Читать книгу Взгляд из-подо льда - Наталия Михайловна Коротаева - Страница 8

В семнадцать лет он впервые обратил внимание на девочку. Он увидел её в приёмном отделении, когда помогал старшей медсестре относить постиранные простыни из прачечной. Молодой человек задержал на ней взгляд, заметив огромные голубые глаза, выглядывающие из-под пледа, которым она была укрыта вместе с головой и ногами, поджатыми к себе, сидя на стуле. Рядом стояла женщина в полицейской форме. Кабинет лечащего врача открылся, и оттуда вышли врач и другой полицейский, который произнёс: «Адриана, подойди». Девочка нехотя встала. Она оказалась довольно высокой и стройной, ей было лет шестнадцать на вид, приталенная кофта обтягивала её уже сформировавшуюся грудь, но больше внимание молодого человека привлекли её руки. Оба запястья были перебинтованы, но даже сквозь марлю просочилась кровь.

Он не мог дольше задерживаться, его подгоняла медсестра.

Ночью он не спал, в его комнате было очень душно, ему то становилось жарко под одеялом, то холодно без него. Ему надоело маяться, он встал, вышел из комнаты и направился к покоям медсестры. На посту никого не было, кругом царила тишина. Он взял со стола, стоявшего у поста сестры, пластиковый стакан, из тех, которые там уже стояли, наполненные водой. И пошёл дальше. Пройдя весь этаж, он подошёл к лестничной площадке, находящейся между вторым и четвёртым этажами. На площадке стоял стол, этот пост занимала сестра Зоя – русская женщина, хорошо знающая немецкий, чья семья эмигрировала в Германию ещё в 60-ых годах. Она спала за столом, положив голову на руки, сложенные друг на друга. Он хотел проскользнуть, но у Зои был чуткий сон.

– Что, опять бессонница? – тихо, сонным голосом спросила она.

– Да. Очень душно, хочу пройтись немного и сразу же вернуться, может, удастся заснуть, – с надеждой в голосе ответил парень, добродушно улыбнувшись.

– Хорошо, иди, только тихо, – наказала ему Зоя.

Молодой человек прошёл вниз, потом спустился ещё на один этаж. И на первом этаже оказался около железной решётки, которая перекрывала проход в отделение пациентов с острыми психозами. Он посмотрел на длинный коридор, стояла абсолютная тишина, дверей в проёмах палат не было. Вдалеке виднелся свет лампы на столе медбрата. В этом отделении работали только мужчины, с буйными пациентами нужно много силы, о чём было известно не понаслышке. Он вспомнил девушку, которую видел днём в приёмном отделении. Она должна находиться в одной из этих палат.

– Адриана, – шепнул он, и только стены видели, как в ту минуту от улыбки сверкнули в свете лампы, светившей вдалеке, его зубы.

Адриана находилась в отделении с решётками на окнах и мягкими стенами около двух месяцев. Но даже находясь в таких условиях, она давала всем знать о себе. Из-за приёма активных препаратов ей периодически виделись галлюцинации. Голоса, звенящие в голове эхом, плывущие стены, собственное тело, которым ты не управляешь и можешь просто застыть на месте, желая идти, но у тебя не получается, ноги слишком тяжёлые. Происходящие с её сознанием и телом метаморфозы пугали, и у неё случались частые истерики, она кричала днём, но это быстро удавалось купировать. Ночью дела обстояли намного хуже. То не хватало дежурных, чтобы просто её поймать, удержать, то ещё случалось что-то. Она зачастую будила своими криками других больных.

