Читать книгу Убийство в Оптиной пустыни - Михаил Федоров - Страница 9

Забегал козельский районный прокурор.

Сразу после сообщения об убийстве он примчал в монастырь и, понимая, что с него тоже спросят, оставил визитеров из Калуги осматривать звонницу, а сам устроился в покоях наместника Венедикта. Он давно мечтал ухватить свою звезду, раскрыть громкое преступление и получить повышение сразу в Генеральную прокуратуру. И вот такая возможность ему подвернулась.

Он с усердием допрашивал.

– Уважаемая, как вас звать-величать? – спросил молодку в платочке и длинном платье.

– Оля.

– А подробнее, по папе…

– Ольга Юрьевна…

– А если не секрет, фамилия у Оленьки Юрьевны?

– Караваева…

«Каравай – вкусно…» – причмокнул и спросил:

– Родилась?

– А зачем это вам?

– Так положено…

– 13 марта 1969 года в Рыбинске…

«Девка – самый смак», – облизнулся прокурор.

– Где работаете?

– Я послушница в монастыре…

«Грехи замаливать приехала… Вот с кем бы разок согрешить…»

– Чего расскажешь, Оленька?

– А что именно вас интересует?

Прокурор долго выуживал у послушницы, какие грехи привели девицу в обитель, пытался вывести ее на откровенность, даже подумывал назначить свидание на берегу Жиздры, что-то спросил про Пасху, про убийство, в итоге в протоколе записал:

«…С августа 1991 года я в монастыре послушницей… Была на праздничной службе… Утром в 7 часов я узнала, что убили трех монахов… Я очевидцем не была…»

Крест на стене восстанавливаемого храма. Оптина. 1993 год

Ставя в графе протокола: «Допрос окончен», «11.00» осторожно стукнул носком ботинка по торчащей из-под платья туфле послушницы:

– Вы знаете, где Козельская прокуратура?

– Боже упаси! – вскочила молодка.

– Но все равно заходите…

Когда послушница, крестясь, выскочила, прокурор сам перекрестился:

– Вот недотрога…

Прокурор не унывал, ведь он находился в своей вотчине и мог многое себе позволить. Вся Козельская земля пребывала под его зорким оком и уж, конечно, монастырь с его монахами и, главное, послушницами. И, чувствуя свое превосходство над божими человечками, он не стеснялся ни в выражениях, ни в поступках, как та же гостья из Калуги Грищенко, тот же оперок, который теперь прибегал, сообщал последние новости: нашли шинель, кепку… привезли кинолога с собачонкой.

Прокурор спрашивал следующего свидетеля и писал:

«Касаткин Аркадий Валерьевич… родился 25 ноября 1961 года в Пскове… Временно не работает… Проживает в Санкт-Петербурге…»

Спросил:

– Аркадий Валерьевич, а что вас так далеко с Невы занесло?

– На Святую землю…

– А кто на Святой земле «закон»?

– Бог. – Касаткин посмотрел вверх.

– И не угадали, – загыгыкал прокурор. – Я…

После маленьких пререканий выяснял и записывал:

«…2 марта приехал в Оптинский монастырь как паломник, чтобы пройти пост и получить благословение на Пасху. Жил в гостином доме паломников. Основное место нахождения было на нижней вахте. 17 апреля 1993 года началось праздничное пасхальное богослужение. В 24 часа пошел крестный ход».

«Во, а я на крестном ходу ни разу не был». – Прокурора будто укололо что-то внутри.

На листе протокола допроса жались друг к другу строчки:

«Ко мне в это время на вахту зашли паломники Дмитрий, Андрей и, кажется, Сергей. Сергей попросил позвонить, он звонил на Алтай, не смог дозвониться, так как никто не брал трубку».

Крестный ход в Оптиной

Прокурор:

– А сами ребята-то как? – щелкнул себе по шее.

