были деревушки. И никакой транспорт до «Речного вокзала» в ту пору отсюда не ходил. Он, как ни странно, не ходит и сейчас – нужно ехать большими кругами, с большой тратой времени. Так что все ходят до метро пешком по Берёзовой аллее. 15—20 минут. Теперь есть прямая дорога. Деревенек по пути уже нет.

А когда Всесоюзное радио с Пятницкой улицы переехало в Останкино (после Олимпиады в 1980 году), он ездил на работу на электричке с платформы Левобережная, которая находится в нашем лесу.

– 15 минут – и я уже был в Останкино!

– Так до электрички ещё надо дотопать.

– 15 минут.

Ну да, подумала я, с его скоростью ходьбы это вполне возможно.

Сударов сказал, что когда-то у него была машина, но на работу на машине он ездил редко. Последнюю свою машину, «Волгу», он продал уже давно, в начале девяностых. А гараж сдаёт.

Напротив его дома, через дорогу, – 158 школа.

– Здесь учился мой сын Антон, – говорю я. – Наверное, и ваш сын Володя тоже? Только пораньше, если ему 45 лет сейчас, а моему Антону сорок.

– Нет. Володя учился в Пушкино.

– В Пушкино? – удивилась я. – А почему в Пушкино?

– Так сложилось… – уклончиво ответил он.

Я подумала, что, может быть, его сын учился в лесной школе – раньше были лесные школы, вроде санаториев: дети там лечились и учились. Если Сударов в одиночку растил сына, то так ему было за сына спокойнее. Или, может быть, Володя жил в семье его сестры Евы, которая жила в Пушкино? Всё-таки мальчику нужна была женская забота, ведь он, Сударов, был весь в работе. Говорит, что порой засиживался на работе до полуночи.

Он опять проводил меня до моего дома. Вернул с благодарностью палантин. Сказал, что я его спасла от холода. И поцеловал при прощании руку.

А потом я позвонила ему, чтобы удостовериться, что он уже дома.