Читать книгу Тихая Америка - Нагима Харесова - Страница 6

– Сэм вам говорила, что Маньяк позвал ее на бал? – с набитым ртом говорит Аш.

Кэтрин удивленно вскидывает брови. Все в удивлении таращатся на меня, словно кто-то пустил слух, что в моем рюкзаке живет Бейонсе.

Аш с яростью вонзает свои зубы в сэндвич с тунцом, и толком не прожевав, сглатывает кусочки пищи.

Мы сидим в машине Джека и перекусываем перед моей работой.

– Тебе-то какое дело? – спрашивает Джек, подмигнув мне.

Аш раздувает ноздри. Все мы знаем, что он беспокоится о нас, своих друзьях, и как старый папаша-волк ворчит о нравах и безопасности.

– У Колина репутация плохого парня.

– Колин – приличный парень, адекватный, – говорит Джек. – В отличие от тебя.

Кэт с задумчивым видом, допивает шоколадное молоко.

– Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты ревнуешь Сэмми к этому Колину, – заговорщицким тоном говорит Джек. – Не ее, случаем, ты собираешься звать на бал?

Аш издает нервный смешок, бросает в брата листом салата и призывает заткнуться. Мы посмеиваемся. Мысль о том, что я нравлюсь Аш больше, чем друг щекочет мне нервы. Мы дружим с пятилетнего возраста – он мне как брат.

Я пододвигаюсь к Кэт. Она ластится как кошка и тычет лбом мне в плечо. «Мяу» – уставшим голосом говорит она и закрывает глаза.

– Между прочим, никто до сих пор не знает, где бывшая девушка Колина, – заключает Аш с видом следователя.

– Я знаю, – полусонно говорит Кэт. – Она переехала в Канаду. Ее отца перевели на другую работу.

– Это официальная информация.

Мы хором вздыхаем и велим парню закрыть тему.

– Эй, Джек! – Кэт слегка приподнимает голову. – А где Фран?

Джек пожимает плечами, бормоча что-то о семейных планах. Кэтрин явно не устраивает этот ответ.

– Ну, ну, – с видом подозревающего полицейского произносит Кэт и продолжает тянуть остатки молока через соломинку.

– С этим балом все будто сошли с ума, – жалуется Аш. – На моих глазах сегодня происходили странные вещи: от Маньяка, который намечает очередную жертву, до ребят, которые посылали весь урок друг другу записочки с приглашениями. Я впервые в жизни увидел, как хихикает от смущения Тедди Бартер. Жуть. В нем сто с лишним кило мышц и мужественности, что девчоночья радость по поводу бала ему явно не к лицу.

– Что будет на выпускном балу, – вздыхает Джек.

– Так я, по-твоему, очередная жертва Лири? – говорю я. – Так, ничем не примечательная дурнушка с мозгами набекрень, да?

– Господи, как ты пришла к такому умозаключению? – ахает Аш.

– Ну, она же девчонка, – говорит Джек. – Они всегда приходят к таким умозаключениям.

– Я имел в виду, что Колин – парень не скромный. Вот ты сидишь такая нарядная, улыбаешься. – Аш поправляет невидимые локоны, выпячивает зад и его губы расплываются в глупой улыбочке. – А в другой момент – бац! – и тебя вывозят за город и пытаются продать в рабство.

– Старик, что это было? – смеется Джек.

Под наш общий гогот Аш бормочет, что мы все когда-нибудь дойдем до его уровня мышления, и с обиженным видом доедает свой сэндвич.

– Может, сегодня устроим у меня ночевку? – предлагает Кэт. – Если у вас нет никаких планов.

– Крутая идея, – говорит Джек, допивая колу. – Я в деле!

– Я должна посоветоваться с отцом, – говорю я. – Наверняка заставит работать допоздна.

– А может он даст тебе отдохнуть? – с надеждой в голосе говорит Кэт.

– Сомневаюсь. Субботний вечер все-таки. – Я пожимаю плечами. – У него как обычно есть планы: или покер с друзьями или Кристин Перкинс.

Да, вам не показалось.

