Читать книгу Окна во двор - Микита Франко - Страница 16

Пробуждение ото сна ощущалось как удар тупым предметом по голове. Еще не успев разлепить глаза, я уже всё вспомнил: лежу на диване, Ваня в коме, жизнь – дерьмо.

Звуки и запахи вокруг сбивали с толку, окутывали уютом, пахло тостами и свежезаваренным чаем – пахло благополучием. Я сел на диване, сонно потянулся. Кухня, столовая, гостиная – все это было единым пространством в нашей маленькой квартире, разграниченным только цветом пола: на кухне – светлый ламинат, в столовой – темно-коричневый, а в гостиной – что-то промежуточное, как будто смешали два этих оттенка. С дивана я видел Славу – он разливал дымящийся чай по кружкам.

Не глядя в мою сторону, он бодро сказал:

– Умывайся и садись завтракать.

Это была нарочитая, искусственная бодрость. Меня не проведешь.

Глядя в квадратное зеркало в ванной комнате, я удивлялся тому, насколько обычным себе кажусь: невозмутимое лицо, спокойный взгляд, мешки под глазами – они со мной почти всегда. Ни следов долгого плача, ни выражения глубокого горя.

Елозя щеткой по зубам, я разглядывал в зеркальном отражении треугольники на плитке и снова думал про закономерные последовательности и тест на айкью. Одновременно с этим я каким-то образом еще думал про Ваню – всегда, без перерыва.

Завтрак тоже выглядел обычным, и родители, садясь за стол, были, в общем-то, как всегда: «Тебе чай или кофе?» – «Кофе? Растворимый? Я похож на извращенца?» Как странно: человек может исчезнуть из этого мира, а мир этого не заметит. По-прежнему будет наступать утро, будет накрыт завтрак, и кто-то будет выбирать, чай или кофе.

Обыденность происходящего задела меня, разозлила: мне показалось неправильным делать вид, что ничего не случилось. Поэтому я спросил:

– Как Ваня?

– Без изменений, – коротко ответил Слава.

– Что говорят врачи?

– Молиться.

Лев усмехнулся.

– Серьезно?

– Да, – кивнул Слава. – Они сказали: молитесь, чтобы он пришел в себя, сейчас все зависит только от Господа.

Лев как-то невесело посмеялся. Слава печально заметил:

– А что они еще могли сказать?

Я переводил взгляд с одного на другого. Лев ничего не ел, только цедил чай мелкими глотками.

– Ты тоже ничего не мог сделать, – добавил Слава. – Так что хватит терзаться.

– Я растерялся.

– Неудивительно. Я тоже.

– Я врач. Мне нельзя теряться.

– Но это же был…

Я думал, Слава скажет: «Твой сын», но он почему-то сказал:

– …не чужой человек.

Лев ответил:

– Мне нужна нормальная работа. Я хочу работать в реанимации, врачом, а не быть на побегушках, как резидент.

– И что ты предлагаешь?

Но он ничего не предлагал, он сказал:

– Страховка нам полагается только через месяц. Какой будет счет, если Ваня весь этот месяц проведет в коме?

– Через две недели, – поправил Слава. – И я, в отличие от тебя, надеюсь, что он придет в себя гораздо раньше.

Лев начал злиться.

– А я, в отличие от тебя, понимаю, что если человек не пришел в себя в первые сутки, то…

Слава раздраженно перебил его:

– И что теперь? Предлагаешь его отключить через недельку, если не очнется? Дешевле выйдет?

Я положил недоеденный тост на тарелку и встал из-за стола.

– Ты наелся? – спросил Слава.

– Сыт по горло, – буркнул я, удаляясь в свою комнату.

«Если человек не пришел в себя в первые сутки, то…» – эта фраза засела у меня в голове. То – что? Никогда не придет? Не придет в течение месяца? Умрет?

Зайдя в комнату, я тут же нажал кнопку включения на системном блоке – комп загудел, как старый двигатель. Дождавшись загрузки, я открыл браузер и завис над поисковой строкой гугла. Что спросить?

