Читать книгу Окна во двор - Микита Франко - Страница 12
Часть I
Канада
She Was the Best of Us
ОглавлениеО том, что я курю, первым узнал Ваня – конечно, рано или поздно это должно было случиться и именно таким образом. Я, по обыкновению, скрутил косяк перед сном и распахнул окно, но стоило затянуться, как из своего «чулана» выскочил Ваня:
– Я забыл почистить зу…
Он не договорил – уперся в меня взглядом и замер. Я тоже замер с дымящимся косяком в руках, не зная, что и сказать. Часто мигая, Ваня несвойственным ему заикающимся голосом спросил:
– Т‐т-ты куришь?
– Ну типа… – проговорил я.
Принюхиваясь, он с сомнением произнес:
– Это не сигареты…
Я не стал отпираться.
– Нет.
Ваня неожиданно обрадовался, даже заскакал на месте и в два радостных прыжка оказался возле меня.
– Травка?! Та самая?
– Тише! – шикнул я. – Не голоси!
– Это травка? – зашептал Ваня.
– Да, – признался я. – Не говори родителям, пожалуйста.
Ваня с видом бывалого дельца заявил:
– Не скажу, если дашь попробовать.
Я возмутился.
– Еще че захотел! Детям такое нельзя!
– Тебе тоже нельзя, – справедливо заметил Ваня.
– Я хотя бы старше.
– Ну и что?!
Лихорадочно соображая, какой бы предложить компромисс, я сказал:
– Давай я потушу, выброшу, и никто из нас не будет это курить? – И тут же проделал то, что и предложил, засунув окурок под карниз окна.
– Ага, – обиженно надул губы Ваня. – Я уйду, а ты снова закуришь.
– У меня больше нет.
Это было неправдой. Лорди покупала с запасом – мы не могли видеться каждый день, а нервы у меня расшатывались всё сильнее.
– А где ты ее взял? – тихо спросил Ваня. – Тебе бы не продали.
– Мне девушка купила, – признался я.
– Твоя девушка? – снова возликовал Ваня. – Та рыжая?
Я напрягся.
– Ты что, видел ее?
– Слава говорил, что она рыжая.
Меня почему-то задело, что Слава рассказал всей семье про Лорди. Это заставляло меня чувствовать себя совестно: все знают про Лорди, но Лорди не знает ни про кого.
Я подумал: пусть лучше Ваня расспрашивает про нее, и решил развить тему:
– Да, она моя девушка.
– Значит, она старше тебя? Взрослая?
– Ну «взрослая», – фыркнул я. – Девятнадцать лет.
– Девятнадцать?! – В Ванином тоне послышались нотки зависти.
– Ой, губу закатай. – Я шутливо щелкнул его по носу.
Ваня, свободной, не загипсованной рукой схватив подушку с моей кровати, ударил меня ею по голове, а я в отместку попытался его защекотать – он это ужасно не любил, начинал выкручиваться и верещать противным голосом, похожим на младенческий плач.
Вот и сейчас – он заколотил ногами и заорал. Не прошло и минуты, как послышались приближающиеся шаги. Я мигом отпустил Ваню, и тот с ловкостью прыткой ящерицы метнулся в свой «чулан», а я быстренько забрался под одеяло. Как послушные дети, мы изобразили глубокий сон.
Ваня испугался, решив, что в комнату зайдет Лев. Но я знал, что вместо строгого ледяного тона мы услышим веселый шепот:
– Спите или притворяетесь?
За тонкой стенкой зашевелился Ваня.
– Спим, – шепнул я.
– Я тоже сплю, – пропищал Ваня.
Слава засмеялся, и я подумал, что роль родителя ему совсем не подходит. Он не выглядел как родитель и не вел себя как родитель. Мне казалось, он вообще не понимает, зачем стоит сейчас на пороге нашей комнаты. Видимо, его попросил Лев, а почему – ему непонятно, и, что сказать нам, он не знает. Наверное, он стоял и думал: ну балуются, ну и что? Если дети не балуются – значит, ваши дети сломались, поменяйте их на других.
– Раз спите, значит, завтра поговорим, – заключил Слава.
– Завтра мы снова будем шуметь, – ответил Ваня.
– Все-таки не спите?
– Специально проснулись, чтобы ты смог сообщить нам что-нибудь скучное, – сказал я.
Я чувствовал, как Слава пытается увильнуть от своей родительской роли, и меня это забавляло.
– Хорошо, слушайте, – согласился он. – Драться, пинаться и пищать по ночам нехорошо. Это безобразие и ай-яй-яй. Сегодня вы деретесь и пищите, а завтра сидите в тюрьме. Вот так вот. Спокойной ночи!
Мы одновременно заныли:
– Не, мы так просто не уснем!
– Мы же дети, с нами надо посидеть!
– Поговори с нами, – вдруг попросил Ваня, высунувшись из гардеробной.
По вздоху мы поняли, что он согласится. Слава прошел в комнату, заскрипел стулом. Сказал:
– Свет включать не будем, поговорим так.
В спальне послышался шум, Ваня прошлепал босыми ногами ближе к нам, сел по-турецки на мою кровать и выдернул из-под меня одеяло. По его восторженному лицу я догадался, что он очень-очень хочет что-то сообщить, и у меня в животе скрутился болючий узел: лишь бы не сказал про траву.
– А ты знаешь, у Мики… – начал он (сердце в моей груди сделало кульбит). – У Мики… у Микиной… Микиной девушке девятнадцать лет, вот! Той рыжей! Прикинь, да?
В темноте я заметил, как Славины глаза неодобрительно блеснули в мою сторону.
– Ну ничего себе. А не много?
Я махнул рукой.