Наступил момент, когда главный врач разрешил выводить Адриану на прогулки, сначала постепенно, под присмотром, ограничивая по времени, увеличивая его с каждым днём, давая привыкнуть к местному социуму. Однажды Адриану под руки вывели впервые за долгое время нахождения её в клинике на уличную прогулку два санитара. Со стороны Адриана выглядела очень жалостливо. Она шла медленно, санитары слегка подтягивали её за собой. Она жмурила глаза, спасаясь от апрельского яркого солнца. Одета она была не лучшим образом, сверху наброшена длинная кофта. По размеру явно не принадлежавшая ей. Она щурилась, рассеянный взгляд, вид потерянного во времени человека, плечи округлены и сведены, пальцы рук смотрели в разные стороны, её держали под руки, но она словно не ощущала эту поддержку, а искала пальцами, за что бы ей ухватиться. Ноги ставила тихонько, неуверенно, одну за одной, слегка ступая, ища опору. Её знобило, но при этом с неё тёк пот. Она была обколота транквилизаторами.

Другие пациенты, находящиеся на прогулке в этот момент, стояли и с ужасом смотрели на то, что происходило. Молодой человек, увидевший её однажды в приёмной отделении, был среди них. Состояние, в котором он застал Адриану, повергло его в шок, ему хотелось разогнать зевак, оттолкнуть от неё вцепившихся санитаров и просто обнять, унести в тихое, спокойное место, где никто не притронется к ней. Он желал помочь, поддержать её, но никак не мог, от чего его накрыла злость, пальцы сжались в кулаки. Он резко развернулся и пошёл прочь, в глубину парка. Ему было необходимо остановить нарастающий приступ! Он не мог себя выдать! Нельзя!

За время нахождения в клинике он пережил много собственных внутренних перестроек, он создал целый огромный мир внутри из алгоритмов, заученных ответов, фраз. Всё это было просто необходимо, чтобы выжить в месте, где ты находишься под тщательным контролем, и малейшая оплошность может привести к тому, что тебя просто уничтожат, сотрут память, изничтожат чувствительность к инстинктам, в конце превратят в обмякший кусок плоти, и тогда тебе уже никогда не стать прежним и не выбраться отсюда. А проявление гнева и агрессии – это первое, на что здесь обращают внимание люди в белых халатах. И просто замечанием не обойтись, тебя берут на контроль, и ты уже будто где-то одной ногой за чертой.

Когда его одолевала злость и ему максимально быстро нужно было прийти в себя, так как в клинике ты не бываешь один, рядом всегда кто-то находится, он начинал в голове проговаривать стихотворение, которое когда-то учил с мамой, и «проходить шаги»: каждый шаг равнялся одной строке, он зацикливал внимание на этом, чтобы отхаживать каждую строчку, держать ритм, он повторял четверостишие снова и снова, пока к нему не возвращалось спокойствие. Ощущение вновь приобретённого спокойствия ознаменовывалось тем, что он слышал только свой шаг в шуме других звуков вокруг. Он умел его услышать, даже когда шёл по песку. Это ощущение спокойствия, «слышать свой шаг», шло изнутри.

Ringel, Rangel, Rose,

Butter in die Dose,

Schmalz in die

Kasten, ab morgen

Woll’’n wir fasten,

Übermorgen Nikolaus und du bis raus!

Рингел, Рангел, Роза,

Масло в олове, сало в коробке,

С завтрашнего дня мы хотим поститься,

Послезавтра, Николай, и вы!

