Читать книгу Окна во двор - Микита Франко - Страница 10
Часть I
Канада
Lordie
ОглавлениеВот уже несколько месяцев я никак не мог закончить свою первую книгу: наивную историю про двенадцатилетнего мальчика из спецкласса, которого все считали дураком, а он на самом деле имел исключительный художественный талант. Я назвал этого мальчика Шмуль. Лев, узнав об этом, спросил: «Он еврей?», я не понял: «Почему еврей?», а он ответил, что это еврейское имя. Я особо и не думал, что это за имя, мне даже казалось, я выдумал его сам, такое несуществующее слово, как когда произносишь всякую ерунду: жмуль-гнуль-шмуль.
Я видел себя в Шмуле, хотя у меня не было ни таланта в рисовании, ни ужасных оценок в школе. Но что-то в его истории было похоже на мою. Кроме мрачной покинутости и одиночества, у Шмуля были отвратительные мама и папа – они вечно ругались и никогда его не слушали.
– Это детская книга? – интересовались родители в те моменты, когда мне хотелось рассказать кому-нибудь о том, чем я занимаюсь.
– Типа того.
– Ты хочешь быть детским писателем?
– Наверное, да.
Лев хмыкал.
– Я думал, ты ненавидишь детей.
– Я всех ненавижу.
Сказав это, я улыбнулся, переводя свою внезапную откровенность в шутку.
Эта недописанная повесть тянулась за мной еще из России, и здесь, в Канаде, писалось хуже всего. Я пытался создать добрую поучительную историю «для самых маленьких», но весь был переполнен злостью и раздражением. Бедного Шмуля швыряло из стороны в сторону, иногда он посылал своих маму и папу в выражениях, недопустимых для юных читателей. Хуже всего было ощущение, что я перестаю чувствовать русский язык так, как чувствовал его дома, хотя мы по-прежнему говорили на нем в семье и я старался читать книги.
Однажды мы со Славой шли по городу и, остановившись на пешеходном переходе, заметили на столбе яркое объявление о наборе литературного клуба при поддержке университета Британской Колумбии. Набор был для молодых людей 14–25 лет, и Слава, кивнув, спросил, не хочу ли я сходить.
– Может, хоть найдешь друзей.
– Я ведь не пишу на английском.
– А ты попробуй. Мне кажется, это интересно.
Я глянул на него искоса, зажмурив от солнца один глаз.
– Писать на этом языке – все равно что мыть посуду, иногда помогает.
– Это кто сказал?
– Бродский.
– Если помогает, почему бы не попробовать?
– Я ненавижу мыть посуду.
Загорелся зеленый сигнал светофора, я шагнул на дорогу, Слава, чуть помедлив, пошел за мной. Когда мы оказались на другой стороне улицы, он снова заговорил:
– Тебя тянет домой?
– Да, – честно сказал я.
– Там ведь было плохо.
– А тут, что ли, хорошо?
– Канада – одна из самых благополучных стран мира.
Я поморщился.
– Что ты со мной фразами из туристических буклетов разговариваешь? Я живу в реальности, а не в буклете.
– И эта реальность настолько плоха?
Я сунул руку в карман брюк, нащупал спичечный коробок. Хватит примерно на неделю, а потом опять придется стоять у кофешопа как попрошайке, уговаривая купить то одного, то другого прохожего.
Посмотрев на Славу, я сделал вид, что согласился с ним.
– Хорошо, я здесь действительно очень благополучен.
Слава и Лев не знали, что я курю, и, как я был уверен, никогда об этом не узнают. Я курил только перед сном, а ночью родители никогда не заходили в нашу спальню, так что к утру запах выветривался и сам я просыпался прежним – таким же тревожным и озлобленным. Только Ваня, иногда высовываясь из своего «чулана», по дороге на кухню или в туалет замечал, что «чем-то странно пахнет», но понять чем он, конечно, не мог.
В литературный клуб при университете я все-таки попал – правда один раз. Чтобы там оказаться, не обязательно было что-то писать – ребята собирались в основном ради обсуждения совместно прочитанных книг и только иногда зачитывали собственные произведения. Встреча длилась больше двух часов, совмещенная с чаепитием, и я чуть не умер от скуки, потому что они обсуждали «Евангелие от Иисуса» Жозе Сарамаго (что? кого?), и первый час я вообще не был уверен, что не ошибся дверью; может, это какой-то кружок для католиков?
