Читать книгу Взгляд из-подо льда - Наталия Михайловна Коротаева - Страница 5

Эрих. Май 2016 года.

Когда ей исполнилось тринадцать лет, она влюбилась. Его звали Эрих. Ему было семнадцать. Высокий, спортивного телосложения, блондин с чёлкой, спадающей на левый висок, белоснежная улыбка, – всё это заставляло её светиться. Эрих заезжал по утрам за ней на стареньком мерине и отвозил в школу, а иногда они ехали к нему домой, и это случалось намного чаще. Эрих был совсем другим, не таким, как парни, что приходили в дом Адрианы со своими родителями – коллегами, друзьями отца. Он был из неблагополучной семьи. Он не учился в школе, подрабатывал в мастерской по ремонту мотоциклов, проводил время в большой компании друзей, и они «зависали» в кофешопах – заведениях, где продают марихуану. Для Адрианы всё, что связано с Эрихом, было новым, интересным, манящим. Она надевала утром школьную форму, складывала в рюкзак джинсовую юбку, колготки в сетку, грубые кожаные ботинки, кроп-топ и обязательно чёрный карандаш для глаз. Спускаясь из своей комнаты в прихожую, она говорила маме:

– Пока, мамочка!

– До вечера, милая, – мама провожала её, нежно улыбаясь и закрывая за ней дверь.

Адриана проходила два соседних дома, заворачивала за третий, и, прячась там за мусорными баками, переодевалась, подводила глаза чёрным, распускала волосы и проходила ещё квартал, где её ждал Эрих. «Веселье начинается!» – процеживал он сквозь улыбку, целуя её в губы. Они ехали на огромной скорости из района, где жила семья Адрианы, с красивыми домами и дорогущими машинами, стоящими возле них, в совершенную противоположность. Она была самая счастливая на свете! Она умела особенно чутко ощущать и пропускать себя через это необыкновенное блаженство. Такой же счастливой она ощущала себя все пять месяцев с Эрихом в их первый поцелуй, секс, косяк. Она растворялась. Она любила.

Как ни странно, но Адриане удавалось скрывать всё от родителей. Эти переодевания, выдумки на вопрос «Как в школе?» и неподозрительно нежная Адриана по вечерам за ужином с родителями не наводили их ни на одну плохую мысль.

Родители узнали о том, что в жизни дочери произошли глобальные перемены только после того, как им домой позвонили из школы. Ужас, который пришлось тогда пережить маме Адрианы, считавшей свою семью эталоном, а затем и папы, готовившим в то время предвыборную кампанию на выборы обера-бургомистра, можно было бы сравнить с крушением авиалайнера, на котором, как казалось старшим Мерчам, семья направлялась в светлое, прекрасное будущее, а он потерпел падение и крах.

Вернувшись домой после разговора с классным руководителем, мама Адрианы уставшая поднялась по лестнице дома и медленно подошла к закрытой двери, ведущей в комнату дочери. Её мучала сильная головная боль, в области висков пекло, и она, положив ладонь на ручку двери, сделала глубокий вдох, прежде чем отворить её. Она ощущала страх внутри себя, страх за то, что всё услышанное о её некогда маленькой дочке подтвердится, она увидит или найдёт то, что уже не сможет развидеть и её мир в эту секунду рухнет. Выдох был таким глубоким, что высвободил у женщины место для новых сил, пришедших к ней с новым вздохом, и она фурией ворвалась в комнату. Здесь царил идеальный порядок, вещи все сложены, кровать заправлена, ни одного предмета не на своём месте. Этот притворный порядок, которому она уже не верила, ища и предполагая, что гниль, отравляющая их жизни, спрятана где-то совсем рядом. Женщина начала по какому-то мановению рук открывать шкафы, вырывать ящики из ниш, вытряхивать сумки дочери, вываливая вещи на пол, крушить и разбивать всё, что попадалось на пути.