Первое время Адриана пыталась привыкнуть к новым условиям, в которых ей приходилось жить, но у неё это плохо получалось. В больнице каждый день действуют очень жестокие законы, и каждый пациент сам выбирает, подчиняться им или нет. Адриана не видела перед собой выбор, после пережитого ею до попадания в больницу. Ей терять нечего, она свободолюбива и склонна каждый день к риску, неподчинению правилам и невыполнению того, чего от неё ждут. Она была по сути бунтарём, и проявлялось её бунтарство во всём. Она не умела держать себя в руках и контролировать эмоции. Во всём доходила до крайностей. От восторга её звонкий смех переходил в крик, превращающийся в истерию. В агрессии всё её нутро рвалось наружу, ей хотелось что-то сломать, кого-то ударить. Если она пребывала в спокойствии, то её умиротворение походило больше на отсутствие жизни, на полное равнодушие ко всему. С ней было сложно. Было непонятно, делала она это специально в качестве протеста или у неё действительно в голове были не все дома. Она отказывалась общаться с другими пациентами клиники, была груба, вырывалась из рук санитаров, выводящих её. На прогулке садилась на землю, брала песок и сыпала на себя, пытаясь будто закопаться в нём. Подходила к спокойным пациентам, стоявшим группами человек по пять-шесть и разговаривавшим, и начинала хохотать, громко перебивая каждого и заглядывая в лица. Это наводило определённые беспорядки. Психи легко провоцируемы, истерия одного цепной реакцией передаётся другому, так и начинался хаос. Адриану несколько раз «выключали» нейролептиками прямо на улице, на глазах других, чтобы исключить уподобления её поведению, и полусонную уводили в палату. Но порой её забирали с прогулки и приводили в чувства в её одиночной палате. А это было намного жёстче. Каждому пациенту клиники знакомо словосочетание «электрошоковая терапия». Кому-то только по рассказам, а кому-то – не понаслышке. Так и приводили Адриану в чувства первое время её бесовщины. Ограничились несколькими сеансами. Судя по изменившемуся поведению Адрианы, ей данный метод лечения не пришёлся по душе, она стала значительно спокойнее.

Она была единственным светом в его жизни. При её появлении рядом он её чувствовал, ощущал, как будто от неё исходила энергия, которая пронизывала его всего, и он начинал сиять. Она заставляла его думать о хорошем, сидя у окна и лёжа на кровати. Он мечтал о ней. Прогуливался по саду, и на его лице играла настоящая, добрая улыбка. Он вспоминал, как увидел её впервые. Она была как испуганный, замерший птенец с напуганными глазами, укутанная в плед. Он много думал об этом пледе. Это так ничтожно – укутывать именно её, именно такую, как она, этим дурацким пледом, который никогда никому и не принадлежал, а был грязной приютской тряпкой. «Всё это не для неё», – крутилось у него в голове. И он знал, что однажды унесёт её, спрячет ото всех, положит в самую чистую, мягкую кровать, будет расчёсывать её волосы, читать стихи, а взамен лишь очень тихо, не издавая ни звука, уткнётся в её волосы лицом и будет вдыхать аромат. Её кожа нежная, будто вечерняя волна, слегка касающаяся ног сидячего на берегу, запах роз, болгарских роз, упавших охапкой в океан. В таком случае морской свежий воздух разбавлял бы аромат душистых роз, наполняя лёгкие и, нет, не душа ароматом, а наоборот, задыхаясь нехваткой, желанием вдыхать снова и снова, забывая выдыхать, пока в лёгких совсем не останется места до полного головокружения.

У него не было возможности говорить с ней, прикасаться к ней. Но он питал себя любовью к ней, мечтая и представляя, как однажды они встретятся.

***

Выдался тёплый августовский денёк, солнце очень медленно и как-то особенно неторопливо взбиралось ввысь по ясному небу. К полудню, перед обедом, пациентов вывели на прогулку. По лестнице, не держась даже за поручни, спускалась Адриана. На её лице слегка заметно виднелся румянец, длинные блестящие волосы лежали за плечами и мягко двигались на лопатках, а несколько передних прядей были заколоты, но даже так самые тонкие волосы были у лица, они не причиняли ей дискомфорта и не щекотали её, а колыхались тёплым ветром. Она была уже опрятно одета, в глазах отсутствовала прежняя чертовщинка. Весь её образ, снисходительный взгляд и мягкие движения руками походили на то, будто снизошёл ангел.