Прошло порядком одиннадцати лет, как от нас ушла мама. Она вышла замуж за Майкла Неважнокакаяфамилия, засунула три платья в крохотный чемоданчик, перекинула гитару через плечо, на которой раньше играла мне колыбельные и улетела в страну туманов и ветров, подальше от скучного Коннектикута и меня. Отец уверяет меня, что причина кроется в нем, мило с его стороны, но мы оба знаем, что она была не готова стать матерью и просто-напросто испугалась ответственности. Забавно, но спустя три года как она покинула нас, у нее родились близнецы. Наверное, она боялась меня, а не ответственности. Моя бабушка Эдна, мамина мама, я, полагаю, внушила своей дочери этот страх.

Бабушка Эдна любила приезжать тогда, когда ее не ждали. Она привозила скоропортящиеся гостинцы, от которых я частенько травилась и лежала дня три мертвым грузом на кровати, перечисляла всех своих мужей и любовников, называла меня «Сесе», хотя прекрасно понимала, что я не люблю это имя, а вишенкой на торте, служила фраза: «Кэсси, детка, мне кажется твоя дочь не от мира сего. Она вырастет грязным битником, который продаст родную мать за дозу или лесбиянкой, у которой будет любовница-китаянка».

Кэсси, моя мать, храбро держалась перед бабушкой Эдной, всячески затыкала ее и пререкалась с ней. Я считала ее своей заступницей и героиней, пока в один день не заметила ее трясущиеся руки, когда она накрывала семейный ужин.

Думаю, это было знаком того, что:

1) она была напугана;

2) она была не готова к трудному подростку;

3) она боялась меня, точнее, ту меня, что вырастет и…

4) осуществит «пророчество» бабушки Эдны и…

5) утащит к чертям старый телевизор, дабы сбагрить его чуваку из супермаркета, работающего днем на кассе, а…

6) вечерами приторговывающем марихуаной и ксанаксом…

7) у меня все.

Прошло одиннадцать лет. Бабушка Эдна умерла от рака, который гнездился в ее гортани с тех пор, как она стала вести осуждающий образ жизни. Моя мама обзавелась уютным садиком и двумя совершенно не пугающими ее детьми. Отец унаследовал от бабушки Эдны коллекцию элитного скотча (которую она отсудила у бывшего мужа номер семь) и по выходным они с Кристин распивают одну бутылку на двоих в дешевом мотеле у дороги. Казалось бы, все счастливы. Кроме меня.

То ли наркоты прикупить, то ли позвать Дженни Чан на Рождественский бал?

– Мне пора на работу.

– Можно с тобой? – просится Кэт.

– Ты забыла, что было в прошлый раз?

– Но ведь все остались довольными! – говорит она.

Я смотрю на парней. Они синхронно мотают головами и морщат лица.

– Ты спутала заказы, отвлекала Харви от готовки, а та ситуация с собачкой до сих пор снится в кошмарах нашей официантке.

– Я не виновата, что у Лали проблемы с маленькими песиками. Это просто собачка, зачем же так верещать? А Габи впервые за сто лет улыбнулась, когда начал задыхаться тот парень с аллергией на арахис! Кстати, Харви обожает проводить со мной время, – говорит Кэт, скрещивая руки на груди.

Я запихиваю свой недоеденный сэндвич в рюкзак.

– И все-таки, нет.

Я прощаюсь с ребятами и выталкиваюсь наружу, на свежий морозный воздух.

Аш выпрыгивает следом за мной и, поскользнувшись на тонком льду, кидает мне, что с радостью подвезет меня до работы.

Я киваю ему в сторону автобусной остановки и без оглядки двигаюсь вперед.

*

– Стол номер пять, готов. – Габи ударяет по звоночку и, тыча в меня лопаткой, добавляет. – Зуб даю, что Кристин Перкинс специально приходит в твою смену.

– С чего бы?

Она растягивает губы в загадочной улыбке, обнажая кривые зубы и заключает:

– Чтобы позлить тебя.

Она разламывает яблоко голыми руками. Его сок брызжет во все стороны, попадая в жаркое и окропляя луковые колечки. Габи демонстрирует мне коричневую, с продавленными краями половинку яблока и с умным видом говорит:

– Это вот ты.

Я молча таращусь на нее.

– А это вот она, – продолжает Габи, показывая мне идеальную половинку яблока.

– Я что-то не пойму, на чьей ты стороне? – говорю я.

Габи пыхтит, переворачивая оладьи, капли масла попадают ей на кожу.

– Такие особы, как она любят потешаться над такими девчонками, как ты.

– По-моему, ты сама запуталась в своей напутственной речи, – басит Харви, вываливая бекон на тарелку.