Неконтролируемая злоба управляла ей, словно кукловод марионеткой! Мысли в голове сменялись с предательских, наполненных дикой яростью к дочери, на горестные, с нотами сожаления о разрушенной картинке их семьи, стыд, страх – весь этот сумбур будто руководил её телом, и она испытывала не только душевную, но и физическую боль, ломоту, словно не она крушила всё вокруг, а будто её разрушает собственное тело, бьющееся о предметы кругом. Когда крушить и разбивать вокруг было уже нечего, обессиленная мать, как будто очнувшись от кошмара, осмотрелась. А был лишь сплошной хаос, такой же она сейчас видела и свою жизнь, которую с трепетом всегда хранила. Она опустилась на колени, и злость вылилась в бессилие, плачь и непонимание.

Позже, когда слёз уже не осталось, в раскиданных вещах она нашла пакетик с остатками какого-то вещества, напоминающего траву, вызывающее нижнее бельё, которое раньше она не видела у дочери, рваные колготки в сетку, неполную пачку сигарет и самое ценное – личный дневник дочери. В другой ситуации она не прикоснулась бы к чужим записям, но сейчас она, задыхаясь, приступила к чтению. На полях каждой страницы было написано: «Erich». Блокнот в 120 страниц был исписан почти полностью старательным подчерком дочери. Она описывала их знакомство, его глаза, губы, руки, то, как впервые пошли гулять… она описывала всё – секс, наркотики, даже запах машинного масла в его мастерской, где они часто занимались сексом, был описан крайне аппетитно. Она любила этот запах, от него всегда пахло именно им – машинным маслом и мазутом. Там было описание вещей, которые даже взрослой женщине были непонятны. Дочь описывала любовь со стороны Эриха к ней, но также и жестокость, и насилие, и боль, затем снова любовь.

– Какой ужас! Поддонок! Мразь! – вырывалось то и дело у женщины.

Дочитывать до конца сил не было, материнское сердце разрывалось. Волосы у лица стали влажными, прилипая к мокрым от слёз скулам. Растрёпанная, обессиленная, эмоциональная выгоревшая изнутри, мать опустилась на пол посреди разбитой фарфоровой вазы и раскиданной по всей комнате одежды. Мозг не справлялся с ударом. Она впала в печаль – на ярость и гнев сил больше не осталось, она выдохлась и ощущала лишь боль.

Она позвонила мужу и попросила приехать домой.

На отце Адрианы не было лица. Он не смог сдержать слёз, видя, как страдает любимая жена, и от собственного бессилия, охватившего его при осознании того, как он, богатый, успешный, должностное лицо, уважаемый человек на работе, привыкший всё держать под контролем, проглядел и допустил, что бы в жизни его семьи стряслось такое?! Мужчина впервые за долгое время ощутил неважность, отстранённость от уймы вопросов и проблем, с которыми ему приходилось сталкиваться на работе ежедневно, и погряз в то, чем поделилась с ним супруга. Он недоумевал. Обида, злость на себя за то, как у него под носом, в его собственном доме, мире, который он идеально выстроил, как ему казалось, могло стрястись такое! У него в голове была куча мыслей и домыслов, но он молчал, боясь вступить в диалог с женой и скатиться до обвинений. От возникшего непонимания, невысказанности, неверия, нервозности и молчания в доме повисло напряжение. Ему захотелось остаться наедине со своими мыслями, сбавить градус собственного накала и не свалить всё на жену, и до вечера он провёл время в своём кабинете.

Вечером Адриана робко зашла в дом. Мама накрывала ужин, отец был рядом, за столом. Услышав, что пришла дочь, отец сжал до боли кулаки, лежавшие на столе.

– Привет! – звонко, улыбаясь, произнесла Адриана, проходя мимо кухни и направляясь к лестнице.

Отец, услышав такой родной, нежный голос дочери, разжал кулаки. В душе у него содрогнулась каждая струна, пройдя словно током от кончиков волос до пят и обратно пробежав холодком, покрыв всё тепло рябью… его девочка, его любимая малышка… как она могла поступить так со всем тем, что он делал для неё?

– Адриана, подойди, пожалуйста, к нам. – Строго произнесла мать.

Адриана впервые слышала в голосе мамы такую интонацию, беспрекословно она подошла.

Мама встретила её на пороге тяжёлым взглядом, отец так же поднял глаза и уставился на дочь. В воздухе повисло молчание, они пристально, не сговариваясь, смотрели на неё, будто желая заглянуть ей внутрь, сквозь неё. Они хотели понять: почему? Почему?! И не находили ответа…

– Адриана, где ты была? – строго произнёс отец.