Я быстро напечатал: «Самая длительная кома». Американка Эдуарда О’Бара впала в кому в шестнадцать лет, провела в ней сорок два года и… Умерла. Выход из комы для нее пролегал через смерть. Но меня это не устраивало, мне нужен был другой исход.

Я снова застучал клавишами: «Самая длительная кома с хорошим исходом». Терри Уолес из Америки провел в коме почти девятнадцать лет и очнулся. «Прекрасно!» – мысленно обрадовался я и начал читать дальше: «В настоящий момент Терри Уолес страдает кратковременной амнезией и помнит только то, что происходило в последние четыре минуты».

Отстой.

Я начал щелкать по смежным ссылкам – «Кома», «Нарушение сознания», «Вегетативное состояние». Упорядочив прочитанное в голове, я понял, что Лев не совсем прав: не обязательно приходить в себя в первые сутки, можно и на вторые, и на третьи, но лучше как можно быстрее. Если счет пойдет на месяцы или даже годы – шансы начнут резко стремиться к нулю.

Хорошая новость заключалась в том, что мы находились всего лишь во втором дне.

Плохая – неизвестно, сколько таких дней, наполненных мучительным ожиданием и чувством вины, еще впереди.

Я отодвинулся от компьютерного стола вместе с креслом, посмотрел на часы: десять утра. Начало дня, а я понятия не имел, чем его заполнить, лишь бы не думать о случившемся. Открыл тумбочку, достал скрученный косяк, зажигалку и спрятал их в нагрудный карман рубашки. Вышел из комнаты и столкнулся в коридоре со Славой – в руках у него были какие-то бумажки, похожие на те, что кладут в почтовые ящики.

– Что это? – спросил я.

– Извещение. Завели уголовное дело.

– На кого?

– На подрядчика, который устанавливал ворота.

Лев выглянул из спальни, заинтересовавшись нашим разговором.

– Покажи. – Он забрал документ из Славиных рук и быстро пробежался по тексту глазами. Потом вернул, пожав плечами. – Даже не знаю. Он же на них прыгнул.

– Тридцать килограмм веса смогли вырвать ворота из земли? – иронично спросил Слава. – Скорее всего, их плохо укрепили.

Плохо укрепили…

Повторяя про себя эти слова, я вернулся в комнату, к компьютеру. Снова загуглил: «Футбольные ворота упали на ребенка». Последовал поток новостей из разных уголков России – каждый год, если не каждый месяц, футбольные ворота убивали или травмировали детей.

Тогда я перевел запрос на английский язык и сделал поиск по канадским новостям. Последняя подобная информация была за июль 2014 года, а до этого – за 2012 год. Не нужно быть математиком, чтобы посчитать: шанс пострадать или умереть от футбольных ворот в России в десятки раз выше, чем в Канаде. И Ваня, столько лет прожив живым и невредимым в провинциальном детдоме, вот так нелепо впадает в кому в самой безопасной стране мира при ужасно редких обстоятельствах. Странно. Ужасно странно.

Я поднялся, схватил рюкзак со спинки стула, распахнул для выхода окно. Подумав, что лучше не пропадать без предупреждения, учитывая обстоятельства, оставил на столе записку: «Скоро вернусь». Предупреждать лично не хотелось – начнутся вопросы, куда и зачем, а мне это самому было не до конца понятно.

Точнее, я знал куда – в школу, на стадион. Я повторял про себя все травмы, которые случились с Ваней за последнее время: вывих стопы, перелом пальца на ноге, ушибы ребер, трещина в руке и… Ворота. Ничего из этого не случалось со мной за всю жизнь, но случилось с Ваней за несколько месяцев. Не успевало зажить одно, как он ломал другое, и так по кругу. Недавняя драка с арабскими детьми показалась мне частью этой истории, а вся история в целом – не про футбол, не про Ванину неуклюжесть и тем более не про буллинг в детском коллективе. Все это не то, чем кажется.

Перевернутые ворота на стадионе не трогали – оградили красно-белой лентой, как место преступления. Одинокий мальчик Ваниного возраста пинал мяч во вторые ворота – в штангу, чтобы тот отскакивал обратно к нему. Больше на стадионе не было ни души.