– Все ребята в куртках, но малость датенькие, – засмеялся Аркадий Валерьевич. – Предложили мне отметить праздник…

– А ты отказался…

– Да…

«Алкашня! Непременно накатаю на монастырь представление», – мелькнуло в голове у прокурора. Он привык слать «телеги» направо и налево. В этом видел смысл прокурорской работы: катать и наказывать. Но мысль о наказании кого-либо в монастыре сразу затухла: кому накатаешь? Всевышнему, что ли…

Петербуржец:

– Они ушли. Через два часа вернулись. Поздравили меня с праздником, снова предложили выпить…

– И ты снова отказался…

– Отказался, – произнес с показной гордостью паломник.

У прокурора чуть не вырвалось: «Ну и дурак!»

Он бы выпил. Прокурор много водочки попил на халяву.

Аркадий Валерьевич:

– Больше никто ко мне не приходил…

Прокурор:

– А кто-нибудь ходил в монастыре в шинели?

Петербуржец задумался, посчитал на пальцах и сказал:

– Шесть человек…

– Видели ночью кого-нибудь в шинели?

– Видел человека в шинели!

– Кого?

– Да до него метров сорок было. Не разглядел…

– Что ж ты такой незрячий…

Прокурор посетовал, записал показания, в графе: «Окончание допроса» поставил «11.40».

– Могу идти? – спросил петербуржец.

– Свободен, – громко произнес и вкрадчиво добавил: – Пока…

Паломник быстро-быстро засеменил из кабинета.

Прокурор задумался: что за паломники? Что за шесть человек носили шинель?

Пыхтел, допрашивал. Вот в животе у прокурора заурчало. И он, словно диабетик, строго соблюдая режим приема пищи, попросил келейника наместника:

– Принеси-ка, братец, чего-нибудь похавать…

Ожидая, пока келейник принесет еду, вышел из дома наместника. Обратил внимание на коллег из областной прокуратуры, что-то рассматривавших на песке дорожки в скит. Пригляделся к УАЗу, на подножке которого кемарил милиционер. Его голова клонилась вперед и грозила вот-вот упасть. Погрозил пальчиком охраннику, но тот и усом не повел, зато сидевшая на пустырьке в ногах милиционера-кинолога овчарка загавкала, и охранник вздернул головой. Фуражка слетела и покатилась.

Вот заметил выбежавшего из трапезной служку с покрытым белым полотенцем подносом с едой и нырнул в дом.

– Хорошо разговелся. – Прокурор вытер платком губы.

Вернулся к допросам.

«Рябышкина Татьяна Михайловна… 4 марта 1949…» – ложились каллиграфические буковки и цифры в протокол. «Родилась в Сергиевом Посаде… место работы: послушник Оптиной пустыни…»

Благодаря своему каллиграфическому почерку прокурор продвигался по службе: начальники любили красиво написанные им донесения. А вот когда стали переходить на печатные машинки, рост и затормозился.

«Чего это от одного мужского монастыря в другой побежала?» – чуть не спросил послушницу.

Писал дальше:

«…В монастыре я более трех лет… Работаю диспетчером… 17 апреля… в 23 часа началась пасхальная праздничная служба, которая продолжалась до пяти утра 18 апреля… Я пошла в келью, затем в трапезную. От кельи я шла в сторону звонницы. Там звонили иноки Ферапонт и Трофим. Я послушала… Пошла в трапезную, увидела мужчину, который прятался за сложенными кирпичами…»

– Какой он из себя? Во что одет?

Оптина пустынь. 1993 год

Рябышкина:

– Он в куртке, на голове берет… Я испугалась и скорее в трапезную… Там пробыла минут сорок… Когда выходила, увидела, что со звонницы выносят инока Трофима, а инок Ферапонт лежит…

Прокурор хмыкнул и, желая скорее избавиться от диспетчера (женщины за сорок лет были не в его вкусе), быстро резюмировал:

– Допрос окончен. Время 14.00.