Участвовать в обсуждении я не мог, как и читать книги на английском – эти чужие разрозненные слова, вроде бы понятные и простые, никак не хотели складываться в моей голове в цельный осмысленный рассказ. Наверное, этот день бы прошел мимо меня, навсегда исчезнув из памяти, если бы на этой встрече я не познакомился с Лорди.
Лорди – это тяжелый случай. Рыжая девчонка, сидевшая на полу, когда все остальные – составив стулья в кружок. Ее лицо покрывали веснушки, придававшие ей детское, совсем несерьезное выражение, от чего я сначала и подумал, что она самая младшая на этом сборище. На самом же деле, как я узнал потом, она была старше меня на четыре года. Казалось, ее смешило все, что происходило вокруг, – едва кто-то начинал делиться мнением, как она гаденько хихикала, уткнувшись в коленки.
Когда собрание закончилось, я первым рванул к дверям, и уже у выхода на улицу она меня окликнула:
– Подожди.
У нее это получилось лениво и требовательно одновременно. Я остановился и дождался, пока она не торопясь дойдет до меня. Мы вместе покинули университет и пошли рядом, как будто так и надо. Мне было неловко, и я начинал подумывать, как отделаться от нее, но тут на хорошем русском она сказала:
– Пипец скучно было, да?
От неожиданности я не нашелся что ответить и просто кивнул.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Мики.
– А меня Лорди.
Мне понравилось, что она не стала переспрашивать, как это обычно бывает: «Что? Ники? Никита?» – поэтому я тоже не стал ничего уточнять про ее имя.
– Откуда ты? – спросил я.
– Из Екатеринбурга. Я тут учусь, как раз в этом универе.
– В универе? – удивился я. – Я думал, ты младше.
Лорди отмахнулась.
– Да, все так думают.
– А мне пятнадцать.
– Я так и поняла.
Меня немного задело, что она не посчитала меня старше, но я промолчал.
Мы остановились и принялись разглядывать друг друга: я – неловко, тайком, а Лорди – без всякого смущения, прямо в упор. Мне было приятно, что я нашел хоть кого-то говорящего по-русски, и, хотя мы совершенно друг друга не знали, наше знакомство ощущалось как встреча со старым приятелем.
– А чего мы стоим? – спохватился я.
– Я не знаю, почему стоишь ты, а я жду автобус, – ответила Лорди.
Подняв голову, я увидел автобусный знак и смутился.
– Я тогда пойду.
Лорди показательно вздохнула.
– Чего? – не понял я.
– Маленькие мальчики такие недогадливые.
– А?
– Оставишь свои контакты? Телега, вотсап, что угодно…
– А‐а-а… – Я вытащил из кармана телефон и открыл телеграм. – Как тебя найти?
Лорди назвала замысловатый логин, у меня получилось его правильно написать только с третьего раза. Когда я поднял голову, чтобы сказать, что отправил сообщение, Лорди уже заскакивала в подъехавший автобус. Мне понравилось, что она так ушла – не попрощавшись, было в этом что-то свободное и независимое от всех.
* * *
Следующая встреча с Лорди случилась через два дня, она назначила мне свидание в бельгийско-вафельном баре (он так и назывался, но не был баром в прямом смысле, там не подавали ничего крепче пива, зато вафли – на любой вкус). Я обычно не ходил по кафе и ресторанам в Ванкувере: все, что в Канаде считается дешевым, нам в лучшем случае казалось умеренно дорогим. Мне было стыдно сказать Лорди, что вафли за пятнадцать долларов – это несколько затратно для меня, поэтому я согласился на ее условия, уже прикидывая, чем мне придется ради этого пожертвовать – как минимум сном на ближайшие дни, потому что не останется денег на курево. Я не очень хотел этой встречи, но решил зацепиться за Лорди как за возможность разбавить свое постоянное одиночество хоть кем-нибудь. А она не самый плохой вариант, она симпатичная, говорит по-русски и старше меня (последнее мне особенно льстило).
Теперь, после ситуации с Артуром («После этой идиотской выходки», – говорил Лев), я был обязан отчитываться перед родителями, куда, с кем и когда иду, а также когда вернусь и даже каким маршрутом, если речь шла о большой удаленности от дома.
– У меня встреча, – сдержанно объяснял я, зашнуровывая кеды.
Слава и Лев стояли надо мной, как надзиратели.
– С кем?
– С одной девочкой.
– Что за девочка?
– Мы познакомились в литературном клубе. Она тоже из России.
Последнее смягчило их и автоматически занесло Лорди в список доверенных лиц. Уже гораздо спокойнее Лев спросил:
– Куда вы пойдете?