Я, приняв серьезный вид, подошел к стоящим воротам. При виде меня мальчик схватил отлетевший мяч и прижал к груди, словно я могу отобрать. Он замер, следя глазами за моими действиями. А я с видом знатока начал осматривать ворота. Пошатал – они не шатались, ничуть. Стояли как влитые, как будто выросли на этом месте. Я внимательно осмотрел конструкцию: обе штанги и перекладина были вкопаны в землю. Что ж… Потерев ладони друг об друга, я сделал глубокий вдох и подпрыгнул, хватаясь руками за верхнюю перекладину. Пацан позади меня запищал, и я, удивившись, опустился на землю.

– Ты чего?

– Испугался, что тоже упадут… – объяснил мальчик, показывая за свою спину. – Как на Ваню.

– Эти точно не упадут. Ты его знаешь?

– Мы из одной команды.

– Понятно. – Я кивнул, слегка пнув штангу, как бы пробуя на прочность. – Те были такими же?

– Не. – Отвечая, он все время облизывал губы. – Те мы расшатали.

Я удивился.

– Зачем?

– Ну… Это Ваня придумал. Было весело.

– Сейчас тоже весело?

Я разозлился, но злость моя была беспомощной. Я понимал, что этот пацан ни в чем не виноват.

– Сейчас не весело, – серьезно ответил он. – Сейчас страшно.

Я заметил, как он внимательно разглядывает меня, будто изучает интересную скульптуру.

– Ты его брат?

Мне захотелось вредничать.

– С чего ты взял?

– Вы похожи.

– Ага, этого быть не может, не ври.

Мальчик всерьез обиделся.

– Я никогда не вру.

– Все врут.

– А я никогда не вру.

Его огромные голубые глаза стали темно-синими, а светлые брови свелись к переносице. Я испугался, что он сейчас расплачется, и примирительно сказал:

– Ладно, хорошо, ты не врешь.

– Никогда, – подчеркнул он.

– Никогда, – согласился я.

Мы неловко замолчали. Пора было уходить, но я еще не спросил самое важное.

– Его… не били?

Мальчик удивился вопросу.

– В смысле?

– С Ваней никто не дрался? Не бил его? Не обижал?

– Нет.

Теперь всё. Я кивнул, отходя от ворот.

– Спасибо. Пока.

– Меня зовут Джимми Ховард! – крикнул он мне вслед.

Я обернулся.

– Пока, Джимми Ховард.

Я шел в сторону дома, курил последний косяк и представлял себя Доктором Хаусом, которому нужно сложить ряд разрозненных нелогичных фактов и получить логичный ответ.

Пытался вспомнить, где был Ваня, когда ничего не ломал, – на уроках музыки, на тренировках по футболу… может быть, играл на улице с соседскими ребятами? Я не помнил. Я вообще плохо помнил, что было с Ваней в эти спокойные моменты жизни.

Подойдя к дому, я привычным жестом сунул недокуренный косяк под карниз окна, раздвинул створки и забрался в комнату. Моего отсутствия никто не заметил – записка лежала на столе нетронутой.

В квартире стояла тишина. Постучав в спальню родителей, я громко сказал:

– Хочу собрать консилиум! – И прошел к столу, в нашу гостиную-столовую-кухню.

Я сел, деловито сложив сцепленные руки перед собой. Слава, заходя в гостиную, замер на секунду.

– Выглядишь и правда как председатель консилиума.

Лев завернул на кухню, набрал стакан воды. Когда родители разместились за круглым столом и выжидательно посмотрели на меня, я, прочистив горло, твердым голосом произнес:

– У меня есть основания предполагать, что Ваня подстроил падение ворот.

Заметив на лице Льва скептическую готовность разносить мои аргументы в пух и прах, я напрягся. Конечно, папа тут же заключил:

– Чушь.

Внутренне поникнув, я еще старался держаться внешне.

– Почему ты так думаешь?

Лев поставил стакан на стол – солнечный луч, пробивающийся через жалюзи, преломился через воду и нарисовал радугу.