Допрашивал:

«Куприянова Надежда Константиновна… Родилась 11 ноября 1954 года в Москве… Работаю делопроизводителем Оптинского монастыря…»

«Далеко не юная деваха», – снова не порадовался прокурор.

Записывал показания:

«…18 апреля после праздничной службы, где-то в 5 часов 30 минут, я шла в трапезную… Звонили иноки… Из-за кирпичей вышел мужчина и спросил: “Когда будет служба?” Я сказала: “Не знаю”. Он в куртке. На нем кепка… Светлая борода… В руках матерчатая сумка… Я в трапезную, разговелись, пошла спать… Когда ложилась, услышала колокольный звон, а минут через десять начали бить в колокол… Раза три… Но меня это не удивило…»

Допрос закончился в 14.45.

Допросил еще одну далеко не юную даму.

«Соседкина Людмила Владимировна… Родилась 27 апреля 1952 года в Москве… Работает переводчиком в “Интуристе”…»

«С иностранцами небось, – воспылал и в ту же секунду потух прокурор. – Не, после афроамериканца не-а…»

Вписывал в протокол:

«…Проживает в Жуковском Московской области… Видела, как монах держался руками за веревку… В монастыре монахи падают в обморок, и я подумала, что обморок… А потом, когда закричали: “Убили”, подбежала к звоннице… На полу лежали монахи… Заплакала…»

Когда поставил время окончания допроса «16.10», занервничал: все что-то видели, что-то слышали, а кто убивец-то?

Теперь перед прокурором сидела могильная старушка в черном платье.

«…Инокиня Илария… С сентября 1988 года я стала приезжать в Оптинский монастырь, а с 1989 года осталась жить в монастыре постоянно. Зимой, не помню, какое число, находилась в храме. На месте, где по благословению нахожусь, стоял мужчина».

– Какой он из себя?

Гостиница «Интурист» в Москве

Илария:

– Среднего роста. Светловолосый. Одет неопрятно, в бушлате цвета «хаки». Я сказала мужчине, что он стоит на месте, где я должна стоять по благословению. Он не отреагировал на мои слова. Спустя некоторое время он подошел ко мне и сказал, что мне этого не простит. Вид у него был враждебный… угрожающий мне. Я попросила у мужчины прощения и сказала, что на месте, где он стоит, по благословению должны стоять женщины.

– Ну, не тяни жилы, – проныл прокурор, желая услышать что-то важное. – Кто этот тип?

Инокиня:

– Подождите… В пятницу 16 апреля я пришла в храм, положила сумку, прошла помолиться к иконе, когда вернулась, увидела этого мужчину.

– Кто он? – снова спросил с нетерпением.

– Да не спешите, давайте все по порядку. Он сказал: «Опять ты пришла. Встретишься мне – я тебя уничтожу». По его поведению я почувствовала угрозу. Сказала: «Спаси вас Господи». Через час я встретила отца Силуана. У нас за порядком следит… Я сказала, что этот мужчина может что-то совершить в отношении монахов. Больше я этого мужчину не видела.

– Так кто он? – раздраженно в третий раз спросил.

– Не знаю…

– Все-то вы знаете! – воскликнул прокурор.

– Откуда?

– А вам оттудова должны сказать, – поднял руку вверх.

Записал в протокол: «16.45».

Божьи люди в Оптиной

Нервы у прокурора сдавали. Показания вокруг да около выводили из себя. По своей прокурорской натуре привык, чтобы ему сразу приносили все на блюдечке, а здесь приходилось выяснять, думать, одним словом, пахать. А вот пахать и дотошно во всем разбираться прокурор не привык. Привык скакать по верхам и загребать жар чужими руками. У него на упорный труд ни терпения, ни сил, ни мозгов не хватало. Весь его опыт «рукой водить» развратил до такой степени, что вернуться к нормальной кропотливой жизни не получалось. Потому он теперь допрашивал быстро, затыкая свидетелям рот и упуская важное.