– В кафе на Сеймура. Там подают вафли.
– Значит, тебе нужны деньги, – констатировал Слава, снимая с вешалки свою куртку – там, во внутреннем кармане, лежал бумажник.
Я попытался отнекаться:
– Да не надо, у меня остались карманные…
Но Слава уже пихнул мне в руки две купюры по двадцать долларов.
– Зачем так много?
– Заплатишь за нее, это хороший тон.
Лев, цыкнув, вытащил у меня из рук одну купюру и вернул ее Славе.
– Заплатит за себя сама, это прогрессивно.
Слава мученически закатил глаза, и, если бы не сообщение, пришедшее на его телефон, в коридоре бы разразился целый феминистический спор. Но он тут же отвлекся, сказав:
– Это от Кларков. У Вани что-то с рукой.
– Опять? – устало спросил Лев. – В прошлый раз были ребра.
Каждое воскресенье Ваня ходил на футбольное поле с Бобби Кларком – парнем, вместе с которым они посещали частные уроки по фортепиано. До переезда в Канаду Ваня не питал особого интереса к спорту, но здесь футбол стал такой же сильной страстью, как и музыка, – теперь он планировал записаться в школьную футбольную команду, а для этого принял решение тренироваться все лето. Звучало неплохо, но от недели к неделе родители здорово обогащали канадских травматологов: у Вани уже были вывих стопы, перелом одного пальца на ноге, ушибы ребер и вот теперь – рука.
– В футболе даже не нужна рука! – возмущался Лев, пока Слава пытался выяснить, куда ему приехать: на поле или сразу в травмпункт.
Я под шумок тихо выскользнул за дверь – раньше, чем родители опомнятся и решат спросить о Лорди что-нибудь еще: ну, например, возраст.
До места встречи добирался на автобусе и случайно приехал раньше, чем планировал. Зайдя в кафе и не обнаружив Лорди, я вышел и намотал пару кругов пешком по окрестностям, потому что приходить раньше – это не по мне, не люблю выглядеть заинтересованным.
Мы встретились в назначенные шесть часов. На Лорди были мешковатый свитер, несмотря на теплую погоду, и потертые джинсы – такого вида, словно в них штукатурили стены. Она, в отличие от меня, как будто не старалась никому понравиться, не старалась впечатлять фальшивой эффектностью. Я тут же почувствовал себя неуместным: на мне были брюки со стрелками, и эти стрелки я выглаживал несколько минут (Лев научил).
Стараясь скрыть свою дотошную опрятность, я поскорее сел напротив нее за столик и спрятался за меню.
Лорди заказала две кокосовые вафли с шариком ванильного мороженого, а я сказал: «Мне то же самое». Уже потом, посмотрев в меню, я увидел, что это самая дорогая позиция. Наверное, что-то в моем лице изменилось, потому что Лорди сказала:
– Бери что хочешь, я угощаю.
«Очень прогрессивно», – подумал я, но сам ответил:
– Спасибо, не нужно.
– Да ладно тебе, – махнула рукой Лорди. – Мне папа сегодня денег выслал, для него это всё копейки.
– А кто он?
– Совладелец одной компании.
Слово «одной» прозвучало так бегло, словно эту компанию нельзя называть, так что я тактично промолчал.
– Знаешь историю, в которой парень из бедной семьи встретил девушку из богатой семьи и все закончилось утоплением?
Лорди посмотрела на меня так, будто готова встать и уйти прямо сейчас, но лишь на секунду, – потом ее взгляд смягчился, и она рассмеялась:
– Кажется, это лучшее, что мне когда-либо говорили в начале свиданий! «Американская трагедия», да?
– Ага. Но топили там не богатую, не волнуйся.
– Это обнадеживает. У тебя уже есть на примете какая-нибудь девушка, которую ты хочешь утопить?
– Я хочу утопить большинство людей, – сказал я, выдержав серьезный тон.
Лорди хотела то ли что-то сказать, то ли опять рассмеяться, но официантка принесла нам вафли с мороженым, и мы отвлеклись от темы с утоплением. Вафли показались мне переслащенными, а сочетание с мороженым только усугубляло ситуацию, и я, вспомнив венские вафли в маленькой кофейне напротив дома, подумал в тысячный раз за последние месяцы: «В России было лучше».
– А ты, значит, тот самый парень из бедной семьи? – снова заговорила Лорди.
– Типа того.
– А кто твои родители?
– Они… Ну…
Лорди перебила меня:
– Моя мама, например, вообще не работает. Точнее, она что-то там делает с одеждой, типа свой бренд, но, знаешь, это такое баловство для богатеньких.