– Да нормально.
Ваня со своей непосредственностью, к счастью, разрядил атмосферу, заголосив о другом:
– Спой нам колыбельную!
Слава ответил:
– Колыбельную ты и сам можешь спеть. Я точно не главный по колыбельным.
Я проговорил Ване на ухо:
– Спи, малыш, и тогда папа купит тебе дрозда. Если не будет он петь на заре – папа зароет его во дворе.
Ваня прыснул.
– Это откуда?
– Из «Южного парка». – Я глянул в сторону Славы. – Не зря же я смотрел этот мультик в четыре года.
– Ты запомнил это с тех пор? – удивился Слава.
– Да, так же как и фразу «Пососи мой джагон».
– Что такое джагон? – спросил Ваня.
– Закрыли тему, – прервал диалог Слава. – Давайте лучше нормальные колыбельные.
Но я все равно шепнул Ване: «Это пенис инопланетянина». Ваня, хихикнув над моим комментарием, вскинул вверх здоровую руку, как в школе, и заявил:
– Я знаю колыбельную про повешенную кошку!
Видимо, сделав вывод, что с нашим тяжелым детством от нас не добьешься ничего нормального, Слава молча придвинул к себе мою старую гитару. Ту, которую мне купили еще в начальной школе, но я давно перестал брать ее в руки – только перевозил с места на место, потому что жалко было оставлять в России.
Мы не знали, что Слава умеет играть на гитаре, поэтому в комнате наступила тишина ожидания.
Слава театрально кашлянул, взял гитару, сыграл пару аккордов и шутливо пропел ту надоедливую колыбельную про волчка, цапающего за бочок.
Но я спросил серьезно:
– Ты умеешь играть?
– Только пару аккордов, – ответил он.
– Сыграй.
Мы снова затихли в ожидании продолжения. Смущенный нашим вниманием, Слава пропел уже серьезней:
Смысл был неуловимым, почти магическим, но рифма какая-то завораживающая.
– Я такой никогда не слышал, – сказал я.
– Я вообще не уверен, что на эти слова есть музыка, – ответил Слава. – Это колыбельная Цветаевой.
– Ты сам эти стихи на музыку положил? – удивился я.
Слава смутился.
– Что там «ложить»? Это же обычная колыбельная.
– Спой еще, – попросил я.
Как по льстивой по трости
Росным бисером плеща,
Заработают персты…
Шаг подушками глуша.
Я откинулся на подушку, и Ваня пристроился под моим боком, протянув уголок одеяла, – поделился, значит.
Я слушал Славу, засыпая, и думал о том, что Ване, наверное, никто не пел колыбельных, когда он был младенцем. Значит, тогда это было впервые – в десять лет.
Бесшумно поставив гитару на место, Слава поднялся.
– Спокойной ночи, – сказал он шепотом. – Я люблю вас.
«Я люблю тебя», – мысленно ответил я ему.
Тогда впервые за долгие месяцы я смог уснуть в Канаде спокойно, не накуриваясь. Мне снились какие-то причудливые сны, в которых Ваня, как Маленький Принц, путешествовал по другим планетам и навестил мою – отдельную, это была Планета Травокура (так и называлась), а Травокуром, получается, был я. Мы сели на край Планеты, свесив ноги (если опустить голову вниз, можно было увидеть миллионы звезд), и вместе накурились, мне было ни капли не стыдно, а Ваня сказал: «Ты самый лучший брат». Потом по межгалактическому пространству проплыла Сэм, наша собака, которую мы оставили в России вместе с бабушкой, и у меня в руках непонятно откуда оказалось оружие, я задрал срезы двустволки и выстрелил в собаку, но вместо крови из нее полилась блестящая фиолетовая жижа, и Ваня произнес: «Жаль, она была лучшей из нас». Потом я проснулся, полный сомнений: я точно ничего не курил?
Под боком все еще сопел Ваня, и я аккуратно поднялся, чтобы его не разбудить. Мы никогда так не засыпали, и сейчас это пробудило во мне незнакомые нежные чувства, глубоко семейные.
Продлилось это ощущение недолго – ровно до завтрака, за которым Лев как ни в чем ни бывало спросил меня:
– Планируешь заявить в полицию на свою подружку?
Я чуть чаем не подавился.
– Чего?
– Ну, она взрослая для тебя, разве нет?
– Ей всего лишь девятнадцать. Мы почти ровесники. Она даже ниже меня ростом!
Лев усмехнулся.
– Что, на этот раз не будет никакого «меня совратили»?
Тогда вмешался Слава:
– Прекрати. Ты перегибаешь.
Лев цокнул.
– Вы очень непоследовательны в своей борьбе с совратителями. Так у вас ничего не получится.
– Артур старше его почти в три раза, – начал объяснять Слава. – И сильнее примерно во столько же. Он взрослый человек, он лучше понимает ситуацию, он может принуждать, он может манипулировать…
– Это он, – Лев кивнул на меня, – манипулирует. Всеми вокруг. Думаешь, он все еще наивный ребенок с щенячьими глазами? Да я в жизни не поверю в этот бред, что его поманили конфеткой и он сел на колени к злому дяде. Ты живешь с манипулятором и, как всегда, ничего не замечаешь.
– А ты, как всегда, замечаешь всё, – язвительно ответил Слава.
За столом повисла неприятная тишина: родители смотрели друг на друга, глаза в глаза, но ничего не говорили. И только Ваня, устало вздохнув, разрядил атмосферу:
– Кто-нибудь отвезет меня на музыку?
2
Здесь и далее стихотворение М. Цветаевой «Колыбельная» («Как по синей по степи…»). – Здесь и далее прим. ред.