Поверхностным получился и допрос Петровой Натальи Юрьевны, 23 августа 1954 года рождения, уроженки и жительницы Егорьевска Московской области, работницы яслей-сада.

Прокурор записал:

«…видела, как мужчина принес шинель и повесил на кол… Подошел отец Митрофан и сказал, что убийство совершил паломник, который ранее работал в кочегарке…»

– А кто этот паломник? – загорелся глазами прокурор.

Женщина пожала плечами.

Прокурору не пришло в голову даже спросить: а не он ли сбрасывал шинель?

Выполнять черновую работу: искать кого-то, тем более в кочегарке, прокурор позволить себе не мог.

Роспись храма

Он мог дать команду. Прибежавший по его вызову оперок, как паж, склоняясь перед венценосным сиятельством, подставил ухо, выслушал, а потом вытянулся и доложил:

– Кочегара споймали… Сидит в «бобике»…

– Так что ж тогда я тут делаю? – Прокурор ударил кулаком по столу. – Ищу кого-то…

– Не знаю, – чуть не выгнулся назад опер.

– А там еще много людей? – Прокурор посмотрел на дверь.

– Одна…

– Кто?

– Художница…

– Ну, художницу мы допросим, с пристрастием, – расплылся в улыбке прокурор.

Напротив снова сидела молодка. Прокурор медленно-медленно, разглядывая ее, записывал:

«Кобранова Ирина Вадимовна… Родилась в 1962 году в Йошкар-Оле… художник Оптинского монастыря…»

Спросил:

– А вы портреты пишете?

Вдруг расправил плечи.

– Нет, я только иконы…

«В святые я еще не попал», – охладил свой пыл прокурор и спросил:

– А где живете?

– Поселок Оптино, улица Зеленая…

– А дом? – потянулся носком ботинка постучать по сапожку художницы.

Грудь обдало теплом от мыслей, как он прогуляется с молодкой.

– А зачем? – отдернула сапожок.

– Чтобы с вами встретиться…

– У меня муж! И вообще, я девушка честная…

– А в суд вас как позовут?.. – опустил на пол ботинок.

– А, в суд? Дом 9, квартира 12…

– Здесь рядом? – снова потянулся ботинком вперед.

– Да, за монастырской стеной…

– А может, пройдемся?.. И вы все на месте покажете, где что видели, что слышали… По улочке Зеленой…

– Хорошо, я сейчас у мужа спрошу…

– А где ваш муж?

– За дверью…

– Нет, мы лучше здеся допросимся, – резко опустил ботинок.

Поселок Оптино

Прокурор, что-то мурлыча, в протоколе записал:

«…я в Оптиной с мая 1992… Паломница… 18 апреля… после службы с (мужем) пошли домой… Разговелись…»

«Лучше бы со мной», – чуть не вывел и продолжил:

«…В начале седьмого направились с матушкой на хозяйственный двор. Удивились, что раздавался звон. Ведь служба закончилась… Зашли в монастырь… Увидели падающего инока Трофима, который звонил в колокол. Мы услышали молитву “Господи…” и слова: “Помогите”… Подумала, что плохо с сердцем. Подбежала. Иноки Трофим и Ферапонт лежали… Побежала в храм звать на помощь…»

– Так кто убил? – чуть не схватил за грудки художницу.

– Не знаю…

– Ладно, идите…

– А мужу заходить?

– Зачем?! – чуть не вскочил прокурор.

– Допросимся…

– И без него хватит…

«Ох, уж эта художница-порожница», – чуть со злостью не выпалил вслед молодке.

Надежды самому раскрыть преступление и протрубить об этом на всю страну растаяли, как дым.

– Зря проторчал здесь целый день! – махнул рукой, сгреб бумаги в кучу, посовал в портфель и, хлопнув дверью, вышел.