Мы с Харви смеемся. Он поднимает руку и я «даю ему пять», подтрунивая над Габи.

– Ай, ну вас, – говорит Габи. – лучше отнеси ей заказ, а то снова напишет плохой отзыв в книге жалоб. Я уже второй раз остаюсь без премии.

Я хватаю тарелку и уверенным шагом направляюсь в сторону Кристин.

– Чего так долго? – Кристин с неохотой отрывается от своего отражения в зеркале. – Не думаю, что процесс приготовления глазуньи с беконом занимает целых двадцать минут.

– Извини, – тараторю я. – У нас сегодня аврал, а работают только две официантки. В следующий раз я…

– Не надо здесь оправдываться! Мне нет никакого дела до того, почему ты не можешь сделать свою работу, – шикает она и вонзает вилку в бекон. – Готовь книгу жалоб, Найт! И я не посмотрю на то, что ты дочь моего Ники.

Да, все верно. Это кафе моего отца и он здесь шеф. И я работаю официанткой и на полставки менеджером в этой богом забытой забегаловке уже пять лет на постоянной основе. А если вы когда-нибудь окажетесь у нас, ради бога, разворачивайтесь и найдите другое место, где можно отравиться.

Я желаю Кристин приятного аппетита и хватаю блокнот с ручкой для нового заказа.

– Ты что, снова отбиваешь мои заказы, Сэм? – злобно шепчет только что подошедшая Лали.

Она снова это делает: опаздывает на два часа, обвиняет меня, высказывая мне свои параноидальные мысли, избегает зрительного контакта, потому как сама прекрасно знает, что сглупила.

– Нет, я просто делаю свою работу. Если бы ты не опаздывала, всем было бы проще.

– Я бы хотел заменить пиццу на брокколи. И не кофе, а зеленый чай. Спасибо!

Мужчина сорока лет умоляюще заглядывает мне в глаза, нервно отдергивает свой галстук, и я наблюдаю, как испарина покрывает его лоб.

Лали громко фыркает и удаляется в комнату для персонала.

– Тяжелый день? – В моем голосе на удивление столько заботы.

Он кивает. Галстук в его руках непослушно выпячивается и мнется.

– От меня ушла жена. И она забрала с собой нашего щенка, Поппи. А я даже не знаю, по кому скучаю больше: по жене или по щенку.

Его голос дрожит, а нос шмыгает. Еще минута – и эта ситуация станет неуклюжей.

– Мне жаль.

– Я специально заказал полезную пищу. Буду в форме. Может быть, она еще вернется.

Я закладываю ручку за ухо. Мужчина протирает свой лоб салфеткой, отчего логотип нашего кафе на ней съеживается от влаги, и, отложив ее в сторону, заказывает еще и кукурузный хлеб.

– Давайте так, я принесу вам ваш заказ, – говорю я. – Но кусок пиццы будет за мой счет. Я уверена, что он вам просто необходим.

– Анна любила пиццу. И Поппи тоже.

Все в этом ненормальном мире любят пиццу, ведь так?

Ну, лично я не откажусь от кусочка-другого.

Он перестает дергать свой галстук, вымученно улыбается, называет меня «Прелестью» и добродушно смотрит куда-то вдаль. Я шагаю мимо Кристин в сторону кухни и проговариваю свои заказы поварам.

– Знаешь, что тебя погубит? – ворчит Габи. – Доброта. А еще – наивность. И я, если будешь снова оправдываться перед этой Кристин.

Я смотрю на Габи, она что-то сердито бормочет и переворачивает блинчики для третьего столика.

Габи старше меня лет на десять, но это не мешает ей «воспитывать» меня. У нее два сына и до крайности странный муж. Как-то он выбежал на улицу совершенно голый и кричал во всю глотку, что построил машину времени.

Она обильным слоем поливает стопку блинчиков, засахаренным кленовым сиропом, бьет по дну бутылки и наставляет меня на путь истинный.

Я забираю заказ для третьего столика и молю, чтобы Кристин не вспомнила о книге жалоб.

– Сэм, я закончила. Тащи эту книжонку, я нажалуюсь на весь персонал в этот раз, – кричит Кристин Перкинс.

– Смела все подчистую – еще жалуется! – До меня доносится недовольный голос Харви.