– В школе, папа, – уверенно ответила она.

Отец растерялся. Его, его Адриана вот так вот уверенно, не моргнув и глазом, не станет обманывать своего папу.

Мать подошла к Адриане и схватила за школьный пиджак:

– Отвечай нам правду, Адриана! – прокричала она.

Адриана сменилась в лице, такой родители ещё её не видели. Пропала её привычное детское милое выражение, уголки губ опустились, в глазах не было ни растерянности, ни вины, ни стыда. Ничего. Она, наоборот, остервенела. Мама не ослабляла хватку. А вот отец не верил своим глазам. Что происходит с его малышкой? Разве это она?.. Нет, это не может быть она… его дочь не такая… Мать тряханула Адриану ещё раз:

– Где ты была?

Адриана вырвалась из её руки и с неимоверной скоростью направилась к двери дома, она успела выбежать до того, как отец встал из-за стола, хотя его реакции тоже была мгновенной.

Мать выбежала следом, но Адриана скрылась среди домов. К дверям подошёл отец. Плечи жены вздрагивали. Он спокойно произнёс: «Милая, зайди в дом». Жена замерла на секунду, но он видел – истерика накрывала её. «Милая?» – вопросительно, с претензией произнёс он. Разведя руки, она обернулась и посмотрела на мужа.

– Зайди в дом! – уверенно, так же спокойно настоял он.

– Но…

Он оборвал её возмущённое возражение не своим голосом:

– Я сказал – зайди в дом, сейчас же! – решительно, приказывая, сказал он.

Она резко перестала реветь и послушно, будто солдат, вошла, закрыв за собой дверь.

– Она не будет себя так с нами вести, и мы не побежим за ней, потакая её капризам. Хватит, доигрались уже. Мы воспитали себе врага, – уверенно сказал он.

Жена едва заметно мотнула головой, как делает человек, который не расслышал сказанное. Ещё бы, в его словах сквозила жестокость по отношению к дочери, которую раньше она не слышала.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Узнаешь.

Он подошёл к бару и быстро, отрывистыми движениями закатал себе рукава рубашки, открыл бар, налил в стакан бренди и залпом опустошил. Жена как окаменевшая стояла и молча наблюдала за ним. Не отрывала глаз от бокала из бара, предназначенного только для гостей, и непьющего мужа. Тот спокойно поставил бокал на стол, погладил приятно холодную полированную поверхность широкой ладонью.

– Дорогая, поднимись, пожалуйста, к Адриане в комнату и прибери там всё, выкинь все осколки и сложи все вещи, а её личный дневник, нижнее бельё и пакетик с травкой сложи в пакет и принеси в мой кабинет, – он произнёс это спокойно, подходя к ней. Тёплой рукой он провёл по её щеке и нежно проговорил: – Пожалуйста, не плачь больше, всё будет хорошо. Ты меня поняла? – на вопросе он убедительно прибавил интонацию в сторону утверждения. Жена медленно кивнула. И он направился к лестнице.

Пользоваться своим положением было не в его правилах, да и не было необходимости, он добивался всего умом и не прибегал к хитрости, хотя это была и редкость в политике, но ему удавалось, и в этом заключался его успех. Сегодня он решил сделать исключение из правил.

Вскоре жена, постучавшись, вошла в кабинет и кротко положила то, что он просил, на стол.

– Милая, отправляйся в постель, я останусь тут, нужно поработать.

Она молча вышла из кабинета.

Когда за женой закрылась дверь, он поднял трубку телефона и набрал номер из своей записной книжки, лежавшей на столе. Звонок был адресован местному прокурору, давнему приятелю семьи, естественно, с просьбой сохранения всей ситуации в полной конфиденциальности.

Утром следующего дня участковому и двоим его помощникам удалось поймать Эриха Вебера по имени и месту подработки, указанными отцом Адрианы и вычитанными им же в дневнике дочери. Они задержали его на месте работы, под предлогом подозрения в сбыте наркотиков. При обыске в его бардачке был найден пакетик марихуаны, употребление которой запрещалось вне кофешопов. Там же вместе с Вебером была найдена Адриана. По договорённости Вебер с Адрианой были доставлены к прокурору. Возле кабинета Адриана заметила отца с матерью. Когда их подвели ближе, Адриана позвала отца.