Своим появлением она привлекла взгляды прогуливающихся по двору больницы пациентов и санитаров. На неё смотрел и её тайный воздыхатель. Ему хотелось взять её за руку и отвести в храм! Встать вместе с ней на клирос и петь хор ангелов, воспевающих славу Божию. До чего она была прекрасна…

Она спустилась со ступеней, огляделась по сторонам и направилась в его сторону. Молодой человек впервые почувствовал внутренний подъём, какая-то щекочущая волна прошлась по низу живота, заставив его слегка сгорбиться. Адриана прошла мимо, и лишь ветер, устремляющийся за ней и ударивший ему в лицо, привёл молодого человека в чувства. Он огляделся. Рядом с ними никого не было. Он последовал за ней. Он шёл, крадясь, пока не понял, куда она направляется. Адриана шла в зелёный сад. Больницу с обеих сторон окружали дворы. С парадной стороны находились распашные высокие ажурные ворота в готическом стиле с гербом клиники в виде мифической птицы Симпати. Они вели на небольшой двор перед клиникой по широкой вымощенной дороге. Также этот двор имел пешеходные тропинки. С боков находились церковь и школа. Отдельным небольшим зданием располагалась хозяйственная часть. Задний двор не соединялся с передним, был отделён высокими решётчатыми воротами с прутьями различного диаметра и вычурными завитками, покрытыми от старости мхом. На задний двор можно было зайти только через одну дверь больницы, ведущую во двор. Эта территория предназначалась только для больных. Она была большой, при выходе из больницы во двор находились столики с кушетками для сиденья, тропинки вели в зелёный сад, высаженный ещё первым держателем клиники в год образования. Сам сад далеко расстилался вглубь. Но для безопасности и дабы не терять больных из виду сотрудники отрезали и оградили его железной сеткой, за которую проходить запрещалось. В саду была хорошая почва, поэтому и наполняемость деревьями, источающими свежий приятный аромат, радовала глаз.

Нагнав Адриану, молодой человек окликнул её. Она, чуть не подпрыгнув на месте, повернулась к нему.

– Откуда ты знаешь моё имя? – подозрительно спросила она. Её взгляд посуровел, в нём проступила внутренняя насторожённость, а тело приняло оборонительную позу.

– Я слышал его, когда тебя привезли сюда. Ты не заметила меня, но я тогда тоже был в приёмном отделении.

– Мы одновременно попали сюда? – безэмоционально спросила она.

– Нет, я здесь давно. А тогда просто оказался там поблизости, помогал медсестре.

– Давно? Да ты, выходит, настоящий псих, – вздёрнув брови, улыбаясь с издёвкой, сказала Адриана.

Жар обдал щёки парня, и в этот раз совсем не от смущения, а от ярости. Обычно издёвки давались ему легко, но в этот раз он внутри затормозил, будто организм остановил всю работу. И Адриана, будто почувствовав это, ещё более дерзко бросила:

– Хм, тебе даже нечего на это ответить, псих, – и направилась дальше вглубь сада лёгкой походкой.

Парень, доведённый до предела, развернувшись, пошёл обратно во двор, ступая жёстко на стопы и повторяя про себя: «Рингель, Рангель, Роза….». И тут в его голове будто загорелась лампочка. И он побежал догонять Адриану. Увидев её вдалеке, он свернул с тропинки направо в чащу деревьев и пошёл за ней, но уже пробираясь сквозь хвойные ветви, листья папоротника и скрываясь из виду за стволами. Шорох в чаще насторожил Адриану, и она огляделась. Всмотревшись в окружающие зелёные массивы, она продолжила идти, но уже не так быстро. Молодому человеку пришлось спуститься на колени, чтобы его не было видно из-за куста можжевельника. Нащупав на земле небольшой камень, он бросил его в ноги Адриане. Она оцепенела.

– Кто здесь? – не слишком громко, не до конца уверенным голосом проговорила она в пустоту.

Тишина. Она очень медленно стала поворачиваться вдоль своей оси, слегка прищурив глаза, будто желая видеть лучше. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, она не знала, но сзади неё уже стоял статуей он. Он приблизился к ней одним широким шагом. Адриана собиралась взвизгнуть, но парень зажал правой рукой ей рот. Они вместе дышали очень быстро и глубоко. Она – потому что была дико напугана, а он – от удовольствия, которое принесла ему удавшаяся охота на дикую лань. Он приблизил губы к уху Адрианы и произнёс:

– Что же ты пошла сюда одна, Адриана, если поблизости одни сплошные психи?

***