Малыш с третьего столика радостно выхватывает у меня тарелку, и часть блинчиков плюхается ему на коленки. Раздаются вопли – малыша и его матери – на меня сыплются проклятия и где-то под боком каркает Кристин, что это самое отвратительное место на планете.

– Где пропадает твоя Кэтрин? – усмехается Лали. – Она бы достала маленького щеночка из рукава и отвлекла бы этого крикуна.

– Тогда у нас было бы два крикуна. – Я не остаюсь в долгу.

Лали обиженно поджимает губы, топает за заказом на кухню. Я замечаю, как Харви и Габи выставляют для меня по два больших пальца.

*

Франческа отбирает у меня поднос и с гордым видом расставляет на стол тарелки с горячей пищей. Я хватаю тарелку с брокколи. Придвинув их к самой моське Аш, я смеюсь с того, как он морщится и принимается расковыривать вилкой и без того развалившиеся овощи.

– Овощи – зло, Сэм! О чем я думал, когда затевал есть порцию овощей в день?

– Господи, словно дите малое! Просто проглоти это, там нечего жевать! – Фран разваливается на соседнем стуле и вонзает свои зубы в отбивную.

– Я вообще не догоняю. – Аш возит овощи по тарелке. – Как Габи до сих пор держится у вас в кафе?

– А я все слышу, тем не менее! – недовольным тоном говорит Габи с кухни.

Она пялится на нас из окна выдачи. Не моргает. Просто пялится. Кто так вообще делает?

Долго не сводит взгляд. Только когда Аш пищит извинения, Габи «размораживается» и улыбается. Она кладет в свою обшарпанную сумку пару замороженных стейков из говядины, три батата и полусухое вино из бара, медленно прикладывает указательный палец к губам, шипит «Шшш» и как ни в чем, ни бывало, кидает нам «Пока, детишки!» и удаляется через служебный выход.

– Нет, вы видели? – брюзжит Аш. – Просто сложила продукты на тридцатку и свалила с наглой улыбочкой. Сэм, сделай что-нибудь уже с ней. Вы так с отцом голыми останетесь.

Фран подчистую сметает содержимое обеих тарелок – своей и моей – и, издав смешок, с кривоватой улыбкой заявляет:

– Венди, это не твоя война, уйди с дороги!

– У Габи проблемы дома, – говорю я. – Я ее покрываю и вас прошу.

Фран безучастно пожимает плечами. Аш напротив, трясется как на допросе и хватается за голову:

– Я не умею хранить тайны, Сэм! Ты же знаешь. Ты что не помнишь пятый класс? Или шестой?

– Или восьмой? – Фран выпивает залпом большой стакан колы и просит еще. – Тогда ты проболтался Джеку, что я поцеловала Натали Мойзес.

– В тот год все думали, что ты лесбиянка, – говорю я.

– Это было на спор! – Фран вскидывает руки вверх. – А ты, идиот, выставил все в дурном свете!

– Я вроде бы уже извинился, – бурчит Аш.

– Мне по нраву мужские губы. – Фран откидывается на стуле. – И не только губы.

– Извините, но это сложно для меня. Ложь мне противоестественна.

– Ты ничего не почувствовала, когда целовалась с Натали? – спрашиваю я.

– А должна была? – Она пожимает плечами и смотрит прямо мне в глаза.

Я отвожу взгляд, пожимаю плечами ей в ответ и ковыряю вилкой в салате.

– О, господи! Я не должен встречаться даже взглядом с твоим отцом, – бормочет Аш. – Я могу выдать тебя, Габи, еще кого-нибудь, кто в этом замешан.

– Ты про Харви? – говорю я.

Аш испуганно озирается по сторонам в поисках камер, изучает каждый угол, обтянутый старой паутиной, бормочет что-то о карме и заговоре.

– Харви мне нравится, – бубнит Аш. – Он потрясающе жарит бекон в меде.

Франческа задирает футболку, обнажая выпуклый живот и с довольным вздохом заключает: «Эта отбивная была ужасная!».

– Зачем же ты тогда ее съела? – с полным ртом говорит Аш

– Она бесплатная.

Мы с Аш задумчиво киваем головами, а Фран, поняв, что возможно сказала своего рода мудрость, жутко гордая собой, задирает голову настолько высоко, насколько может.

Аш отодвигает тарелку с брокколи в сторону и с пристыженным видом говорит:

– Господи, Кали, прикройся!