– Адриана, будь хорошей девочкой, посиди здесь с мамой, – мягко сказал отец.

– Папочка, я тебя умоляю, помоги Эриху, я люблю его, он ни в чём не виноват! – заплаканная, вся в слезах, умоляюще простонала она.

Отец взглянул на дочь и прошёл мимо, зашёл в кабинет прокурора вслед за Вебером.

Адриана опустилась рядом с матерью на стул и, плача взахлёб, склонила голову ей на плечо. Мать смягчилась.

Прошло 40 минут. Адриана плакала то в голос, то тише, чуть унявшись, лишь дёргаясь в редкой судороге, и, словно опять поймав себя на страшной мысли об их с Эрихом будущем, а может, и наоборот, вспомнив какой-то счастливый их совместный момент, переходила навзрыд. Мать держала её за руку и никак не могла согреть своей ладонью. Рука Адрианы была ледяной, а от всего тела передавалась лёгкая дрожь.

Дверь открылась, и из неё вышел отец.

– А где Эрих? Пап, где Эрих? – обеспокоенно спрашивала Адриана, всколыхнувшись и подняв склонённою голову с плеча матери.

– Пойдём! – отрезал отец и, окинув взглядом дочь с супругой, прошёл мимо, ожидая, что они пойдут следом. Губы мужчины были сжаты, скулы напряжены, брови сведены, прорисовывая межбровный залом.

– Я без него никуда не пойду! – расходилась всё громче Адриана. Увидев решительность отца, она направилась к двери, за которой находился Вебер, и стала кричать, зовя его: «Эрих, Эрих, Эрих!»

Отец подскочил к ней и больно схватил за руку.

– Ты что творишь, дрянь! Хочешь вместе со своим дружком в тюрьму? За употребление и сбыт наркотиков, Адриана, хочешь? – он дёргал её за руку то в сторону двери, то в другую сторону. – Или всё же пойдём домой, а? – потерявший самообладание, с издёвкой говорил отец.

– Я никуда с вами не пойду, ясно? Я буду здесь ждать его! Мы ничего плохого не сделали! – уверенно прокричала Адриана, задрав высоко нос и оглядев ошарашенных родителей.

От её криков люди начали оборачиваться и смотреть в их сторону. Мужчина растерялся, взглянув на жену и прочитав в её глазах позор и отчаяние, он одним движением пихнул Адриану в сторону колонн, обрамляющих длинный коридор муниципального здания, и, прижав её за колонной, процедил:

– Ты свою жизнь начала рушить, разрушила жизнь этого парня! – отец указал пальцем на дверь, – а теперь хочешь разрушить и наши жизни с матерью? Анна, послушай, – металлическим голосом проговорил он, – если мы сейчас уйдём, его отпустят через несколько часов, но если ты будешь здесь продолжать кричать, то я схожу ещё раз в тот кабинет и его посадят за твоё совращение и наркоту, ты поняла меня? – он угрожающе посмотрел на неё.

Адриана вжалась в колонну, от её уверенности не осталось и следа, было видно, как она испугалась, из её глаз потекли слёзы.

– Оставь её, – раздражённо произнесла мать, подойдя к ним близко. – Дай нам минуту, мы переговорим, – попросила она.

Мужчина наткнулся на уставший взгляд жены, и на его лице взбугрились мускулы. Адриана смотрела на папу, и её вражда спала, она никогда не видела его в гневе, которым он сейчас пылал. Было видно, как слова рвутся наружу, но он пожалел изнеможённую супругу и отошёл.

Мама взяла плачущую Адриану тёплыми руками за лицо.

– Адриана, услышь меня, если ты сейчас не сделаешь то, о чём говорит папа, он не остановится. Будет только хуже, сделай шаг навстречу, уступи ему, – женщина говорила спокойным голосом, желая усмирить дочь, завоевать доверие напуганной Адрианы.

Адриана смотрела на мать, как на последнюю надежду, вслушиваясь в каждое слово. Их глаза были совсем близко, носы почти касались друг друга. Мать почувствовала, как дочь становится мягче, как цепляется за её поддержку.

– Успокойся Адриана, не плачь, пойдём домой! – не упуская возможность, спокойно, завершая спор, произнесла мама.