Слово «богатеньких» прозвучало у нее так презрительно, как будто она к ним не относится. Я, думая, как бы слиться с темы семьи, проговорил:
– Моя мама… Она… У нее был рак…
Лорди сочувственно свела брови.
– О господи, какой ужас… Но сейчас все хорошо?
– Да, – неожиданно ответил я. Тут же подумал: «Господи, что я несу», но при этом продолжил: – Да, все хорошо, она просто… Восстанавливается. И пока не работает.
Лорди понимающе покивала.
– Ну ничего, здоровье – это главное. А отец?
– Он хоккеист.
Лорди аж подпрыгнула на стуле.
– О, тогда понятно, почему вы переехали! По контракту, наверное, да? В Канаде очень развит хоккей, насколько я знаю.
– Ага, – сдавленно проговорил я, чувствуя, как из рук выскальзывает вилка – так сильно у меня вспотели ладони.
– Но неужели хоккеисту так мало платят?
«Ну молодец, выкручивайся теперь», – со злостью на самого себя подумал я, но вслух ответил:
– Мы просто недавно здесь. И много денег ушло на мамино лечение.
– Ну да, тогда понятно.
Я попытался сменить тему и начал расспрашивать про университет и планы на жизнь. Лорди сказала, что учится на инженерном деле («Это вообще что?» – «Ну, инженерное дело!» – «Нет, а чем потом заниматься с таким образованием?» – «Чем-чем, инженерством!»). Чем больше я ее слушал, тем яснее понимал, что она довольно глуповата, но денег у нее много – скорее всего, на «инженерство» она была зачислена не за острый академический ум. Уровень ее эрудированности был неравномерен: она знала про «Американскую трагедию», но не знала «Евгения Онегина».
– У тебя есть друзья?
– Нет.
– Почему?
– Как говорится: от друзей спаси нас, Боже.
– Что?
– Это из «Евгения Онегина».
– Я не поняла.
«А Лена бы поняла», – с грустью подумал я.
Но, конечно, я отказал ей в уме не из-за «Евгения Онегина», а по более простым причинам: темы для разговоров она поднимала примитивные, рассказывая о студенческой жизни, в основном упоминала сплетни, кто с кем спит и кто где напился, обсуждала со мной чужой зад, чужой цвет ногтей, чужие шмотки. Я слушал ее и не понимал: как много людей в этом мире умудряются закончить школу и получить высшее образование, оставаясь в своем развитии на таком примитивном, таком хабальном уровне.
Она болтала не меньше часа и, думаю, могла бы говорить еще и еще, но я почувствовал, как в кармане джинсов завибрировал телефон. Вытащил его, глянул на экран: звонил Слава. Подняв взгляд на Лорди, я неловко выбрался из-за стола и промямлил что-то типа: «Я щас…». Отойдя почти на другой конец зала, ответил:
– Алло.
– Надеюсь, ты хорошо проводишь время, – тут же раздался голос Славы. – Не мог бы ты вернуться домой и побыть с Ваней? Нам со Львом нужно уехать в миграционный центр.
– А зачем мне быть с Ваней?
– Ему наложили гипс.
– И что?
– В смысле «и что»? – Я почувствовал в голосе Славы легкое раздражение. – Ему может понадобиться помощь.
– Ладно, – выдохнул я.
– Я могу забрать тебя, если хочешь.
– Не надо меня забирать! – пожалуй, слишком резко ответил я, оглянувшись на Лорди. – Сам вернусь.
– Хорошо. Мы ждем. – И он отключился.
Я вернулся к Лорди, сел за наш столик и грустно сообщил:
– К сожалению, мне пора.
Она тоже расстроилась.
– Какие-то срочные дела?
«Просто скажи, что тебе нужно побыть с младшим братом», – мысленно велел я себе, а вслух проговорил:
– Да, нужно побыть с мамой.
– Это важно. – Она положила свою ладонь поверх моей руки – наше первое тактильное соприкосновение.
Я ничего не почувствовал, но сделал вид, что почувствовал: повел плечами, улыбнулся, если бы можно было силой мысли заставить себя покраснеть – я бы покраснел.
Я видел, что понравился ей, видел, что ей со мной интересно, и мне было страшно спугнуть этот интерес. Я пытался произвести на нее хорошее впечатление: выглядеть шутливым, положительным, непринужденным и, конечно, самым обыкновенным, самым нормальным, самым предсказуемым. У меня на Лорди были особые планы.