– Венди, это просто живот! У тебя есть такой же. – Фран дотягивается до его футболки и резким движением одергивает ее, оголяя тощий живот Аш.

– Что ты творишь? – вопит он. – Здесь есть камеры, – пищит Аш. – Тебя увидят повара. Особенно тот, с прыщами на лбу. Он давно на тебя посматривает.

Фран хохочет и любовно поглаживает свой живот.

Мне звонят. Я достаю сотовый из рюкзака, читаю «Кэсси» и наши с Фран взгляды пересекаются.

Я выхожу на свежий воздух, прихватив с тарелки Аш одну брокколинку.

*

Мама без конца мелет о близнецах, о том, как они путешествовали по Франции. Как никогда мне стали интересны носки моих кроссовок. Я рассматриваю чуть ли не каждую прожилку на изношенном носе, топчусь на месте как какая-то одиночка, с которой рвут отношения по телефону. Мама называет такие звонки «Недельный обзвон», я же – «Мама пытается получить очко в карму».

Мамин вежливый тон переходит на измученный. Это она говорит о Наин, своей несносной горничной из Дублина.

– Как она могла подать гостю из Индии бифштекс! – горячится она. – Ты наверняка ломаешь голову, что же еще претерпела твоя бедная мать? Так вот, Майкл взял да ляпнул прямо на чаепитии, что настоящий гражданин Китая в силах отличить, какой сорт китайского чая в данную минуту он потягивает.

Голос мамы дрожит, но она собирается силами и мужественно продолжает:

– Саманта, мой муж – идиот!

– Который? – язвлю я.

– Оба!

С того конца трубки раздается смех и мне кажется, что на какой-то момент мы с мамой в нашем старом доме в Коннектикуте поем песни и танцуем. Она заплетает мне жиденькие косички, читает мне книгу о феминистках перед сном и, возлагая на меня надежды, гладит по руке и приговаривает, что однажды, когда я вырасту, меня будет ждать удивительное приключение в Жизнь.

Но сколько я ни собирала чемоданы – это приключение все оттягивалось и оттягивалось, и оттягивалось и…, ну, вы понимаете.

– Я еще в ноябре думала о том, что встречу Рождество с тобой, в Майлдтауне. Подышу морозным коннектикутским воздухом, слепим снеговика, ангелов снежных наделаем. Но у нас возникли неотложные планы. Оказывается, Майкл запланировал еще в октябре отдых с нашими друзьями из Швейцарии. А мне не успел сказать. Эти командировки, ты же понимаешь? Скорее всего, мы проведем Рождество в горах, – говорит она.

Я вздыхаю.

– К тому же, близнецы слишком шумные. Они тебя достанут, – тараторит мама.

Я молчу в трубку, перекатываюсь с носков на пятки и наблюдаю, как Аш и Фран кидают брокколи друг в друга.

Мои губы растягиваются в улыбке.

– Да и после Рождества вряд ли получится, Сэм. Это совершенно неудачная мысль. У меня три клуба, два из них – книжные. Ты же знаешь, какие там строгие правила. Да и у Майкла жизнь не сахар. Работа, гольф, бесконечные обеды с сотрудниками. – Я слышу, как она делает одному из близнецов замечание и отправляет малышню играть на улицу. – Мы теперь посещаем теннисный корт с его коллегами только раз в две недели! – Она проглатывает стоящий ком в горле.

– Зачем ты мне звонишь, если у тебя нет ни интереса, ни времени на меня? – Я ударяю ногой мусорный бак, и из него выпрыгивает всклокоченная серая кошка.

– О чем ты, Саманта? Ты моя дочь, прекрати выдумывать, бог знает что! – Она повышает тон.

Это значит, что я выигрываю, значит, что я права. Но это, скорее, проигранный выигрыш.

– Мне пора домой, – говорю я и отключаюсь от разговора.

– Это была твоя мама? – с осторожностью спрашивает Аш.

– Черт подери, откуда ты взялся! – испуганно тараторю я.

– Извини, – виновато говорит он. – Я не хотел тебя пугать. Я просто беспокоился. Снова.

– У вас Алленов это в крови, что ли? Подкрадываться сзади и пугать народ!

Я чувствую его руку на своем плече. Аш осторожно поддается вперед и обнимает меня. Я, не мигая смотрю на Фран. Она посылает для меня три воздушных поцелуя.