– Мам, хорошо, но ты должна знать, я не хочу без него жить. Мам, я беременна, – совсем тихо произнесла Адриана.

От слов дочери у женщины потемнело в глазах, внутри стрелой проскочил жар по телу, она пошатнулась, но через мгновенье взяла себя в руки и посмотрела вдаль – муж был далеко. Она выдохнула. Похоже, он этого не слышал.

– Адриана, только не говори этого папе, – мать перешла на шёпот.

Семь дней Адриану не выпускали из дома и не давали пользоваться телефоном. Она почти не ела. Не проявляла явной агрессии, находилась всегда в своей комнате, часто лежала на кровати и плакала. Одним вечером Адриана впервые подошла к маме за всё это время, когда папы не было рядом, и спросила мягким голосом:

– Мам, когда придёт Эрих?

Мама в ответ такой же спокойной, но уверенной интонацией ответила:

– Никогда, Анна. Он не придёт сюда никогда!

Адриана переменилась в лице:

– В смысле – никогда?! Я жду его здесь, когда его отпустят, как понять «никогда», мам? – с претензией, намного громче сказала она.

– Лучше не кричи, Адриана, иначе… – она не успела закончить фразу, как дочь её оборвала:

– Иначе что? Что вы мне сделаете? – ещё громче прокричала она.

– Адриана…

В комнату вошёл отец:

– Что здесь происходит, Адриана? – громко спросил он.

– Пап, мама сказала, что Эрих никогда не придёт к нам, – показывая рукой в сторону мамы, смело произнесла она, – но он не может не прийти, пап, у нас будет ребёнок. Я беременна, и мама об этом знала! – выпалила она.

Мать Адрианы впала в ужас, она поймала презирающий взгляд мужа на себе, но удивилась его реакции. Он невозмутимо посмотрел на Адриану и сказал:

– Я знаю, Анна, я не хотел тебе причинять боль и говорить тебе сам об этом, поэтому мама была неправа, когда говорила, что Эрих не придёт к нам. Он придёт завтра, – сказав это неожиданно для всех, он поспешил к себе в кабинет.

Анна стояла с воодушевлённым видом.

– Анна, иди к себе в комнату! – резко отрезала мама и направилась за отцом.

– Как ты могла мне не сказать об этом? Ты с ума сошла, совсем чокнулась? – крича, но шёпотом, злился тот.

– Дорогой, прости, – плача, стараясь говорить как можно тише, ответила она. – Я не знаю, что делать!

Он смягчился, они обнялись, буквально вцепившись друг в друга, и стояли так очень долго. А Адриана впервые за эти дни легла спать, перестав рыдать. У неё появилась надежда.

Эрих Вебер оказался редкостным трусом. Один лишь вызов к прокурору заставил его отказаться от Адрианы, которая и действительно оказалась беременной, что подтвердилось после похода к врачу. Их разговор был в присутствии отца Адрианы, диалог был сухим и коротким. Адриана, не боясь папы, умоляла Эриха одуматься, не бросать её, он же, напротив, твердил лишь, что насытился ей и что никогда не любил, и ребёнок ему никакой не нужен. Она пропускала всё мимо ушей. Отец не подавал виду, но в душе у него всё переворачивалось. Ему было жаль дочь, и он знал, что вся эта история причинит ей много боли, и их всех ждут ещё серьёзные последствия.

Папа, как всегда, был прав. За следующий год Адриана пережила интоксикацию организма, после того как пыталась покончить с собой. Она выпила 13 таблеток снотворного, «13» было любимым числом Эриха. Потом был аборт на сроке восьми недель. Анорексия из-за полного отказа от еды. Она пыталась броситься под машину, когда узнала от знакомых, что у Эриха появилась новая девушка. И окончательным её способом свести счёты с жизнью оказалось вскрытие вен. Последний способ дался ей тяжелее всего, она порезала обе руки, нанеся себе глубочайшие раны мамиными портными ножницами. Мама застала её в ванной комнате без сознания, врачи еле привели её в чувства, и на этот раз деньги и авторитет семьи Адрианы помогли только в том, чтобы не придавать историю огласке, а вот уберечь Адриану от психиатрической больницы даже ползанья горделивой матери на коленях перед врачами не помогли. Адриану забрали в больницу.