– Потому что несчастный случай – это несчастный случай. Ворота падают, так бывает. Зачем искать двойное дно?

– Затем, что дело не только в воротах, а в целой серии травм, – терпеливо объяснял я.

– Он играл в футбол. Спорт – это травмы.

– Я играл в баскетбол два года и ни разу ничего не сломал.

Лев пожал плечами.

– Ты – это ты. Он не такой осторожный, хуже координирует движения.

Чувствуя, как начинаю сам сдаваться от этой непрошибаемой логичности, я прибегнул к остальным аргументам.

– Его на самом деле никто не бил.

– С чего ты это взял?

– Я разговаривал с мальчиком из его команды. Он сказал, что его никогда никто не бил и не обижал.

Лев закатил глаза.

– Ну конечно, так он тебе и признался. Почему ты ему поверил?

Я понимал, что говорю очень неубедительно, но других причин у меня не было.

– Он сказал, что никогда не врет.

Лев неприятно посмеялся. Отчаявшись, я посмотрел на Славу.

– А ты что думаешь?

Он осторожно сказал:

– Думаю, это может быть правдой.

Я обрадовался, почувствовав поддержку, а Лев тут же вспылил, отодвинул стол (я ощутил себя прижатым к стене) и резко поднялся.

– Что за чушь? – насмешливо сказал он. – Зачем ему ронять на себя ворота? Такой экстравагантный способ самоубийства? А из-за чего? Из-за той девчонки?

Я не понял, про какую «ту девчонку» речь, но у меня был свой вариант.

– Может быть, из-за… обстановки.

– Из-за какой обстановки?

– Обстановки дома. Вы постоянно ссоритесь из-за денег, из-за всего… Вы думаете, он это не чувствует? Не знает, что его уроки музыки – еще одна причина, чтобы поругаться?

Лев засмеялся, но не так, как когда правда бывает смешно, совсем не по-доброму.

– Господи, какие вы нежные! Оба! – говорил он, имея в виду меня и Ваню. – Родители ссорятся – вот это трагедия! А у кого они не ссорятся?

– Не у всех при этом один родитель бьет другого, – с вызовом ответил я.

– Что?

– Ты слышал, что я сказал.

Слава коснулся моего плеча, попросил нас обоих прекратить, но я отдернул руку, тоже поднялся с места, вышел из-за стола. Теперь мы оба стояли – Лев был выше меня на голову, смотрел сверху вниз, как на мелкую букашку. Раньше этот спокойный ледяной взгляд заставлял меня дрожать от страха, съеживаться до размеров точки, а сейчас я с удивлением понял, что ощущаю… скуку. Может, это из-за травы, а может, мне и правда надоело бояться.

– Тебе самому нужна помощь, – спокойно сказал я.

Лев ответил в тон мне, тоже спокойно, но между слов сквозила невыраженная агрессия:

– Я себя прекрасно чувствую.

Я покачал головой.

– Нет. Я думаю, ты чувствуешь тревогу из-за денег, работы и потери профессиональных навыков. И еще из-за того, что превращаешься в такого же урода, каким был твой отец.

Я заметил, как он изменился во взгляде, – что-то лопнуло, будто лед дал трещину.

– Я точно знаю, – добавил я. – Потому что чувствую то же самое.

В возникшей тишине было слышно, как тяжело вздохнул Слава. Лев молчал, не сводя с меня взгляда, – трещины трещинами, но таяние ледников даже не думало наступать. Он качнулся вперед, взял со стола стакан. Со странным спокойствием я подумал: по законам драматургии стакан, стоящий на столе, обязательно должен разбиться.

– Можешь кинуть его в меня, если хочешь, – предложил я. – Мне все равно.

Лев сделал шаг назад. Потом еще один – он отступал, не сводя с меня взгляда. Поравнявшись с кухонной столешницей, он оставил на ней стакан. Затем, медленно развернувшись, ушел в спальню.

Слава выдохнул. Я тоже выдохнул, расслабившись. Снова опустился на стул.

– Ну и компания подобралась, – произнес Слава, потирая глаза.